Черный воздух. Лучшие рассказы - Робинсон Ким Стэнли

Вздох Солли наполнил непроглядно-черную тьму, воплотив в себе общее недоумение.

– Значит, он для здоровья вреден? Опасен?

– Конечно, опасен: ведь высвободившиеся позитроны пронизывают тела вроде наших насквозь. Как правило, они там, внутри ничего не задевают, потому что мы для них практически призраки – в основном кровь, то есть почти как свет. Оттого, кстати, мы и видим друг друга так хорошо. Но иногда одна из бета-частиц по пути задевает что-нибудь мелкое, и тут уж – как повезет. Может, обойдется, а может, на месте умрешь. В итоге, разумеется, излучение всех нас прикончит.

Во сне Оливеру привиделись токи света вроде ярких лучей фонарей надсмотрщиков, только гораздо мощнее, пронзающие тело насквозь. Рабочие смены тянулись своим чередом. С ломотой во всем теле просыпались шахтеры на теплом базальте, с ломотой во всем теле завершали долгий нелегкий труд. Все голодали, то и дело травмировались, а еще никто не мог сказать, давно ли он здесь. Никто не мог сказать даже, сколько ему лет. Порой они вовсе не видели света, кроме света лазерных буров и кухонных плит. Порой в загон являлись надсмотрщики, до боли слепили глаза лучами фонарей, орали, били, доискивались, куда пропадают коровы, баллоны с воздухом и кислородом, еще какие-то припасы… Оливер во все это не вникал. Его интересовала только сферическая геометрия. Он знал, где находится, отчетливо это видел. Трехмерная карта, сложившаяся в голове, пополнялась каждую смену. Но все остальное меркло, уходило на задний план…

– Значит, это самое мощное вещество в мире, – сказал Солли. – Но мы-то при чем? Нас-то сюда за что?

– А ты не знаешь? – усмехнулся Джейкоб.

– Нам память стерли, не забыл? Все это – тоже с концами.

Однако от Джейкоба шахтеры узнали, что там, снаружи: купола дворцов на лунной поверхности, сказочная роскошь Земли… признаться, когда он про это рассказывал, многие из земных воспоминаний вернулись, ожили, и все делились ими взахлеб, радуясь нежданному всплеску. «Такой глубокой памяти, не погубив человека, до конца не сотрешь, – объяснил Джейкоб. – Вот она в какой-то мере и восторжествовала».

Восторжествовала… но многое осталось выжженным навсегда.

– Помню, помню, а как же, – со вздохом ответил Джейкоб. – Только думал, что… а, ладно. Мы здесь по разным причинам. Одни – за преступления. Другие – за недовольство.

– Вроде Эстер!

Все рассмеялись.

– Ага, по-моему, это и привело ее сюда. Но многим из нас попросту не повезло. Под руку подвернулись. Не те политические убеждения, не тот цвет кожи – да что угодно. Хоть выражение лица.

– Да, это наверняка про меня, – вставил Солли, здорово развеселив остальных. – А что? Морда мне смешная досталась, сам знаю! Чувствую!

Джейкоб надолго умолк.

– Ну, а тебя-то за что? – спросил Оливер.

Снова молчание. Грохот далекого взрыва, будто приглушенный гром.

– Хотелось бы знать… но в этом я с вами на равных. Ареста не помню совсем. Должно быть, по голове мне от души приложили. До сотрясения мозга. Надо думать, сказал что-то против этих вот рудников. А кто не надо – услышали.

– Не свезло.

– Не свезло, это точно.

Смена за сменой, смена за сменой… Соорудив из пары камней, куска запального шнура и нескольких блоков часы, Оливер вскоре смог убедиться в справедливости собственных подозрений: продолжительность рабочих смен со временем увеличивалась. Все трудней и трудней становилось отработать очередную смену до гудка, все трудней и трудней становилось во время отдыха урвать толику времени для еды и занятий геометрией. Надсмотрщики появлялись после каждой смены, врывались в загон с фонарями, с пинками, с криками и уходили, окутанные вихрем остаточных зрительных образов и боли. Как-то раз Солли отправился на смену, ругая их себе под нос, и не вернулся. Исчез без следа. За это надсмотрщики снова избили оставшихся, и Оливер зло закричал:

– Мы ни при чем! Там, в штольнях, какая-то тварь, я сам видел! Она нас и убивает!

В следующую же смену его рудная жилка расширилась, расцвела так, что камня вокруг «синьки» не видно. Огромная линза… Придется надсмотрщикам сообщить, а часы разобрать: теперь ему предстоит работать в бригаде. Возвращаясь назад, Оливер снова услышал за спиной негромкие шаркающие шаги. На сей раз шаги застали его у входа в последний туннель, невдалеке от загонов. Обернувшись, он открыл третий глаз, уставился в темноту. Где же там эта тварь? Что собой представляет?

Воздух в лицо, сопение, шаги по шпалам… Вдали, за узеньким клином воздуха, вспыхнул луч света – длинный, узкий конус, белый, как тальк. Сверкнула сталь рельсов, отполированная колесами. Зрачки Оливера сжались, точно рожки улитки, но, как он ни вглядывался в темноту, разглядеть преследователя не удавалось. И вдруг… вот! Пара крохотных алых точек. Отражение далекого света в сетчатке глаз. Моргает…

Сорвавшись с места, Оливер бросился бежать и в считаные секунды добрался до пропускного пункта. Ослепив фонарем, его, запыхавшегося, прогнали сквозь рамку и пропустили в загон.

После еды Оливер улегся на пол загона и, неуемно дрожа, рассказал обо всем Джейкобу.

– Страшно мне, Джейкоб. Солли, Эстер, Фримэн, немой Элиа, Наоми – все, все пропали. Все, кого я тут знал. Только мы вдвоем и остались. А они…

– Обрели наконец-то свободу, – коротко подытожил Джейкоб. – А мы займемся сегодняшними задачами.

– Плевать на задачи!

– Нельзя, Оливер, нельзя. Бросишь занятия – считай, все пропало. «Синьку», разум Луны, варварски выдирают из ее тела, и Луна это сознает. Разберемся, что говорят очертания нервной сети, – Луна и об этом узнает, а тогда мы наверняка останемся живы.

– Да, как же! Отыщет нас эта тварь – и конец!

– Не обязательно. Да и не поделать нам с этим ничего. Давай-давай, встряхнись, и за уроки. Надо!

Снова работа над уравнениями в кромешной тьме… Однако мысли их витали где-то вдали, а потому дело двигалось медленно, и наконец оба уснули посреди очередной задачи, уткнувшись носами в пол.

Смена за сменой, смена за сменой… Оливера угораздило потянуть спину, и расчистка найденной линзы оказалась сущим мучением. После того, как всю руду вынули, на месте линзы осталась полость вроде яичной скорлупы изнутри – где изжелта-белой, где черной, удивительно гладкой, испещренной синими пятнышками монацитовых жил, уходящих в толщу базальта. От края к краю «яйца» перебросили мостки, в камне боковых стен вырубили площадки, от площадок проложили пологие подъездные пути к новым вкраплениям «синьки», и дальше шахтеры опять двинулись поодиночке – по человеку и роботу на каждую жилу. По гудку Оливер торопился добраться до «яйца» одновременно со всеми, чтобы проделать остаток пути к загонам в толпе. И все бы хорошо, но вот однажды, к концу очередной смены, подъем оказался сплошь завален кусками руды, а времени на погрузку всего этого в вагонетку ушло немало.

Теперь придется идти по мосткам одному и в одиночку проделать весь путь к загонам. Давно пора было загоны поближе к выработкам перенести! Конечно, ни Оливеру, ни другим шахтерам лишней возни не хотелось, но…

На середине мостков спереди донесся негромкий шум. «Скрип, скри-и-и-ип-п…» Остановившись как вкопанный, Оливер что было сил вцепился в перила. До потолка здесь не дотянуться. Превозмогая боль в протестующей спине, он перекинул через перила ногу. Повиснет под мостками снизу, и…

Но как только он вскарабкался на перила, в него вцепилось множество рук. Закричать Оливер не успел: разинутый рот наполнился сырой глиной. «Синькой». Сильные, холодные пальцы не позволили даже повернуть головы, и новая порция глины заполнила уши, враз заглушив испуганное носовое мычание. Прометий… похоже, это конец. Старания вырваться завершились лишь жуткой болью в спине. Захлестнув веревкой лодыжки, туго притянув руки к телу, Оливера перевернули, точно бревно, и куда-то поволокли. Вскоре в ноздрях его тоже оказалось по комку глины, и сознание угасло, подернулось мраком в самом разгаре судорожной попытки сопротивления.