Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты меня с собой не равняй, — Шорин прорычал это тихо, но так низко, что звук отозвался у Арины в костях.
— Простите, если доставил беспокойство. Успокойтесь, вот, водички выпейте.
В ответ раздался рык. Арина попыталась вскочить как-то успокоить Давыда, но Моня ее удержал
— Сейчас возьмет себя в руки, — шепнул он. — Дава умничка, Дава сможет.
При этом Моня вперился взглядом в стену — то ли пытался внушить Давыду мысль, то ли мутил что-то. Кто их поймет, Особых.
Давыд, судя по звукам за стеной, принялся ходить туда-сюда под спокойный, даже какой-то веселый голос Кодана:
— Ну взгляните на нас с вами объективно. Силища — огромная. Дайте точку опоры — и землю мы не только свернем, но забросим за какую-нибудь Альфу Центавра. При этом я клею коробки в артели, а вы — вот тут, в милиции, на должности, для которой бы тройки хватило с головой.
— Я вполне доволен. А вы, скорее всего, еще долго в свою артель не вернетесь.
— Скорее всего, вы правы. Но я о другом. Вы понимаете, что ваш уникальный дар пропадает втуне?
— Какое отношение это имеет к делу?
— Такое, что и вы, и я хотим приносить пользу. Максимальную, в соответствии со способностями. И моя польза в том, что я могу создавать драконов. В любом нужном стране количестве.
— Предположим. Я только не могу понять, как так вышло, что вы со своим желанием приносить пользу, будучи Смертным, не в армии. Не помню, чтоб кого-то из Смертных демобилизовали.
Кодан тихо застонал, как будто у него внезапно разболелся зуб.
— Какое отношение это имеет к делу?
— Самое прямое. Если вы не ответите мне на вопрос — значит, все, что вы мне тут наговорили, — вранье от первого слова до последнего.
— Ну, хорошо, хорошо… Видите ли… Кирилл Константинович Кодан — это не я.
— А кто?
— Скорее всего, прекрасный человек… был. Я не убивал его. Когда мы впервые увиделись, он был уже мертв. Ординар, но чем-то заинтересовал Хайкова. Я всего лишь убрал… то, что от него осталось после удовлетворения хайковского любопытства… В мои обязанности входило сжигать не только тело, но и одежду. За подкладкой я обнаружил документы.
— Повезло вам. Так все-таки, как получилось, что вас не призвали в армию? Насколько я помню, всех Смертных и, кстати, Особых забрили еще до оккупации Левантии…
— Вот тут вам понять будет труднее. Вы кто по крови?
— Коренной левантиец.
— Понятно. А я вот немец. Иван Стефанович Франц. Да не вскакивайте вы… Смешно, но я даже немецкий язык знаю довольно плохо. Моя семья жила в России, кажется, еще
с петровских времен. Династия инженеров. Моему прадеду доверили расчет первого в России железнодорожного моста. А мне вот — даже покойников доверять не спешили. Томили, проверяли… Ну, я решил не ждать решения своей судьбы — кинут меня на фронт или сгноят заживо, как неблагонадежного, — да и сбежал куда глаза глядят. Оказался в Левантии. Где и познакомился с покойным Коданом. Как я уже сказал, при весьма печальных обстоятельствах.
— Так для кого дракона-то собираете, гражданин Франц? Для наших или для ваших?
— Надеюсь, для наших, для Советского Союза. Думаю, что родина, а я, простите, считаю родиной отнюдь не Германию, оценит мои уникальные возможности… И я перестану трусливо оглядываться. Стану снова самим собой, уважаемым человеком, а не тварью дрожащей.
— Это вы пока уникальный.
— Вы же знаете, Хайков мертв, записи он оставил в беспорядке…
— Если открытие совершено, его можно повторить! И это проще — потому что уже известно, что оно возможно. Так что незаменимым вы пробудете недолго, а потом…
Что, по мнению Шорина, должно было случиться с Коданом-Францем дальше, никто так и не узнал, потому что на все УГРО раздался мат Якова Захаровича.
— Цыбин! — заорал Яков Захарович, прервав свою тираду.
Моня с Ариной выскочили в коридор.
— А этот твой где? — уже намного тише спросил у Мони Яков Захарович.
— Отказался говорить со мной, захотел с Шориным. Ничего, поболтают немного, потом вернусь — доведу дело до конца. Он признается, дальше вопрос оформления.
— Не получится. Эти… — тут Яков Захарович подробно рассказал некоторые странные особенности конституции и любовных предпочтений подразумеваемых им людей, — из барского дома требуют прислать Кодана к ним. Мол, не наше дело, не наш масштаб.
— А раньше они где были? Когда он Особых по всей Левантии сосал?
— Тогда он их не интересовал. А тут внезапно. Так что пиши бумаги, вызывай конвой — и все. Не наше это дело.
Яков Захарович добавил еще несколько матерных тирад, но уже обреченно, без запала. Моня присвистнул.
— Вот ведь суки, — безнадежно произнес он, — ну и ладно. Ну и черт с ним. Не будет больше убивать — и хорошо. Пусть порадуются. Пусть в столицу отрапортуют, мол, взяли уникального преступника, долго охотились, ночи не спали… Может, им по медальке дадут.
Он говорил зло и обиженно, Арине показалось, что сейчас он заплачет. Она обняла Моню. Даже ревнивец Давыд понял бы ее.
— Суки, конечно, суки. Ты молодец, а они — просто наглые.
Моня засопел ей в плечо.
В ночь на двадцать восьмое число Арину разбудил странный звонок в дверь. Как будто бы кто-то пытался нажимать на звонок, но палец все время соскальзывал. Арина открыла — и на порог хлынули рвотные массы. Вслед за ними обрушился Моня. Если бы не подоспевший Давыд, Моня сбил бы Арину с ног.
Пьян он был чудовищно. Смертельно пьян. Давыд закинул Моню в ванну, не раздевая.
— Сейчас дрова принесу, воду согреть, — засуетилась Арина.
— Обойдется, — рыкнул Давыд и принялся поливать друга холодной водой.
Кажется, это сработало — Моня начал оживать. Уже минут через пятнадцать он лежал в полной ванне ледяной воды, плескал ладонью по поверхности и пел про то, как рыбка хвостиком махнула, рыбка быстро уплыла.
Но желудок ему все-таки промыли. Несмотря на сопротивление и угрозы.
Пока обустраивали Моне гнездышко для ночлега, пока успокаивали раскричавшегося Осю, пока Арина стирала изрядно загаженные Монины тряпки, пока снова успокаивали рычащего Варьку и разбуженного им Осю — рассвело.
Решили уже и не ложиться — сидели и пили чай, поглядывая на мечущегося
