Трехликая. Дилогия - Ясмина Сапфир

Даже Дарлий казался взбудораженным — не спокойным до полного бессилия обреченности, каким мы обычно его и видели. Сейчас он был другим: с горящим взглядом и полуулыбкой.

Мы направлялись к центру поселка. Там, на большой округлой площадке, приплясывая, играли на флейтах женщины. Отовсюду собирались оборотни Дарлия. Лихо перемахивали костры, делая в сальто, кричали и хулиганили совсем по-детски. Вдруг хватали мясные куски и овощи со столов на краю полянки. Подбрасывали горячие шашлыки в воздух и ловко ловили их открытыми ртами. Внезапно начинали друг с другом пихаться, словно планировали затеять драку, но вместо этого почти танцевали. Хватали из толпы поселян женщин, лихо закидывали их на плечи и принимались кружиться в танце. Диком, безудержном, но настолько естественном, что мне жутко захотелось присоединиться.

В толпе то и дело мелькал Мейдрис. Мы обменивались с ним короткими взглядами, но я не собиралась отходить от Ковалля. Когда первородный в этом убедился, мы тут же влились в компанию танцующих. То я взлетала на плечи к магу, то быстро кружилась высоко в воздухе, то приходилось перебирать ногами, когда Ковалль несся вприпрыжку, чтобы успеть за другими парами. Я почти не ощущала физической нагрузки — казалось, тело стало невесомым, а мышцы налились непривычной силой. Мы включились в радостное безумие оборотней. Подбегали к костру в свою очередь, отталкивались от земли и взлетали в сумерки. Некоторое время парили над землей, высоко над розоватыми всполохами пламени, даже над искрами, что взметались в небо. Нас окутывал плотный поток жара — словно очутилась на знойном юге, где-нибудь в Египте. В пустыне, где солнце не греет — печет, словно очутился в гигантской духовке. Жар резко сменялся вечерней прохладой, стекал по телу приятными волнами, и мы приземлялись на мягкую почву. Снова куда-то неслись вприпрыжку, танцевали и подпевали флейтам в голос. Опять взмывали высоко над кострами, подставляли тела под горячий воздух, что взвивался к черному небу столбами, и приземлялись окутанные сумерками.

Я никогда подобного не испытывала. Наверное, так первобытные племена настраивались на быструю и легкую победу, а после сметали противника начисто. Наверное, так индейские шаманы вводили краснокожих в боевой транс.

Спустя некоторое время мы остановились, Ковалль подскочил к краю площадки и вдруг впился в губы поцелуем.

Он целовал меня жадно и страстно, ласкал языком, прижимал к своему возбужденному телу, горячему и взбудораженному в ночь перед битвой. Мы словно стали единым целым — неделимым ничем и никем во Вселенной. У меня даже голова закружилась, колени вдруг окончательно подкосились, я целиком отдалась первородному. Но внезапно Ковалль рывком отстранился, и нас словно невидимая стена разделила.

Первородный немного подумал, помедлил, осторожно коснулся рта губами, и я не выдержала — спросила Ковалля:

— Значит, ты все-таки мне поверил? Решил не испытывать нас обоих? Не ждать до конца завтрашнего боя?

Я так хотела, чтобы он согласился! Признался, что просто не понимал, ошибался! Но первородный резко нахмурился. Только что лицо его выглядело просветленным, воодушевленным, задорным и молодым. Он представлялся совсем юношей, что радуется жизни с любимой девушкой. И вот внезапно преобразился. Длинные морщины разрезали переносицу, шрамы на щеке стали заметней, краска с лица практически схлынула.

Ковалль нехотя от меня отстранился — так, словно делал над собой усилие, будто боролся с собственными желаниями, сильными чувствами и отчаянными порывами.

Я ждала, хотя уже понимала, что услышу. Но услышала то, чего не ожидала.

— Рина, я вовсе не в тебе не уверен. Да и неуверенностью в себе не страдаю. Я знаю, чего стою как маг и мужчина, сильный, могущественный и привлекательный. Я знаю, как смотрят на меня женщины… Вижу восторги и восхищения… Да и вообще настоящий мужчина, который способен защитить свою женщину, а то даже и родную планету, — никогда не должен в себе сомневаться. Это убивает в нем победителя. А я победитель по характеру и натуре. Я не сомневаюсь, что сейчас тебе кажется, будто я – тот самый, лучший и нужный и между нами особенные отношения. Но не убежден, что это правда. Когда ты очнулась после комы, я сразу же взял тебя в оборот. Старался оттеснить на задний план Мейдриса, потому что ревновал трехликую до безумия. Действовал по праву более сильного, по праву того, кто мудрее и могущественней. Но я не дал тебе толком разобраться. Твое решение, возможно, продиктовано блеском, что я напустил вокруг. Хочу, чтобы ты все ясно увидела. В схватке мы ведь только мужчины и только воины перед лицом смерти. Там неважно — сколько ты прожил на свете, какими средствами и богатствами обладаешь и заслужил ли уважение правительства. Там важно лишь — что ты из себя представляешь. Ты увидишь меня в схватке по-новому, я оставлю облачко-видеофон. И также ты сможешь увидеть Мейдриса… А после объявишь свое решение. Ни раньше, ни позже этого мгновения…

Он замолчал, немного приблизился, взял мое лицо горячими пальцами и произнес то, чего мне слышать не хотелось бы:

— Рина, я должен твердо удостовериться, что твой выбор на самом деле осознанный. Что ты именно меня полюбила. А не я внушил тебе это чувство. Для меня твое поведение после схватки сразу расставит нужные акценты и даст понять — какова правда. Какой бы в итоге она ни оказалась. Я в своем выборе женщины уверен. Я выбрал тебя еще в лаборатории и просто не видел других женщин, они для меня не существовали. Хотя я — маг, никакой не оборотень. Не могу сказать, что ты моя пара. Что не способен полюбить другую. Способен, но знаю, что не полюблю. Никого, кроме тебя, я и не вижу. Вообще, никак, то есть абсолютно. Я хочу знать, что ты не обманулась. Не приняла восхищение первородным, его магической и политической мощью, его влиянием на Земное правительство за настоящее полноценное чувство. Я твердо решил, что это правильно. Мы ведь даже выдохнуть не успевали, подумать, просто посидеть рядом. Прочувствовать до конца собственные отношения. Это я дежурил у твоей постели. Понял, что, если ты не очнешься, останусь один до конца жизни. А ты только недавно проснулась. Ты меня понимаешь, Рина?