Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения

С интернетом дела обстояли еще хуже. Любой выход в сеть проходил под строжайшим надзором все той же Ольги Николаевны и то, если я приводила достаточно веские аргументы по возникшей у меня к этому потребности. Разрешалось лишь проверять почту или искать что-то по вопросам учебной программы. Все соцсети были для меня закрыты. Онлайн по Скайпу или Вайберу — только с согласия Глеба и только в присутствии Ольги Николаевны.

Могла ли я когда-то предвидеть, что однажды стану пленницей видного миллиардера и филантропа, — два в одном лице — при более близком знакомстве с которым в свои штаны по любому наделали бы и Кристиан Грей, и даже Дориан Грей? Хотя, честно говоря, я находилась сейчас в таком шоковом состоянии, что воспринимала окружающие меня ограничения с тюремными правилами едва ли ни как за само собой разумеющееся. Думать о себе, о раздражающем дискомфорте в лице неразговорчивых надзирателей или допускать мысли о побеге (или хотя бы просто о звонке в полицию) — это настолько теперь было от меня далеким и каким-то ирреальным. Порой мне вообще начинало казаться, что ничего такого ужасного со мной и не происходит. Как я могу думать о своих смехотворных неудобствах, когда жизни моих родных и Кира зависят только от того, как я себя поведу с Глебом через пару недель, и насколько хорошей пай девочкой сумею себя показать за все это время? Если верить все той же информации из глобальной сети о тематических парах, выбравших формат нездоровых отношений 24/7, мои нынешние условия существования куда более благоприятные, чем у многих секс-рабынь, как добровольных, так и не. По крайней мере, меня еще никто не связывал, не избивал, не насиловал и не морил голодом. Ходить по квартире все время голой, кстати, тоже никто не принуждал. А прожить без интернета несколько дней — это даже не вопрос времени. Я прекрасно обходилась без него и до этого, особенно рядом с Кириллом. Другое дело, как мне пережить все это без Кира и не имея о нем вообще никакой информации?

Так что с происходящим со мной кошмаром я свыклась намного быстрее, чем могла представить себе о таком раньше. Куда сложнее было не сойти с ума от понимания, что время идет, поставленные передо мной сроки медленно, но верно истекают, а чувство безысходности с растущими страхами за жизнь Кира начинают переходить все возможные пределы. Может поэтому мне и было так легко смириться с моим новым положением, когда не нужно было думать о себе или переживать за ущемление личных прав со свободой воли. Не удивлюсь, если бы я с такой же легкостью перенастроила себя на возвращение к близким отношениям с Глебом. Но в том-то и вся проблема. Я не могла об этом думать ни под каким углом обзора, пока находилась в полном неведенье относительно его сына. Возможно, из-за этого и не сумела не допустить очередной ошибки со своей стороны, когда попросила Ольгу Николаевну связать меня по телефону с ее главным боссом.

"Что-то случилось? У тебя все в порядке?" — самая первая глупость — не просто с ним связаться, а сделать это в аккурат через день после похорон Луневой, когда стрессовое напряжение еще не успело окончательно сойти на нет, отупляя сознание вспышками отчаянных порывов и тем самым толкая на неуместные подвиги.

"П-прости, что звоню так… с бухты-барахты. Но… я просто не знаю, как еще подступиться и… и какой найти для этого разговора подходящий повод. К тому же, в нашу последнюю встречу я вообще не была в состоянии что-то и как-то говорить."

И, наверное, обсуждать такую тему по телефону куда проще, чем лицом к лицу, пусть меня при этом трясло не менее сильно, чем после нашего мозгодробительного приезда из больницы.

"И что же такое тебя сподвигло набрать меня сейчас?"

Зря я это сделала. Только поняла это слишком поздно, хотя и могла дать отбой в ту же секунду, а не набираться смелости с духом, закрывая глаза и переводя дыхание перед своим очередным идиотским шагом.

"Просто… Просто хотела узнать… Мы ведь об этом почти не говорили, а я… Мне сложно думать сейчас о чем-то еще, как и о всех твоих условиях. И мне не хотелось бы поднимать этот вопрос при нашей следующей встречи. Но, если я так и не узнаю, что с Киром и жив ли он вообще, боюсь… ни о чем другом думать уже не сумею."

