Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий - Уильям Дерезевиц

Сегодня их двадцать одна, в том числе двенадцать магистерских (среди них «Нарративное искусство», «Иллюстрация как визуальный очерк», «Интерактивный дизайн», «Брендинг»). Школы слишком быстро расширяются, влезают в чрезмерные долги и вынуждены зачислять все больше абитуриентов, не имея возможности соразмерно увеличить материально-техническую базу или профессорско-преподавательский состав. Вместо того чтобы предоставлять то образование, в котором нуждаются студенты, они все чаще видят себя в бизнесе, производящем то, что нужно будущим работодателям выпускников.

Разумеется, возникает вопрос о стоимости обучения и долгах. Из десяти самых дорогих колледжей страны, как я уже упоминал в главе 11, семь – школы искусств. Художественные программы стоят очень дорого, отчасти потому, что помещения крайне недешевы, а пожертвования в художественные школы, как правило, невелики, поскольку среди выпускников не так много богатых людей. Что касается магистратуры, университеты относятся к ним, как и к большинству других профильных программ, как к «дойным коровам», что означает, что финансовая помощь студентам, как правило, недоступна. «Выпускники художественных вузов, – пишет Дэйв Хики о буме программ, который начался в 1980-х годах, – постепенно превращаются в посредников на взятке. Они заняли у правительства четверть миллиона долларов, отдали его университету, чтобы построить декану дом, а затем работают в магазине Apple, чтобы оплатить долг».

После финансового кризиса в 2008 году ситуация только ухудшилась, как в бакалавриатах, так и в магистратурах. Растут не только долги и стоимость обучения, количество абитуриентов тоже снизилось – примерно в половину или чуть больше, – а значит, что и требования для поступления тоже. Помимо нескольких лучших школ, в остальные попадают более пятидесяти процентов. «Они берут всех, – заметила Нэнси Блум, – и это ужасно». Люди часто поступают в художественные школы по ложным причинам: чтобы отложить принятие решений о будущем, потому что проблемы с учебой или социальные проблемы мешают им хорошо учиться в старших классах, потому что они хотят бороться за социальную справедливость, но у них нет таланта к искусству, и вместо этого приходится заниматься чем-то вроде юриспруденции или журналистики.

«Трагедия студенческого долга, – объяснила она, – заключается в том, что он лежит на людях, которые вообще не должны были поступать в художественную школу. Кричать хочется. Я знаю очень среднестатистических, порядочных молодых людей, которые обременены страшными долгами, из которых им ни за что не выбраться. Это аморально, это извращение. И мы даже не говорим о коммерческих художественных школах, многие из которых, как и такие же колледжи в целом, – это жульнические конвейеры, охочие до наивных невежд, за счет которых можно наварить на федеральной системе студенческих займов. Это такие места, как повсеместно возникающие институты искусств, объединения, в которые входит множество учебных заведений, неоднократно бывшие объектами многих судебных исков, или Академия искусств в Сан-Франциско, крупнейшая частная художественная школа в стране, 35 % студентов которой посещают занятия исключительно онлайн (да, в художественной школе), и только 7 % проходят полный четырехлетний курс обучения.

Блюм считает, что программы бакалавриата искусств в целом довольно плохи, и по сравнению с бакалавриатами остальных специальностей хуже контролируются. Попадаются и прекрасные, говорит она, но нередки случаи, когда студент получает диплом, так ничему и не научившись. Она считает, что в колледже художникам лучше изучать гуманитарные науки, как это делала она, чтобы они хотя бы умели думать, говорить и писать. По мнению Коко Фуско (также специализировавшейся на гуманитарных науках), получение диплома магистра, возможно, контрпродуктивно – именно из-за долгов. Придется либо искать работу, которая не оставит времени для творчества, либо делать то, что будет продаваться, но при этом не даст вам развиваться и экспериментировать. Если, для того чтобы поступить в художественную школу, вы должны взять на себя долги, то вот вам совет: не надо. Конечно, сказать так в наше время проще, чем сделать.

* * *

Независимо от того, берете ли вы кредиты на учебу, получаете ли вы диплом бакалавра, или магистра искусств, или и то и другое (а может быть, музыки или другой сферы), – вопрос в том, как вы будете зарабатывать на жизнь тем, чему научились, когда завершите учебу. То есть еще до выпускного стоит задуматься, как именно ваше учебное заведение будет – и будет ли вообще – вас к этому готовить. Правда, в школах искусств об этом мало кто задумывается.

Проблема начинается с самих студентов, которые впадают в одну из двух крайностей. Одни до сих пор пребывают «в пузыре неведения» о карьерных проблемах, сказала Шэрон Лауден; «в ловушке, добавила Коко Фуско, старинного романтического представления о художнике, который работает себе в студии, а потом кто-то внезапно его находит и так далее, и так далее». Но сразу после выпуска, считает Фуско, «реальность бьет их по лицу». Линда Эссиг, изучавшая сценографию и дизайн графического интерфейса, признавалась, что ничего не понимала, пока не окончила Нью-Йоркский университет и не попала в Chicken и Burger World. Студенты Фуско в Университете Флориды, где она преподает с 2016 года, по ее мнению, ничем не отличаются в этом отношении от тех, кого она учила в Колумбии и Парсонсе. Когда она объясняет, каковы их шансы получить постоянную академическую работу, «у них падают челюсти». И все же, когда она настоятельно советует рассмотреть другие профессиональные варианты – работу с детьми и подростками, отделения дополнительного образования, общественные центры искусств, арт-терапию, – «у них глаза стекленеют. Они еще не готовы такое слышать».

Другие студенты настолько поглощены своими финансовыми перспективами, что не позволяют себе нормально учиться и выяснять, кто они и чем они хотят и могут заниматься. Шон Бланда рассказывал, что молодые люди, с которыми он встречается на лекциях в школах дизайна, все до одного «кажутся напуганными, абсолютно напуганными» своим будущим. Трой Ричардс, тогдашний заведующий кафедрой искусства и дизайна в Университете Делавэра, отметил, что все разговоры об «уничтожении шаблонов», как в академических кругах, так и за их пределами, еще больше страшат их. Таким образом, учащиеся, как правило, склоняются к самым безопасным альтернативам, и это не совсем то, что подошло бы начинающему художнику. «У нынешних студентов гораздо меньше странностей, чем у прежних, – сказала мне Ребекка Модрак, преподающая в Школе искусств и дизайна Мичиганского университета с 2003 года. – Очень редко можно встретить того, кто необычно мыслит или действует, кто удивляет меня или может огорошить в хорошем смысле слова». Кажется, это повсеместное явление; я цитировал слова Модрак на нескольких конференциях администраторов по академическому искусству, и оба раза они были встречены с одобрением.

Далее она же рассказала мне о программе, которую вела для второкурсников, разработанную для того, чтобы дать им возможность исследовать идеи в свободной манере и открывать свою художественную идентичность. Когда они в первый же день познакомились и представились, все, кроме двоих, объявили, что планируют стать дизайнерами – продукции, промышленным, графическим художником, – то есть выбирают что-то