К портретам русских мыслителей - Ирина Бенционовна Роднянская

С.Н. Булгаков – публицист и общественный деятель[539]

Если воспользоваться периодизацией обширнейшего творческого наследия Сергея Николаевича Булгакова, которую предложил его ученик и последователь Л.А. Зандер[540], а именно: начальный, марксистский, период с 1896 по 1902 год, религиозно-философский – с 1902 по 1925 год и, наконец, собственно богословский – с 1925 года (когда о. Сергий стал профессором Православного богословского института в Париже) до конца жизни, – то нужно будет констатировать, что наивысший подъем его общественной энергии и расцвет публицистического дара приходится на вторую из этих трех жизненных фаз.

Огромный темперамент гражданского деятеля, полемиста и социального диагноста, дерзающего на диалог со всеми актуальными течениями русской и европейской мысли, от марксизма до толстовства, от неокантианства до антропософии, – качество это было присуще Булгакову изначально, обнаружило себя еще в пору его марксистской ортодоксальности, в спорах с П.Б. Струве, К. Каутским, Р. Штаммлером,и не покинуло его в годы церковно-общественной, экуменической работы за границей. В предреволюционное и в решающее для судьбы России время «между двух революций» Булгаков отдает главные умственные силы публицистическим жанрам, устным и печатным, и нет среди них такого, который не был бы им опробован: журнальная статья, реферат, рецензия, предисловие, публичная лекция, общефилософское введение в университетский спецкурс, парламентская речь, программный документ политической партии, ежемесячный «дневник» в духе Достоевского и т. п.

Киевская и в особенности московская жизнь Булгакова изобилует общественными и издательскими начинаниями, гражданскими выступлениями. В Киев он переезжает в 1901 году после заграничной стажировки, положившей начало глубочайшему разочарованию в западноевропейском укладе, защитив магистерскую диссертацию «Капитализм и земледелие», в которой уже очевиден отход от марксистской схемы аграрного развития. Здесь продолжается его преподавательская деятельность в политехникуме и университете (преподавать Булгаков начал сразу же по окончании университетского курса в Московском техническом училище). В киевские годы он становится фактическим соредактором, совместно с Н.А. Бердяевым, журнала «Новый путь» и его преемника «Вопросов жизни», на страницах которых в 1904 и 1905 годах он постоянно развивает религиозно-общественную программу преобразования страны в духе гражданской свободы, раскрепощения труда и воцерковления культуры. Он сближается с «Христианским братством борьбы» В.П. Свенцицкого и В.Ф. Эрна (где участвует и молодой П.А. Флоренский); в сборниках «Вопросы религии», издаваемых этим кружком, трактует отношения церкви с государством и культурой, как видятся они ему в обновленной России; пытаясь соединить свое новое «идеалистическое» и близцерковное умонастроение с освободительными идеями и этическим социализмом, приступает вместе с В.В. Зеньковским к изданию весьма радикальной газеты «Народ» (1906), вскоре закрытой цензурою.

Постоянный автор не только редактируемых им самим изданий, но и «Вопросов философии и психологии» (органа Московского психологического общества, возглавляемого Н.Я. Гротом), «Полярной звезды», издаваемой П.Б. Струве, а впоследствии – «Московского еженедельника» кн. Е.Н. Трубецкого и перешедшего в 1907 году к Струве авторитетного «толстого» журнала «Русская мысль», Булгаков быстро приобретает весомое литературное имя. Но главную известность принесли ему публичные лекции, собиравшие множество народу, преимущественно молодежи. Так, «Новый путь» (к журналу в то время Булгаков еще не был причастен) публикует характерный отчет о прочитанном 28 января 1903 года реферате «О философских воззрениях Владимира Соловьева» в зале киевского литературно-артистического общества: «Киевская публика, всегда относящаяся с горячим интересом к публичным лекциям проф. Булгакова, и на этот раз собралась на его реферат в таком количестве, что переполнила как зал, так и прилегающие к нему комнаты; сверх того, большое количество лиц, желавших войти, не было впущено во избежание окончательной давки»[541]. Публичные лекции стали для Булгакова интеллектуальным трамплином, позволившим оторваться от специальных проблем политической экономии (профессионализация в которой в свое время предопределялась для него марксистским пафосом «научности») и свободно, хотя еще по-любительски, предаться врожденным гуманитарно-философским склонностям, обратиться к «проклятым вопросам» о смысле жизни, смысле истории, природе человека, путях России, марксистские ответы на которые уже перестали удовлетворять его. Альтернативой марксизму для Булгакова явились социальные и этические идеи русской классики – Герцена и Чехова, Достоевского и Владимира Соловьева, оппозицией историческому материализму – натурфилософский и моральный идеализм, впоследствии перешедший в положительное христианское верование. По меткому замечанию Зандера, основными категориями социологического мышления Булгакова выступают не «законы» (т.е. безличные детерминанты социального развития), а «идеалы» (т.е. ценностно окрашенные цели). На публичных лекциях начала 900-х годов наглядно совершалась эта булгаковская «измена» законам в пользу идеалов.

В.В. Зеньковский, вспоминая киевские встречи с Булгаковым[542], пишет о впечатлении растерянности, какое произвел на него уже известный тогда киевский профессор и публицист, о его уклончивости в исповедании перед аудиторией своих новых христианских убеждений, о его страхе, высказавшись до конца, утратить популярность у левой молодежи. Думается, это впечатление – отчасти плод некой психологической аберрации. Булгаков был, как можно судить, весьма искренен и отважен в изъявлении своих общественных и иных взглядов. Так, перед зачислением на место преподавателя Московского технического училища он счел нужным честно предупредить попечителя, что «держится некоторых убеждений, которые принято, считать социалистическими»[543]. Будучи в 1907 году избран в Государственную Думу второго созыва (от родной Орловской губернии), он посчитал необходимым печатно объявить о своей непринадлежности к кадетской фракции и вхождении в Думу в качестве независимого «христианского социалиста»[544]. В думских речах от 12 марта и 17 мая он мужественно выступил как против правительственного, так и против революционного беззаконного насилия и, не угождая ни правым, ни левым, призвал общество к примирению на высшей моральной и правовой основе. По принятии священнического сана в 1918 году он, несмотря на угрозу свободе и жизни со стороны ЧК, ни при каких обстоятельствах не снимал с себя духовного платья.

Однако та печать двойственности, которую подметил Зеньковский в Булгакове киевских лет, совпавших с приближением и началом первой революционной бури, – действительно имела место и объяснялась известной промежуточностью тогдашних взглядов мыслителя. Он хотел во что бы то ни стало подвести под практическую программу российской социал-демократии этико-идеалистический фундамент вместо классово-материалистического, оставляя саму программу неизменной – в части обобществления индустриальной собственности, социально-справедливого централизованного распределения и пр. (Крайнее разочарование в философских посылках и методах марксизма и, шире, антирелигиозного позитивизма при нежелании расстаться с идеей социалистического преобразования – двойственность эта в скрытой форме никогда вполне не покидала Булгакова, так что соединение социалистического идеала с воинствующим безбожием он, несмотря на энергично развиваемую критику утопизма, порой готов был счесть едва ли не исторической случайностью[545].) Лекции-статьи 1901—1905 годов: «Иван Карамазов <…> как философский тип», «Основные проблемы теории