Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг. - Виктор Кондырев

В период водкопития по вечерам он терзался мнительностью – опасался, что ночью или к раннему утру не хватит выпивки. Наличие бутылки его успокаивало, кстати, как любого нормального человека. Это называлось «иметь перспективу».

– А как перспектива? – беспокоился он перед моим уходом, приоткрыв глаза. – Обнадёживающая?

Я успокаивал, мол, всё, что надо, я поставил в ванной. В.П. умиротворялся и, отвернувшись к стене, давал понять, что аудиенция закончена.

Но вот если он просил пива – я бежал за ним поспешно и в любой час, это был признак близкого конца «гулянья».

Чем меньше матерился, тем ближе было окончание запоя.

Трезвым Виктор Платонович ругался матом иносказательно и окольно, разве что скажет «баный рот», или «яппонский городовой», или «твою мать!». Обожал солженицынские «смефуёчки».

Выпив, Некрасов матерился гораздо охотнее и считал себя мастером в этом вопросе. Однако, рискуя огорчить взыскательного читателя, скажу, что Некрасов ругаться матом вообще как следует не умел. Хотя у него и было несколько остроумных выражений, относящихся к различным советским периодам – начиная с военных лет до сегодняшних времён. В том числе сакраментальное: «Мы едали всё на свете, кроме шила и гвоздя!»

Для вечности будет нелишне, думаю я, сохранить любимейшую шараду Виктора Платоновича: «Мой первый слог – тара, второй – душа общества, третий – приказание рыбе. А в целом – кушанье». Что это? Ответ гласит: тара – это «куль», душа общества – «ебака», приказание рыбе – «сри, сом!». В целом – «кулебяка с рисом».

Чуть выше я упомянул о приятных последствиях, связанных с юбилейным альбомом.

Так вот, через пару дней, как говорят на Украине, прочхнувшись, Вика позвонил и протрубил дифирамбы. Да так искренне, так цветисто, что я не только обрадовался, но и возомнил. Ещё бы!

– Ну, ты и уважил меня, какую работу сделал! Я вот только сейчас рассмотрел, – нахваливал меня В.П. – А как ты изящно меня обосрал, прямо прелесть! А гистограмма запоя в форме падающей бутылки! Втоптал отчима в грязь, да как элегантно! А цветочные состояния! Молодец, пащенок! – растроганно повторял В.П.

Да чего юлить, приведу-ка я здесь отрывки из «Состояния горящей души». Вспоминая и чуть улыбаясь…

Недавно стало известно – тибетская медицина различает несколько состояний опьянения, обозначив каждое названием цветка. Мы актуализировали это древнее учение.

Задача была сформулирована так: «С какой скоростью в течение ОДНОГО ЧАСА надо пить рюмкой обыкновенную водку, чтобы достичь того или иного состояния?»

Зачем это?

Ну, как же, приятно всё-таки не просто пригласить гостей, а предупредив, что выпьем, мол, до состояния «Фиалки». Чтоб знали, что их ждёт.

Состояние «Ромашки»

(1 рюмка каждые 20 минут в течение часа)

Душа рвётся в полёт. Явственно ощущаешь вкус жизни. Закуску берёшь вилкой. Вокруг тебя – славные и интеллигентные люди. Милый трёп и искренний смех. Ставишь Вивальди и с нетерпением ждёшь следующей рюмки, отлучаясь в ванную добавлять из загашника.

Состояние «Ландыша»

(1 рюмка каждые 12 минут)

Связно поведываешь новости, иронизируешь над советской политикой, доказываешь гениальность «Москвы – Петушков». Каждые 12 минут останавливаешься – «Ну, выпьем!». Зачитываешь мающимся слушателям обширные отрывки из своих произведений. Позывы к телефонным разговорам. Запиваешь водку чаем, поражая притихшее застолье всасывающими звуками.

Состояние «Колокольчика»

(1 рюмка каждые 7 минут)

Обнаруживаешь вокруг себя каких-то унылых и тусклых личностей: твои блещущие юмором и непотребством реплики встречаются кислыми улыбками. Твёрдо обещаешь себе никогда больше не разделять радость пития с этими филистерами и занудами. Сила воли покидает тебя – хватаешь записную книжку, закуриваешь сигарету и набираешь номер Москвы.

Состояние «Фиалки»

(6 минут рюмка)

Угрожаешь «встать и уйти, если не выпьешь»! Хочется, чтобы все говорили «за жизнь», т. е. о водке, но ты вынужден выслушивать какую-то ерунду о вещах неинтересных и меркантильных. Если есть французы – уличаешь их в неумении пить, если поблизости малолетки – хлопочешь, чтобы и им налили. Ты видишь, этим людям чуждо исконное русское веселье, они расчётливы, несентиментальны и, очевидно, злобны… Одиноко выпивая внеочередную рюмку, с горечью резюмируешь: «Все мудаки, Витя!»

Состояние «Гвоздики»

(1 рюмка в 4 минуты)

Наливаешь только себе. Люди глупеют на глазах. Матюкливо изображаешь в лицах людей и зверей. Ненатурально жестикулируешь, стряхивая пепел в соседские тарелки. Иногда пугаешь гостей порывами «пойти прогуляться».

Состояние «Тюльпана»

(1 рюмка через 3 минуты 20 секунд)

Не до разговоров, надо не упустить темп. Имитируешь еврейский акцент. Смысл половины твоих намёков и сопоставлений ускользает от собеседников, сам же понимаешь треть того, о чём они говорят. Но и этого достаточно, чтоб окончательно убедиться в мелкоте духовных запросов этих людей, называющих себя твоими друзьями. О-хо-хо… Но время от времени, растрогавшись, порывисто притягиваешь к себе голову соседа и покрываешь поцелуями его темечко или ухо. Состояние «Василька»

(пьешь практически без перерыва)

Нутром чувствуешь: гости ждут не дождутся, когда ты уснёшь. Фиксируешь мутно-пытливый взгляд на сидящем напротив и горько усмехаешься. Что взять с этих мудаков и мудачек, не понимающих нюансов изысканной души российского пьющего интеллектуала? Очень жалко себя, до слёз. Временами внятно вскрикиваешь: «Почему не пьём?»

Зона убожества…

Нет, на этом я и остановлюсь. Зачем уж так прямо и ставить все точки над i. Оставлю некую недосказанность…

В своём фотоальбоме за 1981 год В.П. уделил моему труду несколько листов. Этикеточный орнамент, графики и рисунки были оценены и запечатлены, всё крупно озаглавлено «Триумф сатирика» и сопровождено специально сделанной фотографией нас двоих в обнимку…

Нахваливал меня и на людях, и тет-а-тет:

– Подумать, на вид простой криворожский алкаш, а на тебе, меня переплюнул!

Вконец расчувствовавшись, Виктор Платонович надписал мне только что изданную книжку с полным «Сталинградом»: «Пасынку – отчим, победителю – побеждённый. 24.12.81. Париж». К моей фотографии на полке в кабинете была сделана приписка – «Триумфатор-сатирик».

Я принимал ванны лучистой славы. С достоинством сдерживал себя, чтобы не исполнять монгольский танец орла, танец победителя. Мой юбилейный альбом выдавался на руки наиболее почитаемым гостям, отводилось время на его просмотр, при этом даже чай откладывался. Все были вынуждены хвалить, чаще всего от души. Либо не желая огорчить хозяина, видя, с каким предвкушением восторга Вика раскрывал альбом.