Плавать с дельфинами - Эрин Пицци

— Я захватил свой зонтик-парашют на случай дождя, мальчик мой, — сказал отец Ричарда и одновременно сильно хлопнул сына ладонью по спине. — А это, должно быть, Пандора? Замечательно! Ежели мы будем гнать своих лошадей в верном направлении, то доберемся до дому к позднему ужину. Мамочка просто сгорает от желания поскорее вас обоих увидеть. Она так разволновалась.

— Могу я повести машину, папа?

Пандора, которая все еще не могла отвести глаз от экзотического отца Ричарда, была не менее удивлена и тем фактом, что взрослый уже человек называл своего отца вот так — папа. Потом, правда, Пандора решила, что в этом нет ничего удивительного со стороны англичан, привыкших проводить время в окружении мамочек да нянечек. Иностранцам же не под силу был о понять суть таких отношений.

— О, нет, Ричард. Ты же знаешь, что свою Дженни я абсолютно никому не доверяю. Возможно, она и стара, но крепка, как кремень, и никогда не причиняет мне хлопот. И я ни разу не попадал в дорожное происшествие. Вот так, мальчик мой!

Ричард посмотрел на Пандору и слегка покачал головой, чтобы отец не увидел его жеста. При этом он умудрился даже пошевелить ушами, что страшно позабавило Пандору.

Носильщики погрузили вещи в автомобиль, вид которого заставил Пандору широко открыть глаза. Машина здорово походила на слона. Позади заднего сиденья было еще одно одиночное сиденье, снабженное крутящимся механизмом.

— Оттуда я, бывало, стрелял по крокодилам в Кении, — объяснил преподобный Таунсенд. — Теперь я лишь изредка пользуюсь им — стреляю с него по «левоногим».

Пандора неуверенно улыбнулась.

— Левоногим?

— Ну да, по католикам.

— А-а, — протянула Пандора и тут же сказала себе, что ей не следует в общении с отцом Ричарда упоминать о своем обучении в католическом монастыре и вообще о том, что она — католичка.

— Забирайтесь-ка назад, Пандора, и держитесь покрепче. А я сяду спереди с папой, и мы попытаемся добраться домой живыми.

Пандора с надеждой подумала, что Ричард всего лишь шутит.

— Полиция, знаете ли, всегда с пониманием воспринимает мой стиль вождения, — сообщил преподобный Таунсенд. При этом он продемонстрировал висевший на шее огромный серебряный крест, украшенный тринадцатью сверкающими камнями, усыпанный бриллиантовой крошкой. — Мне кажется, когда видят мой крест, воротничок, то думают, что я тороплюсь на отпевание умирающего. До сих пор меня еще ни разу не остановили. — Викарий утопил в полу педаль газа, машина рванула с места и тут же снесла часть ограждений стоянки. — Черт, они успели-таки отремонтировать этот дурацкий забор после последнего моего визита сюда.

Ричард, открыв глаза, повернулся к Пандоре, чье лицо побелело от страха.

— Попробуйте представить, что вы в цирке или будто мы ездим на игрушечных автомобилях с резиновыми бамперами. Все это кончится через пару минут. Папа просто ненавидит стоянки.

Наконец они добрались до выезда. Викарий радостно улыбнулся кассиру и спросил:

— Вы что, опять все там ремонтировали, да?

— Да нет вроде, сэр, — немного удивленно ответил кассир.

— Ну, неважно. Да благословит тебя Господь, сын мой. — И викарий с ревом вырулил на улицу, в весьма неживописные кварталы Хаунслоу.

Ричард заметил удивленное выражение лица Пандоры.

— Не волнуйтесь, солнышко мое, — успокаивающе улыбался он, пока автомобиль несся мимо обшарпанных домов по плохим дорогам. — Скоро мы доберемся до Девона. Там — Божьи владения. Вам понравится.

— А будут там зеленые лужки и домики с соломенными крышами? Ведь я именно так всегда представляла себе Англию.