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Особенно, когда перед внутренним взором до сих пор стоит закрытый гроб Луневой с выставленной на его крышке в черной рамке фотографией покойной, чье улыбающееся изображение то и дело расплывается из-за слез, пытаясь принять черты совершенно другого лица.

Возможно, закрытый гроб — это, в какой-то степени, даже хорошо. Когда не видишь, кто там лежит на самом деле (или в каком состоянии), то и остаешься в подвешенном состоянии подсознательного неверия касательно происходящего.

"Так это все, что тебя сейчас больше всего волнует и лишает здорового сна?"

Конечно, не только это, но и произносить свой явно циничный вопрос привычным тоном бездушного киллера тоже — далеко не самое разумное, что мог тогда сделать Глеб. Но у него хотя бы была для этого веская причина, а мне практически хватило и этого "ответа", чтобы облегченно закрыть глаза и перевести немного дух.

"Прости, но… мне действительно надо это знать. Чтобы идти дальше и не изводится по этому поводу каждый божий день." — само собой, я лгала, прекрасно понимая, что никакие честнейшие заверения о благополучии Кирилла меня не успокоят. Я буду думать о нем все с той же маниакальной одержимостью, что и раньше, поскольку это зависело отнюдь не от меня.

"Прости, Алина, в первую очередь за упущенный мною до этого недочет. Но я забыл тебя предупредить, касательно всех твоих возможных попыток заговорить со мной об этом снова. Я заверил тебя еще неделю назад, что ни с твоими родными, ни с Киром ничего больше не случится, по крайней мере не с моей подачи. И этим я поставил окончательную точку на данной теме. Грубо говоря, "мягко" намекнул, что связанные с нею мысли не должны более посещать твою умную головку. Не только не посещать, но и не проявляться вообще никак, в особенности во время наших будущих встреч или при иных способах общения. И, откровенно говоря, я сейчас пребываю в некотором ступоре и, надеюсь, ты догадываешься в каком."

Еще бы. Я же ему позвонила, чтобы узнать о Кире, будь я трижды неладна. Набралась за столько дней смелости, чтобы это сделать и первым делом выпалить ему об этом, как о главной для меня теме дня.

"М-мне… мне надо было это узнать… Просто узнать… Прости… Я же… не прошу тебя пересмотреть свое решение…" — да, Алька, да, твою мать. Скажи ему еще и об этом. О том, что собиралась его умолять тебя отпустить. О том, что готова для этого выполнить все его условия и даже ползать в его ногах на животе, поскольку все равно не знаешь, как до него достучаться и как доказать ошибочность созданного им прецедента.

"Тогда, надеюсь, ты не сильно обидишься, если я попрошу тебя предельно доходчиво никогда более не говорить со мной на подобные темы или хотя бы вскользь о них напоминать. Поскольку сейчас на первом месте перед тобой стоит крайне серьезная задача — сделать со своей стороны все от тебя зависящее, чтобы вычеркнуть из нашей жизни все лишнее и ненужное, что может стать главной причиной ухудшения наших с тобой отношений. Абсолютно ВСЕ, Алина. В том числе и "случайные" намеки о Кирилле. И, нет. Я не собираюсь рассказывать тебе о его самочувствии вообще ничего, а также говорить о том, где он сейчас и в каком состоянии. Это не должно тебя волновать никак, никоим образом и ни с какого боку. Постарайся приучить себя к мысли, что его в твоей жизни никогда до этого не было. И чем скорее ты это сделаешь…"

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— …Тем быстрее вернемся к нашим прежним отношениям… — нет, я не произносила этого вслух, просто беззвучно повторила слово в слово сказанное Глебом, окончательно теряя ту ничтожную надежду, которой позволила зародиться в своем сердце.

Не знаю, насколько я усугубила данным звонком свое и без того плачевное положение, но… нисколько не удивлюсь, если и он тоже в какой-то степени посодействовал принятию последнего на мой счет решения, которое Глебу придется сделать очень и очень даже скоро.