Я — ярость - Делайла Доусон

и снова. — Швырял в угол, на стул, прижимал всем телом к столу. Он был… больше и опаснее. Он тыкал меня пальцем в грудь, чтобы подчеркнуть свои слова, и у меня оставались синяки. А если я говорила что-нибудь не то, то он хватал меня за горло и душил…

Она замолкает, прижав руку к шее. Все смотрят на нее и молчат. Арлин стоит в метре от нее, смотрит встревоженно, но доброжелательно улыбается, и ее глаза горят, как будто Челси еще маленькая и впервые едет на велосипеде без подстраховки.

— Продолжай.

— Он… никогда не давал мне даже возразить. Я не могла сопротивляться.

— Он делал тебя меньше.

— Он… хотел, чтоб я была меньше. Чтобы я с каждым годом уменьшалась, все сильнее и сильнее.

— Он тебя затыкал.

— Все было «не так», что бы я ни сказала. Он не хотел обсуждать отношения, если только не был пьян, но и тогда говорил только о себе. — Горло болит, как будто слова рвутся наружу. Никогда раньше она не произносила вслух ничего подобного. А сейчас она словно под заклинанием: говорить больно, но молчать невозможно. Во рту пересохло, глаза на мокром месте, и их нестерпимо жжет. — Я никому не могла рассказать.

Арлин понимающе кивает, как и еще несколько женщин.

— Обычная тактика абьюзера: он убеждает тебя, что ты все неправильно помнишь, что если ты расскажешь кому-нибудь, тебе все равно никто не поверит. Он хочет, чтоб ты считала себя чокнутой, глупой, беспомощной. Хочет отрезать тебя от людей, которые могут поддержать, чтобы ты никому не рассказала. Хочет, чтоб ты молчала вечно.

Челси кивает. Боже, как глупо сейчас думать о том, что она сама позволила этому случиться. Когда она здесь, среди людей, все это звучит просто смешно и по-идиотски, но когда она была там, с Дэвидом…

— Я так долго жила с ним, что забыла, что значит быть нормальной.

Арлин шагает вперед, подняв руки, глядя на Челси как на пугливую кошку, которая может в любой момент шарахнуться или наброситься на нее.

— Все в порядке. Это не твоя вина.

Челси опускает голову.

— Это моя вина. Я сама позволила этому произойти со мной.

Арлин качает головой, и в глазах у нее мелькает улыбка. Челси думает, не была ли Арлин сама в той же ситуации.

— Это не твоя вина. Это случилось с тобой — не ты позволила этому случиться. Это все равно что сказать, что ты позволила камню рухнуть тебе на голову. Ты не просила бить тебя. Если бы абьюзеры заранее телеграфировали всем о своих планах, то жертв не было бы вовсе. — Она кладет ладони на руки Челси и нежно сжимает их, и от этого в груди теплеет. — Ты не маленькая, ты не должна делать себя меньше ради кого-то. Тебе позволено иметь чувства и испытывать гнев. Тебе позволено быть шумной, иррациональной, вести себя глупо и некрасиво. Тебе не нужно становиться меньше. Тебе больше не надо соблюдать его правила.

У Челси вырывается сдавленный смешок.

— Что, вот так просто?

— Вот так просто.

— Но это совсем не легко, знаешь ли.

— Знаю, это очень тяжело. Создавать себя заново с нуля не может быть легко, но оно того стоит. И у тебя есть люди, которые тебя поддержат.

Арлин улыбается, глядя на остальных женщин в кругу.

Эми встает, подходит и кладет руку на спину Челси, за ней Джой и другие женщины. Челси на мгновение задумывается: каково это — иметь большую семью, связь с другими людьми, родом из тех же мест, которые в самом деле понимают, кто ты и откуда. Это приятно и в то же время немного неловко. Она не привыкла к таком вниманию.

— Ну, что у нас там дальше по плану? Падение на доверие? — шутит Челси.

— Скорее удары на доверие, — хмыкает Арлин. — Давайте вернемся к игре. Попробуем что-нибудь попроще, а? Если, конечно, вы все снова рассядетесь.

Все так и делают, включая Челси, которая чувствует, что ее сегодня уже больше не вызовут: как будто она школьница, защитившая серьезный проект и теперь уже слетевшая с крючка. Эми дружелюбно улыбается ей и кивает, но Челси не уверена, в знак поддержки или просто оттого, что у тихой девушки за плечами такая же история.

Затем настает очередь культуристки Мэрилен изображать сумасшествие. Потом Лия — ей достается роль полностью опустошенного человека. Эми — отвращение. Паз — возбуждение. Никого больше не просят показать гнев. Челси пропускают. Что-то происходит, и она вроде бы сидит там, но в то же время с головой ушла в себя. Это как ходить по старому дому во время переезда: все вещи уже вынесли и ты просто убираешься по мелочи. У нее внутри так ярко, так кристально чисто, так желаемо пусто. Что бы Арлин ни сделала, будь это психотерапия или что еще, это помогло. Челси ощущает себя расслабленной, свободной, гораздо менее напряженной. И это настоящее чудо.

На мгновение она даже забывает о существовании Дэвида.

А потом вспоминает.

Без телефона нельзя ни с кем связаться: ни с Эллой, ни с матерью, ни с Дэвидом. Челси понятия не имеет, выпустили ли Дэвида из карантина, хотя прошлой ночью она лазила в интернете с телефона (который принадлежал Эми) и нашла статью о том, что Флорида не слишком-то торопится выводить людей из карантина. Возможно, потому, что карантинные центры прекрасно выполняют функцию частных тюрем и в их содержание вложено много денег. С другой стороны, Хантли сказал, что Брайан работает над делом, так что Дэвид, наверное, все-таки вышел (ведь Брайан всегда своего добивается).

Утешает по крайней мере то, что дом матери — самое безопасное место для девочек, Дэвиду в этот Форт-Нокс ни за что не прорваться. Да и для самой Челси нет более надежного убежища, чем здесь. Ни машины, ни телефона, ее не отследить — и она бы посмотрела, как Дэвид попытается напасть на нее, пока она под защитой мистера Харлана Пейна. Он бы просто переломил Дэвида пополам, как спичку.

Так проходит день, и Сиенна ведет Челси и остальных людей, которые тоже приехали с