Да – тогда и сейчас - Мэри Бет Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она позвонила Джорджу, но ничего не успела рассказать – тот попросил перезвонить попозже, потому что Розалин увезли в больницу «Ленокс-Хилл».
– Да, конечно. Что с ней? – спросила Кейт.
– Сердце, – ответил Джордж. – Я не знаю. Мне нужно бежать.
Повесив трубку, Кейт отругала себя за то, что с ходу не нашла слов поддержки.
И вдруг ясно увидела их с Питером жизни – два мерцающих огонька, летящие меж свинцовых туч от рождения через болезни к смерти. Начало, середина, конец. Еще мгновение назад она крепко держала свою жизнь, но вот пальцы разжались. Куда летит ее огонек? Сейчас она как раз на середине жизни. На полпути. Как и Питер. Как она могла не заметить, что начало уже подошло к концу?
Кейт не могла ждать, пока Питер вернется домой, а потому села в машину и отправилась к нему сама. Заявилась прямиком в его новую жизнь, встала на парковке у его новенького арендованного хетчбэка и принялась ждать, когда он выйдет, увидит ее и поймет, что она все знает. Вначале Кейт решила, что не будет говорить все и сразу. По крайней мере, в первый день на новой работе. Надо дать ему время втянуться. Но она тотчас поняла, что такая сдержанность выше ее сил.
– «Жестокая»? Ну, сейчас узнаешь, какая я жестокая, – прошептала она в морозный воздух, глядя на двери школы, неприступной, словно тюрьма.
Кейт чувствовала себя бледной тенью, старухой.
Всего пара неосторожных слов – и Фрэнки и Молли будут всю жизнь тащить на себе их боль. Ее и Питера.
Наконец двери открылись, и дети высыпали на улицу. Питер отделился от толпы и направился в ее сторону.
Глава двадцать первая
Подходя, Питер думал о том, сколько раз она вот так ждала его. Сколько раз он решался в чем-то ей признаться и вдруг понимал, что она и так знает? Когда утром Кейт вышла из душа, ее плечи и спина покраснели от жара, голова была замотана застиранным полотенцем, а между грудей струилась вода. Она извинилась, что мылась так долго: совсем забыла, что ему сегодня на работу.
Питер встал под душ и чертыхнулся: вода была чуть теплая. Он поспешно начал мыться, пока она не стала ледяной.
– Извини, – повторила Кейт, когда он вышел.
Она застилала постель в одном белье, чтобы крем для тела успел впитаться и не запачкал одежду. В детстве Питер ни разу не видел мать в белье, а Кейт постоянно ходила перед Молли и Фрэнки полуодетой. Дети вбегали в родительскую спальню, что-то спрашивали, о чем-то просили и нисколько не стеснялись ее вида.
Теперь пришел его черед извиняться. Питер и сам не ожидал, что в первый день на работе будет так нервничать – он, без проблем командовавший полицейскими. Но здесь – другое дело. Восемнадцать мальчишек-подростков мигом разоблачат учителя-самозванца. В начале урока пришлось обращаться к восемнадцати парам полуопущенных век и восемнадцати склоненным макушкам, но, когда Питер начал рассказывать то, что репетировал накануне в подвале, все как один оживились и навострили уши. История – это не зубрежка, сказал Питер. Ее смысл не в заучивании дат и фактов из учебника. Это часть нашей жизни, она творится на наших глазах и касается каждого из нас. И он потратит остаток учебного года, чтобы им это доказать.
В руках Кейт держала его кошелек. Она знает, где он был вчера, когда сказал, что пойдет на собрание. Он солгал единственной женщине, которая знает о нем все.
Кейт молча отдала кошелек ему. Ее лицо под теплой зимней шапкой было очень бледным.
– Прости меня, – сказал Питер. – Этого больше не случится.
Он говорил искренне. И сам понимал, как жалко это звучит. Вокруг ходили люди, хлопали дверцы автомобилей.
Кейт пыталась поймать его взгляд. Она пришла сюда готовая к бою, а теперь не знала, что делать.
– Это первый раз после Нью-Джерси?
– Нет.
Она схватилась за живот и согнулась.
– Третий. Но до этой недели ничего не было, Кейт. Я прекрасно себя чувствовал и подумал, ничего страшного, если я схожу в бар, как нормальный человек, и выпью пару кружек. Всего пару. Только пива.
Это была чистая правда. Он выпил две кружки пива, расплатился и ушел. Тогда Питер гордился собой, но уже на следующий день, стоя без дела посреди кухни, он понял, что снова хочет выпить. Так, что волосы на макушке вставали дыбом, так, что сводило челюсть. В горле свербело, а в груди жгло. И он пошел туда еще раз. И снова ограничился парой кружек. А когда пошел в третий раз, то уже по пути домой заехал в винный магазин и купил несколько крохотных бутылочек водки вроде тех, что дают в самолетах. Их держали у кассы. На службе Питер привык носить деньги в зажиме для банкнот и потому только наутро понял, что забыл кошелек в баре. Весь день он пытался понять, зачем так поступил. Прыгнул обратно в омут, из которого с таким трудом выбрался, и не получил от этого никакого удовольствия. Задолго до прихода Кейт он твердо решил завязать навсегда, заверил Питер.
– Почему я должна тебе верить? – спросила Кейт, и было понятно, что вопрос не риторический. Ей требовался конкретный ответ, подробный план действий. – Почему ты так уверен в себе? И почему я должна быть в тебе уверена?
Когда Питер не нашелся что ответить, Кейт села в машину и уехала.
За ужином – в тот же день и следующие сто
