Разбой - Петр Воробьев

Кольбейн поднялся и направился в средний отсек, стараясь не удариться и не споткнуться. Одновременно он прокручивал в голове расчёт массы израсходованного топлива и боезапаса. В совокупности могло оказаться, что нежданная золотая часть добычи удвоила бы награду за Харкена. Кого вот взять в долю и послать за остальным драгоценным грузом? С этой мыслью, Кольбейн нагнул голову и спрыгнул из люка на крупный речной песок. Ватажники и схоласты выстроились в цепочку, перекидывая золотые слитки к аспидоплану. Впереди, верный себе Самбор уже успел преуспеть не в своём деле:

– Харкен сын Виррала, ты объявлен вне закона в Эрскеренскраге, Красном Замке, и Каве…

Кольбейн не дал венеду закончить:

– И я беру тебя под стражу, чтоб согласно закону…

– Вертолёты! – Оспак указал на запад.

Борта каждой быстро приближавшейся летающей машины украшал венец Киндасвинта Законотворца: разделённый пополам равносторонний треугольник. Гутанское происхождение паровых вертолётов было бы понятно и без опознавательных знаков. Все металлические части, как и у «Слогтре», были покрыты скрадывающим фулиджином. Но, с типичной именно для сынов и дочерей Толаборга внутренней непротиворечивостью, кто-то нанёс поверх фулиджина тонкую и замысловатую роспись светящейся краской.

Прибытие гутанов сильно усложняло картину. Кольбейн готов был поклясться, что Оспак сбил Харкена по ту сторону от гутанских граничных истуканов, но каменные воины остались вверх по течению от участка берега, усыпанного обломками и золотом. Один из вертолётов приземлился рядом со «Слогтре», ещё три остались в воздухе, дымя, сыпля золу и пепел, и время от времени моргая прицельными лучемётами. В отличие от зелёного на аспидоплане, эти посылали кроваво-красные лучи. Кольбейн запоздало признал, что Гримкель был прав.

Задняя часть брюха вертолёта растворилась, наружу вылезли трое – один седобородый и с несуразным копьём-ухватом, его товарищи помоложе и с многозарядными самопалами. Копьеносец подошёл к разломанному надвое тетракопосу. Для дополнительного впечатления, кто-то подсветил его с воздуха. – Я Гискила, гадраут восточных пределов! – громогласно и раскатисто объявил старец. – Что творится здесь?

В справу «гадраута» был встроен микрофон с усилителем.

– Я Кольбейн сын Флоси! Преследуем беглого преступника! – у Кольбейна был заранее готов ответ. «Киндасвинтов устав», свиток девять, раздел один…

– Я не преступник! Я Харкен сын Виррала, гардавайр Толаборга!

– Ты преступник, пособник Стейнглада детоубийцы, и разоритель биосферы! – Самбор и без усилителя был громче «гадраута восточных пределов».

– На земле Гуталанда действует только закон Гуталанда! – возразил Харкен. – Я требую его защиты от грабителей! Свиток шесть, часть четыре! «Аще муж, егда в странствии, незаконно другим удержан, и несть меж ними долга, то пять номисм за обиду; аще тот муж не может платити, то пятьдесят плетей ему, и ту конец».[302]

– Харкен сын Виррала, гардавайр Толаборга! – Гискила поклонился.

Толстячок очень радостно ответил на поклон. Дело взяло да и повернулось совсем не по-Кольбейнову. Старец продолжил:

– Не ты ли пять лет назад призвал горожан освободить тебя и других промышленников от налогов?

– Я, – признал Харкен и сложил ручки на пузе.

– Не ты ли тогда сказал: «Меньше государства, больше воли»?

– Я. К чему это ты, Гискила, страж запада?

– Востока! – старец стукнул древком копья по камню. – Харкен сын Виррала! В границах Гуталанда, ты в ответе только перед законом Гуталанда!

– Надо было сразу его хватать, – сказал кто-то. – Нет, на золото позарились…

– Издревле, закон Гуталанда защищал всю землю от западного моря до предгорий! – продолжал «страж востока», может быть, самую малость упиваясь своим положением.

– Да, вон она, граница закона! – Харкен указал на истуканов. – Возьми этих разбойников под стражу, пока не выплатят мне полную виру за ущерб!

– Не ты ли, Харкен, сын Виррала, на том собрании сказал: «Пусть за защиту закона платят те, кто в ней нуждается»?

– Я не упомню, – сказал Харкен.

– А я помню. «Я и так плачу своей страже»? И где она, твоя стража, Харкен сын Виррала?

– В разные стороны пустилась, как припекло! – пояснил Самбор.

