Письма, телеграммы, надписи 1927-1936 - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Личное у Вас слишком сильно подавляет общественное, — это особенно чувствуется в 15, 16 годах. Только в 17 году Вы начинаете говорить о войне и ее влияниях на жизнь станицы. Вам следует исправить этот недостаток повести, разбросав по страницам ее — за 15–16 годы — небольшие фразы и кусочки-картинки, которые говорили бы о влиянии войны на жизнь, на людей, а влияние это все возрастало.
Кое-где Вами восстановлены вычеркнутые мною провинциализмы и «местные речения». Напрасно. Дайте переводы местных речений в примечаниях под страницей.
Начиная со страниц сотых, Вы забыли, что повесть у Вас делится на главы.
Привет.
М. Горький
1128
А. И. МИКОЯНУ
Лето 1934.
Дорогой Анастас Иванович!
Ребята в колонии хорошие, научились и умеют работать Надо помочь их оздоровить. Как было бы хорошо, если бы им можно было выдать на два месяца 400 санаторных пайков. Очень прошу.
1129
А. Е БОГДАНОВИЧУ
6 сентября 1934. Москва.
Спасибо за поздравление, дорогой друг, Адам Егорович!
Да, съезд прошел намного выше моих ожиданий. Очень хорошо вели себя европейцы и наши нацмены. Те и другие — в разное время — собирались на моей квартире в Горках и в дружеской- беседе, нос к носу, были еще лучше, чем в парадном зале. Особенно же поразил их праздник в «Парке культуры», где их встретило 30 тысяч человек и где они отлично плясали с комсомолками. Некоторые из них нашли даже, что «праздник заставляет вспомнить о древней Элладе». Устал я — весьма значительно. Кашляю, как верблюд. Очень досадно, что книга Ваша все еще не вышла. Не могу ли я помочь продвижению ее в типографию? Укажите, как это сделать.
Крепко жму руку.
А. Пешков
Р. S. Девочке о поведении своем рассказал сам отец. У него с дочерью — отличные отношения. Он — музыкант, девчурка — тоже, играет на скрипке. К матери она относится, как к младшей сестре. Вообще среди наших детей — изумительные являются фигуры.
А. П.
1130
А. С. МАКАРЕНКО
10 сентября 1934, Москва.
Дорогой Антон Семенович —
вторая часть «Поэмы» значительно менее «актуальна», чем первая; над работой с людями и землей преобладают «разговоры». В них много юмора, они придают «Поэме» веселый тон, — это, конечно, еще не порок, если не снижает серьезнейшее тематическое, а также историческое значение социального опыта, проделанного колонией.
Мне кажется, что эта часть «Поэмы» весьма выиграет, если Вы сократите ее. Сокращать надо незначительное, чтоб ярче оттенить значительнейшее. Длинновата сцена покупки лошади. Очень хороша свадьба.
Недостаточно ясна Ваша полемика с НКПр[осом] о методах воспитания. Не звучит ли некое «скрипниковское» в указаниях НКП на применяемую Вами «военизацию»? Думается, что Вы недостаточно подчеркнули воспитательное значение этой игры, а она ведь настраивала ребят серьезно.
Я «придираюсь», потому что глубоко убежден в серьезнейшем значении «Поэмы», в правде метода, в поучительности опыта. Но чтоб опыт был ясен читателю, — даже и тогда, когда он — [не] профессионал-педагог, — Вам необходимо более четко изображать постепенность перерождения ребят. В этой части личная Ваша фигура и работа оставляет ребят несколько в тени. И это — потому, что работу Вы освещаете словами, тогда как освещение ее требует фактов. Незаметно, как ребята пришли к необходимости учиться в рабфаках, решение это является неожиданным.
Вообще очень прошу Вас внимательно прочитать и — местами сократить, а кое-где дополнить рукопись. Крайне важно дать эту Вашу работу в форме — по возможности — совершенной.
Крепко жму руку.
М. Горький
10. IX. 34.
1131
С. Я. АЛЛИЛУЕВУ
28 сентября 1934, Тессели.
Дорогой т. Аллилуев —
я не писал Вам письма и никого не просил ознакомить меня с Вашей интереснейшей биографией, с которой — частично — знаком по «Красной летописи» и по рассказам некоторых тт., работавших с Вами.
Вероятно, я кому-то говорил, что в 92 г. в Тифлисе я встретил Вас однажды у Гиго Читадзе, а затем у приятеля моего Федора Афанасьева, слесаря. И вот из этого рассказа, видимо, и сделали неверный вывод.
Рукописи Ваши я прочитал. Мне кажется, что в «Воспоминаниях» об Ильиче слишком много «рассуждений» и — мало фактов.
А что касается второй рукописи «Воспоминаний» — повторю: они — крайне интересны, особенно случай в Карсе. Очень советую Вам — продолжайте писать. Если Вам нужно, чтоб я почитал и поправил «стиль» рукописи — готов с удовольствием сделать это.
Сердечно желаю Вам доброго здоровья,
крепко жму руку.
М. Горький
28. IX. 34.
Крым. Тессели.
1132
Н. В. ЯКОВЛЕВУ
30 сентября 1934, Тессели.
Уважаемый Николай Васильевич —
в письме Вашем я не нахожу точно и конкретно формулированного вопроса ко мне. Вы пишете:
«Заинтересовавшись более широко» моим «отношением к Щедрину, я стал собирать воспоминания и обратился, между прочим, к М. Ф. Андреевой».
Что Вам угодно знать? Первая книга его «Губернские очерки» была прочитана мною в возрасте до 20 лет, уже после таких рассказов Тургенева, как «Фауст», «Андрей Колосов», «Пунин и Бабурин», «Чертопханов» и т. д. «Очерки» Салтыкова не понравились мне чем-то. «Современную идиллию» читал лет на пять позднее. Очень полюбил Салтыкова после «Истории одного города», «Сказок» и «Господ Головлевых», последнюю книгу особенно оценил после того, как увидал Андреева-Бурлака в роли Иудушки в одноименной пьесе Шпажинского, — Андреев совершенно изумительно играл эту роль. Впрочем, как и все другие. Первую «сказку» — «О мудрой редьке» — написал я в 93 или 4 году, одновременно со сказкой «О чиже». Кажется, сказка «О редьке» не была
