Я — ярость - Делайла Доусон

— Мой босс, — коротко сообщает третий голос. — И этот педофил абсолютно заслужил смерть.

— Я была учительницей. — У четвертой женщины голос срывается. — Это был один из моих учеников. Я любила моих учеников!

Голоса звучат, один за другим.

Каждая их них кого-то убила.

Кроме Эми — но Эми чувствует себя так, будто она тоже убийца.

Соседи, друзья, бариста в кафе. Эми — единственная, кто потерял ребенка. И пусть не ее руки убили сына, но это означает лишь то, что она все помнит, что у нее не было даже спасительного забытья.

Челси хочется спросить Эми, почему она здесь, почему готова оказаться так близко к людям, которые так похожи на убийцу ее сына.

Но она, похоже, уже знает ответ.

Как и у самой Челси, у Эми ничего нет, и ей нужна вакцина, потому что это просто вопрос времени, когда она сама заразится и причинит кому-нибудь вред.

А если Эми погибнет здесь из-за чьего-нибудь приступа Ярости — это избавит ее от чувства вины.

Сейчас, обнимая Эми и чувствуя, как мокро плечу от слез, Челси преисполнена благодарности.

По крайней мере, у нее есть дочери, к которым она хочет вернуться.

И ее девочки в безопасности.

Еды Элле хватает ненадолго. Дом мистера Риза совсем не похож на дом миссис Рейлли: у нее было электричество, морозилка, полная готовых блюд, водопровод, кондиционер. Здесь же намного чище, приятно пахнет — но при этом жарко, влажно и как шаром покати. Нет электричества, так что Элла переводит телефон в энергосберегающий режим. Она вынуждена ходить в разные туалеты, потому что в бачках кончается вода для слива. Элла пьет горячую газировку и ест снеки, которые привезла с собой.

Главное сейчас — найти маму, а для этого нужен Wi-Fi. Она ставит будильник на четыре утра и просыпается в гостевой кровати мистера Риза, разгоряченная и потная, скинувшая одеяло. Жара настолько невыносимая, что не так уж сложно просыпаться в четыре утра. Воздух на улице немного прохладнее, но быстро нагревается. Надо было оставить окно в машине открытым — но комары до сих пор воспринимаются как угроза, хотя она уже и заразилась. Дождя нет, но облака низко нависают над землей, и тяжесть в воздухе намекает на грядущую грозу.

Элла берет сумку с заряженным ноутбуком и нож из дома миссис Рейлли, выходит через боковую дверь и в темпе пробегает несколько улиц, держась в тени. Детская площадка по соседству. Последнее место, где папа станет искать ее, зато отсюда — это Элла знает точно — можно поймать их домашний Wi-Fi.

На детской площадке пусто, ее оградили желтой лентой. Возможно, кто-то пострадал — или же соседи пытаются уберечь местный совет от судебного иска в том случае, если кто-нибудь с Яростью убьет ребенка на их территории. Лесенки и качели немного обтерлись и кое-где облупилась краска, но в целом с тех пор, как сама Элла была маленькой, у нее остались приятные воспоминания об этом месте.

Мама привозила сюда Эллу в детстве, еще до рождения Бруклин. До того как мир превратился в кошмар. В голове живут странные, обрывочные, похожие на сны воспоминания о том, как она качалась на качелях, подвешенных к дереву, как скатывалась с горки после дождя и какие мокрые были джинсы. Каждый год здесь устраивали охоту за пасхальными яйцами для всех детей в округе, и Элле нравилось это чувство: сначала тебя держат, пока кто-нибудь считает до десяти, а потом — восхитительно — отпускают, и ты носишься в толпе, уверенная, что уж в этом году отыщешь то самое большое призовое яйцо, обладатель которого сможет набрать конфет в местной кондитерской. Яйцо она так ни разу и не нашла, но в конфетах недостатка не было.

Сейчас на улице темно, только светятся уличные фонари, расставленные с таким расчетом, чтоб было хорошо видно, если какие-нибудь подростки попытаются взломать припаркованные машины — и их проделки обязательно запишет на видео какой-нибудь сознательный сосед. Элла по пути так и не встретила ни единого дома, где горел бы свет внутри: одна половина полностью погружена в темноту, а у другой работает только наружное освещение. Даже в эту странную пандемию четыре часа утра — мертвое время. Элла садится за столик для пикника (сперва осмотрев его на предмет засохшей жвачки и птичьего помета) и открывает ноутбук.

Вот он, их Wi-Fi с некреативным названием из цепочки букв и цифр. Она заходит в сеть и первым делом вбивает в поисковую строку имя Чеда Хантли, чтобы узнать, что пишут в газетах. История едва ли заметная по сегодняшним меркам: отважный офицер погиб в родном городе при исполнении служебных обязанностей, защищая мирных граждан от Ярости. Нападавший неизвестен.

То, насколько велико ее облегчение, становится для Эллы неожиданностью.

Они не знают, что это она.

Ну, или же знают, но не хотят раскрывать широкой общественности.

Может быть, дядя Чед приехал за ней туда не как офицер полиции, а в качестве одолжения отцу. Может, его там даже не должно было быть, и им было неловко, что сигнал его телефона или машины привел их к дому мертвой старушки. Может, лаборатории настолько перегружены, что никто не делает ДНК-тесты. Может, сегодня им это уже неважно: ведь нельзя привлечь человека к ответственности за то, что он сделал во время приступа, — так какой смысл тратить на расследование деньги налогоплательщиков? Роскошное время для преступников — но и для Эллы тоже. По крайней мере, у нее на одну причину для беспокойства меньше.

Затем она заходит на Фейсбук. Тут огромное количество личных сообщений и постов от знакомых из школы, от тех, с кем она случайно пересеклась когда-то, — все это Элла игнорирует. Она отправляет длинное бессвязное личное сообщение маме, а потом ищет бабушку, у которой на аватарке профиля стоит гламурный снимок руки профессионального фотографа. Элла отправляет Патрисии запрос на добавление в друзья и на всякий случай пишет сообщение, уточняя, как Бруклин. Она не понимает, почему до сих пор не подумала об этом: Фейсбук, раздражающий и бестолковый, на самом деле может оказаться полезным!