Алая Завеса. Первый лик смерти - Роман Александрович Покровский

не знаешь, как делаются дела, – усмехнулся Молтембер и оторвал наконец от него свой взгляд. – К тому же, ты имел несчастье заблуждаться, что сейчас мы с тобой устроим долгий и пронзительный диалог. Прости, но ты не удостоен такой чести. У меня нет на это времени.

А вот это уже Юлиана немного разочаровало, хотя он и знал, что поводов для этого нет.

– Сейчас, маленький Монроук, ты узнаешь, как делаются настоящие дела. Якоб, я полагаю, что Ривальда добралась до кинотеатра?

– Да, она должна быть там, – сообщил Сорвенгер.

– Отлично, – ответил Молтембер. – Мы можем приступать.

– Приступать к чему? – непонятливо спросил Юлиан. – Что она делает в кинотеатре? Вы собираетесь атаковать её там?

– К сожалению, мы пока не так сильны, – сказал Молтембер и отдал рукой какой-то знак. – Эх, Ривальда, знала бы ты, как я скучал…

Пара вервольфов, обращённых в людей, приблизилась к Молтемберу, Юлиану и Сорвенгеру и принесла с собой большую видеокамеру.

Вервольфы считались другим видом разумных существ, не людьми, поэтому Проксимой не обладали. Они обращались в людей при помощи какого-то врождённого биологического механизма, поэтому не могли лишиться этой способности, пройдя через подвал, лишающий сил.

– Что это ещё такое? – спросил у самого себя Юлиан и, как полагается, никто ему сразу не ответил.

Однако Молтембер всё же выложил всё через несколько секунд, когда камера, руководимая Сорвенгером, уже была готова снимать:

– Мы должны отправить небольшое сообщение Ривальде, пока она мирно наслаждается фильмом, пытаясь уйти таким способом от своих проблем. Не правда ли, наиглупейший способ? Якоб купил все билеты на этот фильм. Кроме одного. Того, что предназначался для Ривальды Скуэйн. Сейчас она находится в кинозале одна, наверняка немного удивлённая этим фактом. Но это ей только понравится, потому что общество никогда не было любимой частью её существования.

В это время Сорвенгер толкнул Юлиана прямо в руки Молтембера и тот его поймал. Надо же – даже прикосновения злодея не были враждебными и ужасными! Ни холода, ни пронизывающего страха. Они были даже немного тёплыми.

– Я начинаю, – сказал Сорвенгер и нажал на какую-то кнопку.

Молтембер улыбнулся, и, зажав рукой рот Юлиана с гордостью начал:

– Неожиданно, да? Ривальда, скажи мне – ты рада меня видеть? Не сомневайся, – я тебя услышу! Ты же не забыла про ту роковую связь между нами? Не забыла, что кое-что забрала у меня и теперь не хочешь отдавать? А ведь пришло время выплачивать долги. Скажи мне – почему ты ещё не вернула мне мой долг? Мне не очень нравится находиться в ветхом теле, не имея души. Как ты можешь обходиться так с человеком, которому столько раз клялась в любви? И не говори, что я стал чудовищем. Я не обрекал никого на многолетние муки в ужасном месте под названием "Эрхара". Это ты предала меня. И я всего лишь вежливо прошу тебя всё исправить. Я даже не угрожал тебе смертью… Хотя кого я обманываю? Только твоя смерть поможет мне вернуться обратно, так сказать, целиком… Как я вижу, пропажа Пенелопы Лютнер нисколько не озадачила тебя. Тебе оказалось на неё наплевать! Очередное подтверждение тому, что зверь среди нас двоих не я. Скажу даже больше – фрейлейн Лютнер всё ещё жива. Мне же не нужна её смерть. Мне нужна моя жизнь! Если тебе не дорога жизнь Лютнер, то обрати внимание на мальчишку, стоящего подле меня. Он же дороже для тебя, чем какая-то малознакомая девчонка… У тебя ещё есть время до половины одиннадцатого для того, чтобы спасти его. Но если ты не придёшь… Или, что ещё хуже, решишь вдруг покончить с собой, наивно полагая, что это убьёт меня навсегда, то не поддавайся искушению. Ты знаешь, каким оружием я обладаю. Я уничтожу весь твой дорогой и прогнивший насквозь Свазлаутерн, как давно и мечтал, если ты решишь оставить маленького Монроука на произвол судьбы. Если же ты решишь пожертвовать собой, то мои верные слуги всё равно уничтожат Свайзлаутерн, принеся его весь в жертву Эрхары. Выбор за тобой, дорогая Ривальда!

Он нисколько не напоминал того благородного романтика из писем под псевдонимом "Господин Р.". В словах этого человека не было ни капли красивого, ни частички тёплого или рыцарского. Он был сухим и холодным – и это уже выдавало не его тело, а его душа. Если от неё, конечно, хоть что-то осталось.

На протяжении всего монолога Молтембера Юлиан пытался вырваться и закричать, что его и всех остальных предал Сорвенгер, что он находится на странной башне в виде креста, но Молтембер, несмотря на прописное отсутствие сил, сжимал его рот достаточно крепко.

Одно только радовало – по словам Молтембера Пенелопа ещё жива. Но надолго ли? И стоит ли верить словам этого лицедея и безумца?

– Она видела ваше лицо на экране кинотеатра? – спросил Юлиан.

– Да, – довольно ответил Молтембер. – Очень надеюсь, что ей понравилось. Я же ведь очень старался. Как же я рад, что наконец-то выговорился! Я подарил бы ей долгий разговор, но она пренебрегла этим шансом, и теперь наш с ней разговор обещает быть недолгим.

– Вы собираетесь убить всех людей в городе! – яростно воскликнул Юлиан.

– Иногда большие дела требуют больших жертв, мой мальчик. Кровь этих людей будет на руках Ривальды, а не на моих. Я предлагал ей всего лишь одну смерть, но её это не устроило. Пока что. Нам ещё предстоит узнать, что победит в ней – человечность или самолюбие! Как думаешь, Якоб, что же всё-таки победит?

– Я ставлю на человечность, – секунду подумав, ответил Сорвенгер. – Всё-таки целый город… Тут и я бы мог сломаться.

– А тебе, юный Монроук, дальше ничего слушать не следует, – сказал Молтембер. – Господа, отправьте Монроука к его любимой! – сделал он жест вервольфам и трое из них послушно повиновались.

Мгновенно обратившись в людей, двое из них схватили за руки яростно сопротивляющегося Юлиана и подвели к какому-то люку. В это время третий вервольф нажал на стоящий неподалёку рычаг, и Юлиан провалился куда-то в недра башни.

Полёт был недолгим, а в самом конце, вместо того, чтобы с грохотом плюхнуться на камни и что-то себе сломать, полёт вдруг прекратился, после чего Юлиан спокойно себе приземлился на холодный пол. Это подозрительно напомнило дорогу в зал присяжных Департамента.

Он приподнялся и попытался отряхнуться от витавшей здесь пыли, но, увидев одиноко сидящую в углу Пенелопу, в один момент забыл обо всём.

– Пенелопа, – проговорил Юлиан и ринулся к ней.

Она сжалась, словно маленький ребёнок. Вся такая чумазая и потрёпанная, но, самое