Этюды о Галилее - Александр Владимирович Койре

с их движениями. Из чего было бы справедливо заключить, что горизонтальное движение, из какой бы причины оно ни происходило, по своей природе вечно, по крайней мере до тех пор, пока не вмешается некая причина, которая препятствует предмету и затрудняет движение.

Чтобы убедиться в этом, достаточно представить предмет в движении, для которого устранена всякая причина затруднения или отклонения; так, например, равномерно движется вполне совершенный шар или совершенно гладкий, который мы представляем располагающимся на горизонтальной поверхности, т. е. на «земной окружности».

Предположим, что ему сообщается движение, каким бы слабым оно ни было: понятно, разумеется, что это движение никогда не прекратится, но что этот шар, завершая оборот, совершит второй и пойдет заново, и, сделав это, повторит снова, а потом еще раз, и так будет продолжаться вечно…

Гассенди объясняет нам, что идеальная сфера, которая катится по горизонтальной поверхности, всегда остается в одном и том же положении по отношению к последней: когда одна ее часть опускается, другая, таким образом, поднимается – это рассуждение, как известно, восходит к Николаю Кузанскому. Но кроме того, эта сфера (подобно всякому другому предмету, движущемуся по горизонтальной плоскости, т. е. по сферической поверхности, подобной поверхности Земли) находится в привилегированном положении по отношению к последней или, вернее, по отношению к ее центру767:

К тому же нет никакой причины, по которой он [шар] когда-либо замедлит или ускорит свой ход, поскольку он никогда не удаляется и не приближается к центру Земли, также нет [причины], по которой он когда-либо остановится, как бы произошло, если бы на его поверхности имелась какая-то неправильность (неровность).

Мы оказываемся в ситуации, описанной Галилеем: как для Гассенди, так и для самого Галилея все тела «тяжелы», и, однажды приведенные в движение, они сохраняют сообщенное им движение и двигаются неизменно, равномерно и, следовательно, вечно, при условии что они двигаются по кругу «вокруг центра» или, точнее, вокруг центра Земли или центра тяжелых тел вообще.

Именно в этом пункте размышления над работами Кеплера и, конечно же, Гильберта позволяют Гассенди совершить решительный шаг вперед. Ибо он не воздерживается от того, чтобы ответить на вопрос «что же такое тяжесть?», как это был вынужден сделать Галилей: это термин, обозначающий что-то, природу чего мы не знаем. Гассенди определяет его положительную и в особенности отрицательную природу: тяжесть – разновидность силы; это притяжение, нечто подобное магнетической силе.

Конечно, можно было бы возразить, что развитие, завершившееся, таким образом, благодаря Гассенди, не более чем обманка и что замена термина «тяжесть» термином «притяжение» не сильно дает нам продвинуться или вовсе ничего не дает, ведь нам по-прежнему неизвестна природа вещи, о которой идет речь и которую мы обозначаем этими «терминами». С определенной точки зрения, в частности с точки зрения Галилея, это возражение совершенно оправданно. Ясно, что Гассенди, как и Кеплеру, Гилберту и нам самим, совершенно неизвестна природа этой вещи и что образы, которые он использует для того, чтобы позволить нам представить себе эту вещь и понять, как она действует (впрочем, эти образы весьма различны и многообразны: веревочки, цепочки, крючки, действие частиц и т. п.), вовсе не могут выполнить ту роль, которую он пытается им приписать. И тем не менее сам факт того, что он дает объяснение, пусть и словесное, имеет чрезвычайную важность.

Притяжение – разновидность силы, и так же, как и прочие силы, оно действует внешним образом. Наконец, эта сила сводится к соприкосновению, давлению, толчку; для Гассенди, так же как и для Декарта, ни одна материальная сила не действует иначе, чем через соприкосновение. Никакая материальная сила не может действовать на расстоянии; никакое тело не может действовать там, где его нет, и никакое тело не может сотворить движение – оно может только его передать. Гассенди говорит об этом совершенно четко768: всякое движение совершается благодаря толчку,

и когда я говорю «толчок», я ни в коем случае не хочу делать исключение для притяжения, ведь притягивать значит не что иное, как тащить к себе с помощью загнутого предмета.

Таким образом, тяжесть перестает быть тайной, утрачивая свои онтологические привилегии769; и тем самым движение, производимое тяжестью, утрачивает свою исключительность.

Тяжесть, находящаяся в самих частях Земли, так же как и во всех земных телах, является не столько внутренней силой, сколько силой, сообщаемой притяжением Земли.

Как же так? Это должен прояснить для нас пример с магнитом770.

Пусть некто возьмет и держит в руке маленькую железную пластину весом в несколько унций771. Если после этого положить под рукой очень сильный магнит, то человек почувствует вес уже не в несколько унций, а в несколько ливров772. И так же как мы убедимся в том, что этот вес не столько внутренне присущ железу, сколько сообщен ему притяжением магнита, расположенного под рукой, таким же образом, когда действует вес или тяжесть камня или какого-то другого земного тела, мы увидим, что эта тяжесть в меньшей степени соответствует этому телу, взятому отдельно, нежели [происходит]