Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский

Хотя лишь часть «пленных» оставалась в живых и попадала в тюрьмы и концлагеря, за решеткой и колючей проволокой оказалось около 90 тыс. рабочих и деревенских бедняков, в том числе тысячи женщин. Тюрьмы были забиты до того, что негде было лечь. Помещали всех вместе без различия пола и возраста. Не щадили даже беременных; некоторым из них пришлось рожать в переполненной тюремной камере; о врачебной помощи, разумеется, не было и речи. Заключенные страдали не только от голода, холода, грязи, паразитов, но и от жажды, хотя в Финляндии нет места, где поблизости не было бы озера или реки. Все это подкашивало силы заключенных. «Хувудстадсбладет» признавала 4 августа 1918 г., что «большие группы заключенных умерли от слабости или болезней», но оправдывала это следующими соображениями: ведь «размещение и обеспечение продовольствием примерно 90 тыс. заключенных... представляло столь большие трудности, что их нельзя было бы преодолеть даже при самых лучших организаторских способностях». «Не виновато же наше общество, что число этих красных так необычайно велико!» — восклицала в заключение газета. Истязания и болезни увеличивали смертность. В Экенесе (Таммисаари) из 8 тыс. заключенных за семь недель умерло 1038 человек, из них 773 от голода. В Свеаборге из 6 — 7 тыс. заключенных к августу 1918 г. умерла треть. Избитых и безнадежно истощенных людей иногда незадолго до агонии освобождали, чтобы умирающий сам убрался с территории лагеря и освободил тюремщиков от заботы о его погребении.

Для рассмотрения «дел» астрономического количества заключенных было создано 140 трибуналов. Им была разослана директива о том, что красные должны рассматриваться как орудия русского правительства и русских военных властей в Финляндии, поэтому рядовые красногвардейцы должны привлекаться к строгому наказанию за государственную измену. Таким образом, всякий рабочий или торппарь, поднявшийся на борьбу за лучшую жизнь, считался агентом иностранной державы, изменником. Защищаться обвиняемые не имели возможности — буржуазные адвокаты за это, разумеется, не брались, а социал-демократические сами были на положении обвиняемых. Да буржуазные судьи и не собирались вникать в такие детали, как виновность или невиновность отдельного человека. Дела рассматривались суммарно, т. е. сразу решалась судьба целых больших групп заключенных, часто не имевших между собой ничего общего. Тех, кто были однофамильцами деятелей революции, казнили уже за одно это. В сущности, суд не карал за преступления, а сам их творил. «Судьям, которые в Финляндии осуждают людей на смерть, я не доверил бы и дела о 10 марках», — заявил финляндский посланник в Норвегии. Это высказывание стоило ему поста.

В мартирологе финляндской революции много женщин и детей. Что щадить трудящихся женщин нецелесообразно, это белофинские рыцари обосновали даже теоретически. «Можно спросить себя, — писала выходившая в Ювяскюля газета «Кескисуомалайнен» в апреле 1918 г., — почему война щадит женщин?.. Может быть, потому, что они женщины? Да не предрассудок ли это или, вернее сказать, не чересчур ли это недальновидно — не наказывать именно тех, кто, как известно, позаботится об увеличении рода и об умножении сил противника?.. При охоте на волков волчица является, может быть, лучшей мишенью, чем волк, ибо охотник знает, что она производит тех отвратительных детенышей, которые в будущем принесут ему вред». Белофинскому писателю И. Кианто удалось выразить эту мысль в предельно краткой формуле: «Убивайте волчиц!»

Но масса жертв белого террора была и вне тюрем. Это были десятки тысяч вдов и сирот. Судьба малышей, которым белые нанесли незабываемую душевную травму и лишили родителей, была особенно потрясающей.

Депутатка сейма Роза Силланпяя в своей речи 26 сентября 1922 г. говорила о «море детских мучений и отчаяния, когда каждый день забирали тысячи матерей и отцов из их домов, и невинным детям оставалось только лить безутешные слезы. Белый мститель без предупреждения врывался в мирный дом с обнаженным смертоносным оружием, принуждая кормильца семьи следовать за ним. И грубый окрик белогвардейца: «Проклятый красный!» и «Сейчас гадина отправится в ад!» оставался звучать в ушах детей вместо последнего прощального слова отца и матери своим малышам, в то время как самих кормильцев тащили к краю ямы, чтобы убить... Так в XX веке обращалась с невинными детьми так называемая цивилизованная финская буржуазия».

Никакой помощи сиротам буржуазная власть не оказывала. «Нужно принять во внимание, — заявил рабочий депутат Кемппи в сейме, — какие преступления совершила буржуазия в 1918 г. по отношению к рабочим, убив несколько десятков тысяч рабочих и тем самым отняв у многих десятков тысяч детей их кормильцев, а у жен — их мужей. Эти несчастные до сих пор не получают никакой помощи от государства. Им оставалось либо кое-как перебиваться, если смогут, либо умирать в нужде и страданиях. Может ли хоть кто-нибудь из нас измерить те слезы, которые пролили за эти годы тысячи матерей, глядя на своих любимых детей, вынужденных из-за отсутствия хлеба и одежды идти по миру?». «Тысячи детей, — -напомнила Роза Силланпяя, — скитались тогда без помощи по нашей стране, живя подаянием; рабочий класс делился с ними своим последним куском... Сотни и тысячи несчастных детей погибли тогда в нашей стране от нужды, холода и голода». Нельзя, впрочем, сказать, что буржуазная власть ничего не предпринимала в отношении этих несчастных детей: она штрафовала тех, кто оказывал им помощь.

«Защитники культуры от красного варварства» (так называли себя белые) посадили в тюрьмы и расстреляли прогрессивных деятелей культуры и просвещения, сочувствовавших революции. В тюрьму была брошена писательница Хильда Тихла. Финский композитор Куула, вовсе не являвшийся революционером, в мае 1918 г. на выкрик белофинского офицера «Германия превыше всего» ответил: «Финляндия превыше всего!» Белофинский «патриот» тут же застрелил композитора. Писатель Рантамала, которого белофинны схватили и везли на пароходе, бросился в море, предпочитая утонуть, чем испытать ужасы белофинского застенка. Его расстреляли на воде, труп достали на палубу и топтали ногами. Так обстояло дело с «защитой культуры».

Даже у отдельных буржуа нервы не выдерживали творившихся в белой Финляндии злодейств. К полковнику Сихво, имевшему власть в Выборге, явились бывший губернатор Сарканен, доктор медицины Рейникайнен и фабрикант Вильск и обратили его внимание на то, что при массовых казнях могут пострадать и невинные люди. Сихво ответил: «Если один из десяти казненных виновен, то цель достигнута». Сихво поделился с упомянутой делегацией и своими душевными терзаниями. С размаху всадив в стол финский нож, он воскликнул: «Я ни в чем не раскаиваюсь так глубоко, как в том, что у Тиенхара взял в плен 4 тыс. человек и не расстрелял