Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ

9 февраля 1900 года

Мои дорогие!..

…Я живу по-прежнему, гуляю каждый день, укутанный, как кукла, среди сугробов снега, которыми засыпано мое жилище. Все кругом замерзло и умолкло, только воробьи еще по временам чирикают кругом, да и то как-то неохотно. Зато по ночам, закутавшись в одеяло, люблю прислушиваться порой, как за окном воет буря и метель с шорохом обсыпает стекла снеговой пылью.

Из всех фотографий, что мне прислала Верочка, я особенно доволен той, где вы сидите на каком-то полуразрушенном крыльце. Только что это за крыльцо? Оно так успело расшататься, что я его совсем не узнаю. А как хорошо сохранился снаружи наш старый флигель! Один вход переделан на новый лад, а все остальное решительно то же самое, как было в моем детстве. То же полукруглое окошко на чердак, за которым каждое лето набивалось множество бабочек-крапивниц, постоянно бившихся о его стекла и часто умиравших, не успев выбраться наружу, если я или сестры не находили их там случайно и не выпускали. И окна, и карнизы, и трубы — решительно те же самые. На меня снова так и повеяло от них воспоминаниями детства, когда мы с вами жили счастливо вместе и не предчувствовали будущей разлуки.

Взглянув на этот флигель, весь обросший высокими деревьями, как-то даже не верится, что в раннем детстве я мог еще видеть с его крыльца, через верхушки мелкого березняка, как весной вода в речке просачивалась сначала синими пятнами из-под белого снежного покрова, а потом и речка широко разливалась по полю, между каменными воротами и деревней, а в тихие летние вечера было видно, как над этим полем постепенно расстилалась по низинам пелена тумана.

Помню, что не раз, когда мы жили в западных комнатах этого флигеля, я очень любил подолгу смотреть из его окон на алую полосу вечерней зари, на которой резко, как черная пила, повернутая вверх зубцами, вырисовывалась на самом горизонте полоса елового леса, а в конце этой полосы замечательно рельефно выделялись три отдельных дерева, у которых каждая ветка была видна особо на огненном фоне. А теперь ничего этого не увидишь даже и с крыши флигеля!..

А помните ли вы, как старая Татьяна рассказывала здесь в долгие зимние вечера страшные сказки о волках, медведях, привидениях и утопленниках? И как мы, дети, жались к вам от страха и оглядывались на темные окна комнаты, не смотрит ли в них какая-нибудь страшная рожа, но все-таки просили ее рассказывать нам еще что-нибудь «пострашнее»… И долго потом, когда гасили свечку и все погружалось в глубокую темноту, я, бывало, дрожал в своей постели, закутав голову в одеяло!

Замечательно, подумаешь, какие сильные следы оставляют на всю жизнь в наших головах первые образы детства! Даже самый характер мышления получает своеобразный отпечаток. Вот, например, со мной. Вы, верно, уже и сами забыли, моя дорогая мамаша, что не раз указывали мне в очертаниях облаков разные фигуры: лошадиных голов, всадников, городов и других удивительных вещей, которые я тогда принимал за настоящие. Но даже и потом, когда я узнал и сущность, и причины этих явлений природы, я все-таки при виде каждого кучевого облака старался отыскать в нем сходство с каким-нибудь живым существом или воздушным замком. Раз даже видел здесь сон, будто мы с вами и сестрами идем мимо нашей каменной конюшни, à над нами по небу плывут всевозможные необыкновенные облака, одни — как звери и птицы, другие — как ряды всевозможных зданий, так что было даже страшно, и казалось, что они обрушатся на нас. А потом два облака, выглядывавшие из-за крыши нашего главного дома и похожие на белых медведей, обратились в настоящих, выбежали из-за угла и стали к нам ломиться в двери флигеля, куда мы успели спрятаться от них…

Мое здоровье за эту зиму нисколько не ухудшилось, и вам нет причин за меня опасаться. Вероятно, благодаря прошлогодней инфлюэнце, которая, говорят, предохраняет от новых заболеваний, а, может быть, и по причине мягкости зимы, у меня еще не было обязательных здесь зимних подарков: насморка и кашля. Авось не будет и до лета. Берегите себя и вы, дорогая, а то я всегда очень беспокоюсь, когда ваше здоровье не в порядке.

Совсем не понимаю, милая Катя, твоего нетерпения поскорее «поставить на ноги» всех твоих детей! Я уверен, что и тебе самой будет скучно, когда они мало-помалу разлетятся из твоего гнезда. Ну разве не удовольствие всегда иметь в своей семье такую милую девочку, как Маня, и мальчика, как Коля, с которыми ты только что познакомила меня по карточке? Право, если б такие были у меня, мне было бы больно подумать, что рано или поздно они вырастут и потом умчатся куда-то далеко.

Ты пишешь, что у Тони явилась дочка Леля. Вот как! Значит, мы все стали дедушками и бабушками. А Андрюша, который лишь недавно вышел из колыбели и не мог видеть без рева никого постороннего в доме, сделался вдруг дядей и может требовать к себе почтения? Да, сразу видно, что время и человеческие поколения не останавливаются на одном месте…

Целую тебя множество раз, дорогая Ниночка, за твое доброе письмо и собственноручный рисунок.

В нем я сейчас же узнал очень удачный снимок с одной гравюры, которую я видал года два тому назад в иллюстрированных журналах. По-моему, у тебя несомненные художественные способности, в былое время я сам рисовал недурно (да и теперь иногда приходится кое-что чертить). Когда я учился в гимназии, оттуда еще не было изгнано рисование, учитель был настоящий художник, и мои рисунки выставлялись им вместе с немногими другими в приемной зале напоказ публике. Потом я копировал и. рисовал довольно много пером по естественным наукам (животных, растения, и в особенности по анатомии), и с течением времени у меня накопилась целая горка таких рисунков. Но я смотрел на этот предмет лишь как на средство, важное при естественнонаучных работах, а ты любишь его ради него самого, и это очень важное различие в твою пользу!

Самое первое, на что я обратил внимание в твоем рисунке, — это смелость и верность руки, которые сказываются в каждой черте; если у тебя есть серьезная любовь к живописи, отдайся ей со всем увлечением, на какое ты способна. Пусть будущее не зависит вполне от нас самих и молодая девушка, менее чем кто-нибудь другой, может определить, как направится ее остальная жизнь. Все