— Будут, дорогая. Во владениях отца есть как раз коттедж у ворот, где живут повар и садовник. У этого коттеджа крыша из самой прекрасной соломы. Разве не так, папа?

— Так, так… Вы посмотрите на этого негодяя! За кого это он себя принимает?! Здесь мое преимущество, молодой человек, — заорал вдруг викарий, высовываясь в открытое окно машины. — Сейчас ведь молодежь совсем не умеет себя вести. Совсем… Ну, да, коттедж с крышей из прекрасной норфолкской соломы. Сейчас, правда, трудно заставить людей делать крышу именно из соломы. Да, Ричард, тебе следует извиниться перед матерью, ты ведь не ответил ей на длиннющее письмо. Так что, будь добр, извинись. Она очень на тебя обиделась.

— Но, папа, она же может мне позвонить в любой момент. Тем более что я готов оплачивать ее звонки. Телефоны и были изобретены для того, чтобы положить конец столь скучному занятию, как писание писем. И, как бы то ни было, мамино письмо показалось мне набором сумбурных сообщений, словно она пыталась зараз рассказать обо всем, в том числе обо всех коровах, которым вздумалось телиться одновременно. К тому же, если у тетушки Луизы и случилось варикозное расширение вен, то она, вероятно, хотела бы сохранить эту новость в тайне. Да и состояние простаты у повара можно было бы не предавать огласке. А мама делает все наоборот — сидит в своем маленьком кабинете и, как какая-нибудь Джейн Остин, детально записывает все, что видит вокруг.

— Теперь она увлеклась другой идеей, — сказал Филип. При этом голос его прозвучал гораздо тише. — Она, дорогие мои, совсем свихнулась на здоровой пище. По утрам она выстраивает все семейство и допрашивает, кто ходил по большому, а кто нет. Если да, то ты освобождаешься от обязательного приема слив, если же нет, то на завтрак вынужден есть сливы. Ненавижу их. Я действительно всю жизнь ненавидел сливы. Всю свою жизнь.

— Так как же ты поступаешь тогда, папа?

Викарий бросил оценивающий взгляд через плечо на внимательно слушающую Пандору.

— Вы, девушка, похоже, умеете хранить тайну. Пообещайте, что никому ничего не скажете. Даете честное слово скаута, клятву смерти или что-то в этом роде? Так вот, Ричард, иногда я просто вру ей.

— Слава Богу, что мама у нас англичанка и не склонна к обыскам. — Ричарду вспомнилась почему-то Гортензия.

— Еще она нас пичкает бобами, которые тоже входят в ее здоровую диету. — Викарий вздохнул. — Наконец, мамочка срезает жир с мяса, и я бываю вынужден пробираться тайком в дом повара, чтобы съесть свою порцию поджаренных хлебцев с куском говядины, с которого стекает жир. Нет ничего вкуснее жареного хлебца с жирнющим мясом. Гораздо вкуснее бобов. Мне удалось, правда, запретить потребление бобов за завтраком в воскресенье. Я сумел убедить твою дорогую мать, что все семейство Таунсендов, включая меня, викария, просто не может после такого завтрака не палить по окружающим газами, как тяжелыми артиллерийскими залпами. В последний раз, когда у нас в воскресенье завтракал епископ, твоя мать с таким усердием приготовила жареные бобы по новому бостонскому рецепту, что после ее блюда преподобный едва сдержался, чтобы не испортить воздух на вечерней молитве. Что касается меня самого, то я выходил из положения, в нужные моменты поднимая прихожан на песнопения. Епископа мои манипуляции премного удивили, так как его проповедь в итоге трижды прерывалась моими песнями. На выходе я всем прихожанам объяснял, что под трансептом сдохло несколько крыс, оттого, мол, и запах. Таким образом, вроде бы, и спас службу. Моя аргументация подействовала на мать, и теперь мы едим бобы по понедельникам, когда не бывает вечерней молитвы.