Звезда Любви - Юлия Леонова

Аня росла болезненным и замкнутым ребенком, чуралась сверстников, дружбы ни с кем не водила, несмотря на то, что двери дома в Закревском всегда были открыты для гостей, и местные помещики с семьями частенько навещали своего гостеприимного соседа. Граф так и не решился отослать единственное чадо в Смольный, хотя имел такую возможность, предпочитая держать ее при себе, в результате чего Аннет получила домашнее образование, которое, однако, стараниями ее отца было весьма разносторонним. Но случилось так, что в столице Аннушка простыла, и вскоре простая простуда обернулась для нее серьезным заболеванием легких. Несмотря на все усилия столичных докторов, светил медицины, молодая графиня Закревская, проболев почти полгода, скончалась в страшных мучениях.

Девушка, найденная Закревским на берегу Финского залива, пролежав в беспамятстве почти неделю, наконец, пришла в себя. Все это время граф каждый день заходил в комнату больной и все больше укреплялся в принятом им решении. Господь неспроста послал ему эту девушку, а значит решение, принятое им, угодно Богу. На исходе седьмого дня Василий Андреевич, войдя в спальню больной, улыбнулся сидящей в кровати и обложенной со всех сторон пуховыми подушками молодой женщине.

— Аннушка, душа моя, — обратился он к ней, — ну, вот ты и поправилась. Уж как ты нас всех напугала!

Девушка удивленно взглянула на него.

— Значит, меня Анной зовут? — прошелестела она хриплым шепотом.

— Неужто запамятовала? Доктор мне говорил, что ты, возможно, чего-то не упомнишь, ну да и ладно. Главное — жива ты после того, как в пруд свалилась.

— В пруд?

— Ну да, в пруд, — подтвердил Закревский, — за домом, в саду, пруд. Коль тебе лучше, значит, через день-другой поедем мы с тобой в Закревское.

— И как мне Вас величать? — пропустив его последние слова мимо ушей, поинтересовалась девушка.

— Господи, неужели и отца-то родного не признала? — присел в кресло Василий Андреевич.

— Папенька? Вы папенька мой?

— Он самый и есть, — кивнул головой граф.

Поиски пропавшей княгини Шеховской ничего не дали, и, в конце концов, даже полиция пришла к выводу, что Юлия Львовна погибла, утонув в реке, хотя тело ее так и не было найдено. Сам Павел три дня обшаривал окрестности вместе с небольшим отрядом солдат-преображенцев, но единственной их находкой стала маленькая черная шляпка с синим пером, которую прибило к берегу в устье реки Стрелки.

Поплавского арестовали по обвинению в убийстве mademoiselle Ла Фонтейн и княгини Шеховской, и теперь он находился в Петропавловской крепости в ожидании суда над ним.

В доме на Сергиевской улице воцарился траур. Софья Андреевна робко заговорила с сыном о том, что хотя тело Жюли и не нашли, но надобно устроить похороны, как полагается. Поль, в последнее время впавший в какое-то странное состояние полной безучастности, при этих словах матери пришел в неистовство.

— Нет! Похорон не будет! — выкрикнул он. — Пока я не увижу своими глазами… — сглотнул он ком в горле, — я не поверю.

Заходили друзья и знакомые выразить соболезнования по поводу его утраты, но он никого не пожелал видеть, и вскоре на серебряном подносе в вестибюле скопилась целая гора карточек с двумя латинскими буквами "p.c." в нижнем углу (pour condole`ances).

Венчание князя Горчакова с Кошелевой Полиной Львовной из-за траура отложили на полгода, как того требовали приличия. После ошеломляющего известия о смерти Жюли все семейство Кошелевых выехало в Кузьминки.

Глава 19

Хотя лихорадка отступила, и Анна пришла в сознание, но была еще слишком слаба, чтобы ехать в Закревское. Доктор Леманн, осмотрев ее, сказал, что в его визитах нет больше необходимости, а от довольно сильных головных болей оставил ухаживающей за Анной нянюшке Агате настойку лауданума, которую та поставила в свой шкафчик, что-то бормоча себе под нос. По его совету граф Закревский решил задержаться в Александровском еще на неделю, ожидая, когда здоровье его так нежданно обретенной "дочери" пойдет на поправку.

А на улице вовсю бушевала весна. В пышном цветении распустилась в парке белоснежная черемуха, дурманя сладким ароматом. Оправившись от лихорадки, Анна впала в какое-то благостное забытье: днем она была тиха и безмятежна, часами просиживала в кресле около окошка, греясь в лучах теплого весеннего солнышка. Она часто раздумывала над тем, что сказал ей Василий Андреевич, и верила, и не верила ему. При слове "отец" губы сами собой складывались в улыбку, но тут же откуда-то приходило ощущение, что в последнее время отца в ее жизни не было. Но, Господи, кому и зачем могло бы понадобиться выдавать себя за ее отца и окружать ее такой непритворной заботой?! Она твердила про себя свое имя "Анна" — и чувствовала, что имя это и ее, и не ее.

Как же это было страшно — не помнить, не знать кто ты есть! Сидя около окна, Анна часто прикрывала глаза, тогда всем окружающим казалось, что она дремлет в теплых солнечных лучах, но это спокойствие было обманчивым. Все это время разум ее метался, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь лазейку в том непроницаемом занавесе, что окутал ее память. Она была уверена, что граф солгал ей о том, что произошло на самом деле. Случилось нечто страшное — настолько страшное, что он не пожелал говорить ей об этом. Ей казалось, что человек из ее снов имеет самое непосредственное отношение к той тайне, которой стало для нее ее же прошлое, и стоит ей только вспомнить, кто он, и все сразу встанет на свои места. И она пыталась. Это было словно путешествие по длинному коридору, завешанному полупрозрачными кисейными занавесками: отодвигаешь одну, потом другую, третью, берешься за следующую, и вдруг душа переворачивается от ужаса, будто за этой последней завесой ее и ждет то самое страшное открытие, и она каждый раз малодушно отступала, вновь отпуская одну завесу за другой. А потом виски сжимала нестерпимая боль, будто бы в наказание за то, что она пыталась проникнуть за эту завесу, и няня спешила к ней с лауданумом. Через некоторое время боль действительно утихала, девушка погружалась в дремоту, и каждый раз ей снились какие-то путаные сны, в которых она отчаянно цеплялась за руку человека, лица которого не видела, сознавая, что стоит ей отпустить эту руку, и она неминуемо упадет в пропасть и убьется. Анна с криком просыпалась, сердце колотилось где-то в горле. На ее крик в спальню торопливо входила нянюшка со стаканом валериановой настойки, и только после этого Анна вновь засыпала, уже без сновидений, чтобы проснуться поутру с тяжелой гудящей головой.

На предложение графа отправиться в Закревское Аннет не возражала. Она надеялась, что, возможно, в дороге она увидит хоть что-нибудь, что подтолкнет ее разум, и она вспомнит, кто она есть. Путь их лежал через Москву, где Василий Андреевич планировал остановиться, чтобы справить Анне новый гардероб. Она никак не могла понять, чем плохи были те платья, которыми до верху был набита гардеробная, примыкающая к ее спальне в Александровском, но примерив одно из них, пришла к неутешительному выводу, что, видимо, за время болезни она сильно исхудала, потому как прелестное утреннее платье нежно-голубого цвета было ей ужасно велико. Можно, конечно, перешить, решила она, о чем и сказала батюшке, но он как-то странно переменился в лице, а потом улыбнулся: