Косарев - Николай Владимирович Трущенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14 февраля 1934 года. Косарев еще полон впечатлениями от XVII съезда партии, на котором его избрали и членом ЦК и членом Оргбюро ЦК ВКП(б). Все ответственные работники ЦК ВЛКСМ готовились разъехаться по организациям — пропагандировать решения съезда. Готовился к докладу перед молодежью и Косарев. Но первое выступление генеральному секретарю ЦК комсомола пришлось сделать не перед ней, а перед… художниками Москвы.
Что скажет он им?
Накануне Косарев старался собраться с мыслями, продумать свой доклад в столь необычной ему аудитории. Вспомнил, как в первые годы революции футуристы, имажинисты и прочие размалевывали городские стены. Бунтующие мещане объявляли войну старым идеям и формам искусства. А нового не получалось. «Старую шубу вывернули наизнанку, — усмехнулся сейчас Косарев, — но получилась только «изнанка», а шуба осталась старая…».
Позднее, кажется, весной 1927 года при поддержке МК ВЛКСМ небольшой энергичной группой самодеятельных художников была проведена в Рогожско-Симоновском районе первая выставка «Молодняк». На выставке Косарева познакомили со стрелочником Московско-Курской железной дороги Томским. Жил он в нужде. Чтобы нарисовать автопортрет, он занял у приятеля рубаху — своей подходящей для этого не было…
Так, переходя от воспоминаний к действительности, Косарев и создавал контуры доклада.
«До 14 февраля, — сообщала об этом собрании печать, — Большой выставочный зал «Всекохудожника» не видел такого скопления художников и скульпторов. Свыше 1000 мастеров пришли на доклад генерального секретаря А. Косарева об итогах XVII съезда и задачах изофронта».
…Он говорил им о второй пятилетке и ее задачах, о преодолении пережитков в экономике и сознании людей, о роли работников культуры в решении этих сложных задач. Косарева предупредили, что в зале сидят крупнейшие мастера живописи И. И. Машков, П. П. Соколов-Скаля, С. В. Рянгина и другие действительные члены Академии художеств. В аудитории были и ярые сторонники формалистических направлений в живописи, и художники, скептически смотревшие на мир социализма:
— Работники творческого труда часто не понимают значения слова социализм, рассматривая его как серую однообразную и однотипную жизнь для всех. — Так Саша перешел к основной, но и самой острой части своего доклада. — По их мнению, социализм таит в себе готовый стандарт и штамп для всех членов нашего общества и на всю жизнь. Нет, товарищи! Социализм — не уравниловка, не уравнение потребностей и личного быта. Социализм означает не серый стандарт, а яркую, красочную жизнь для трудящихся.
— А как насчет индивидуальности? — крикнул кто-то из задних рядов.
— Что индивидуальности? — немедленно отреагировал Саша. — Разве мы ее третируем? Я такого что-то не знаю. Мы боремся с индивидуализмом, а не с индивидуальностью. Мы, большевики, ведем борьбу против узко ограниченных, узколичных стремлений и интересов, и это нас отличает от капиталистов — даем полную, всестороннюю возможность для расцвета индивидуальности. Мы против индивидуализма, но мы за полный расцвет индивидуальности. Мы не серые и скучные люди, мы не подстриженные под одну гребенку. У каждого из нас есть свои привычки. Мы не люди, одетые в один и тот же мундир. Каждый из нас имеет свою индивидуальность, причем ярко выраженную. Каждый из пас имеет свой, крепко выраженный большевистский характер, но все это сочетается с задачами нашего класса, все это подчиняется нашему классу, все это связано с интересами строительства социалистического общества. Именно то, что все свое личное мы увязываем с задачами и интересами класса, духовно нас взращивает, подымает на более высокий идейно-политический уровень, помогает нашему росту. Именно поэтому мы и становимся передовыми людьми, становимся достойными нашей эпохи. Таким образом, мы не против любви, не против музыки, не против цветов и не против стремления хорошо одеться. Наоборот, мы за это, но мы все это подчиняем задачам нашего класса, ибо мы создаем новую жизнь, более красочную, более насыщенную, более интересную для человека. Мы действительно создаем ту жизнь, в которой «человек — будет звучать гордо», как говорил Горький…
Выступая перед художниками, скульпторами и архитекторами, у Косарева было предостаточно оснований и для нелицеприятной критики представителей изобразительного искусства и зодчества. Уже в то время новые кварталы Москвы застраивались унылыми, плоскими зданиями стандартного типа.
— Неужели у нас нет лучшего вкуса, чем строить дома-коробки, неужели нет большей потребности в строительстве, чем то, что создают архитекторы?
И вкус у нас иной, и способности есть, и потребности, и возможности есть. А некоторые намалюют такое, что смотреть тошно, а сами говорят, что это-то и свойственно эстетике пролетариата, его художественным запросам и вкусам… «Чем грубее линия, — говорят иные, — тем по-пролетарски». Нет, товарищи! Нам необходимы искания. Без них не может быть творчества, без них не найти настоящего искусства. Но многие под видом исканий делают дело против нас.
Страстно, даже с упоением говорил Косарев о пролетариате, как самом благородном классе, носителе передовой культуры и технического прогресса. Но он и самый требовательный класс, подчеркивал Саша. История, революция подвели его в Октябре к пониманию классической культуры прошлого. Он «принял» живопись Репина и спектакли Художественного театра, возвысился до глубокого понимания шедевров искусства и не приемлет, продолжал Косарев, низкопробные музыкальные произведения композиторов из Российской ассоциации пролетарских музыкантов (РАПМ, этих, как он выразился, «мелкобуржуазных приспособленцев, убивающих вкус к искусству».
— А в поэзии? — спрашивал он аудиторию. — В ней развелись стихосложители, которые без удержу склоняют слова «ударник», «колхозник».
— Вы думаете, это делается такими поэтами из-за любви к колхозникам и ударникам? Ничуть не бывало. Это — худший вид приспособленчества. Пишут люди, далекие от мыслей, чувств и дел передовиков социалистического производства. И мы должны поставить задачу — отбросить все наносное, неестественное для пролетариата, создавать красивые вещи, яркие красочные образцы и композиции, которые могут воодушевлять бойцов-строителей, заряжать их энергией и энтузиазмом.
Саша замолчал.
Бурными были прения на том собрании. Образно подвел итог заслуженный деятель искусств И. И. Машков:
— Партия и Советская власть, — сказал он, — подготовили такие условия для нашей работы, что если бы разбудить всех великих Рубенсов, то они были бы подавлены обилием имеющихся у нас возможностей.
Косарев сидел довольный: «А Рубенса, дорогие товарищи, я знаю. Впдет его картины в Эрмитаже и в Лувре — во время поездки в Париж осенью 1933 года».
На Сашином докладе был и заслуженный деятель искусств РСФСР И. И. Бродский. Ему импонировал генсек комсомола — энергичный, уверенный в себе, в правоте своих слов. Бродский вынул блокнот и все время, пока шло собрание, делал набросок