– Было время, когда защита закона простиралась до древней границы, – продолжал старец с ухватом. – Но как ослабела поддержка закона, так сузилась и сфера его влияния… Треть наших стражей на другие промыслы ушла. А этой весной, семерых у Валькарлена разбойники убили, потому что у разбойников было серебро на бронебойные пули, – гадраут принялся шагать на запад. – А у нас не было золота на новую броню.

– Возьмите моё золото! – крикнул ему вслед Харкен.

– Мы возьмём золото, – пообещал старец, останавливаясь примерно на середине поля ларей, обломков ларей, и золотых слитков. – Брошенное после кораблекрушения.

– Но закон! – вскричал Харкен.

Древком боевого ухвата, старец провёл бороздку в песке и камешках, отступил за неё, повернулся, сказал в микрофон шлема что-то неразборчивое без усилителя, и опёрся на ухват. За его спиной, вертолёты стали снижаться в подсвеченных посадочными огнями клубах пара и дыма. Гискила снова включил усилитель и указал на проведённую им черту:

– Закон кончается здесь. Меньше закона, больше воли тебе, Харкен сын Виррала!

Глава дюжина десятая. Западный берег Риназа

Правил некогда в Коннахте великий и славный конунг по имени Горм, сын Рагнара. Ни в чем не знали тогда недостатка ралландцы. Были среди них мир, покой и довольство, хватало плодов, всякого урожая и добычи на море, под доброй властью жили все по праву и справедливости. Порядок, согласие да изобилие правили в покоях Коннахтского замка.

Владел в те же времена землёй в Коннахте славный муж по имени Буах. Было у него много скота, сильного и красивого. Многим был славен Буах. Славился он мудростью, славился и боевыми приёмами. Часто его призывали на совет сам Горм и прекрасные жёны его, Бланид и Бевинн.

Однажды разговаривали между собой Горм, его жёны, и гость их, Самбор из Гардара.

– Надо вам, – сказал Самбор. – пойти к Щеглову Острогу, чтоб увести чолдонских яков, чёрных с лохматой шерстью. – Ведь нужен вам скот, чтоб прокормить племена Ралланда во времена долгих зим.

– Думаю я, – сказал Горм. – что лучше пойти за ними тому, кому по силам получить их. Пусть соберутся все старейшины.

Собрались старейшины, и стали они держать совет. Были среди них Конал Кернах, сын Амаргена, Фергус, сын Роса, Лоэгайре Буадах, сын Коннада, Келтхайр, сын Утехайра, и Дубтах, сын Лугдаха, великие воины, ловкие в играх и отважные в прыжках. Рассказал им Самбор всё, что рассказал Горму. – Великое зло произойдёт от этого, – сказали старейшины Горму. – Но не оставим мы тебя, пока живы. Мы пойдем к Щеглову Острогу. Вели созвать войско.

Позвали к Горму Буаха. Он говорил с ним.

– Мы похитим чолдонских яков, – сказал Горм. – Собери воинство, и возглавь его.

– Только возвысится моя слава после этого похищения, – сказал Буах.

– Я буду убийцей всех воинов,

Я буду победителем всех битв,

Я переживу Быка из Куальнге.

Отослал Горм Буаха к величайшим героям Коннахта, и те собрали воинство. В ту же ночь отправились они в путь, и трижды пятьдесят воинов было с ними, и трижды пятьдесят женщин, и трижды пятьдесят псов, и трижды пятьдесят слуг, и замок, несомый силой волшебства. Достигло воинство Лестницы Великанов, и увидели они нечто. И был это плывший по морю ледяной корабль, немалый на вид. И нёс корабль воинов Альбы. И правил им Кромфрид чародей. Непотребен был его облик, ибо лишь до локтей доходил плащ, а бурая рубаха его до зада. К тому же свисала она на груди, а сверху была на ней просто дыра. Из конских шкур щетиной наружу были сапоги Кромфрида, а за собой тащил он двуствольную ручницу, которую лишь восемь мужей могли разом поднять.

Пристал корабль к Лестнице Великанов, и спросил Буах у Кромфрида чародея, какова власть его чар. Отвечал тот, что своим тайным искусством сумеет повергнуть горы на войско чолдонцев и обрушить наземь их вершины. И отвечал тот, что обратит против чолдонцев двенадцать великих озёр, где уж не сыскать им тогда ни капли воды, как бы ни мучила их жажда. Молвил тут и Атаульф, волшебник, призванный из Гнёва Самбором сыном Мествина:

– Напущу я три огненных ливня на войско чолдонцев, и отнимутся у них две трети храбрости, силы и доблести. Не дам я излиться моче из тел чолдонцев и их яков. А каждый выдох ралландцев прибавит им храбрости, доблести, силы, и не истомятся они в битве, хотя бы продлилась она до исхода семи лет.