Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин

Написал книгу «Путешествия в полярные страны» (1935). Составил вместе с Е. Рубинчиком сборник «Дневники челюскинцев». А в серии «ЖЗЛ» выпустил книгу «Амундсен» (1937).

Книга «История полярных исследований», над которой он работал долго, вышла в Архангельске в 1939 году. И сразу же попала в список запретных. Архангельские издатели не знали, что автор книги уже год, как не существует на свете.

Сергей Михайлович Бонди, родившийся 25 июня 1891 года и преподававший у нас в МГУ, когда я там учился, считался крупным пушкинистом. Мне нравилось, как он на лекциях читает самого Пушкина: артистично, духовно, влюблённо в текст. Смущали меня статьи Бонди: многословны, скучноваты. К тому же – совершенно для меня непонятное стремление Сергея Михайловича ввести так называемую Десятую главу «Онегина» непременно в корпус пушкинского романа. Для чего? Ведь расшифрованные отрывки способны только увести читателя от смысла романа, а не прояснить его, не прирасти к тексту, не стать его неотторжимой частью.

Особенно меня поразило, что С.М. Бонди был страшно раздражён пушкинскими штудиями Валентина Непомнящего, которые стал публиковать журнал «Вопросы литературы». Разбирая, например, стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», Непомнящий выступил против канонической трактовки строчки «И милость к падшим призывал» как – призывал милость к декабристам. Советские литературоведы явно путали понятия «падшие» и «павшие». Пушкин, конечно, не героев имел в виду, но тех, кто небезнадёжен в своём нравственном падении, кто может подняться.

(Я говорю о раннем Непомнящем. Поздний – особый разговор. Да Бонди, умерший 29 августа 1983 года, его и не застал.)

Тем не менее уже в первой же своей книге «Черновики Пушкина» Бонди, не называя Непомнящего, глухо говоря о каких-то новейших пушкинистах, грудью встал на защиту вульгарной идеологической трактовки.

Любопытно, что эта книга вышла в «Просвещении» только в 1971 году, когда Бонди было 80 лет. Следующую книгу – «О Пушкине» он тоже успел увидеть. Она вышла в 1978-м – за пять лет до кончины Сергея Михайловича. И несёт на себе тот же налёт вульгарно-социологического пушкиноведения.

И это притом, что Бонди часто выступал против вульгарной социологии в исследованиях Пушкина. Позже я разгадал этот феномен.

У Саши Чёрного в цикле «Вешалка дураков» есть такое стихотворение:

Умный слушал терпеливоИзлиянья дурака:«Не затем ли жизнь тосклива,И бесцветна, и дика,Что вокруг, в конце концов,Слишком много дураков?»Но, скрывая жёлчный смех,Умный думал, свирепея:«Он считает только тех,Кто его ещё глупее, —«Слишком много» для него…Ну а мне-то каково?»

Нисколько не оскорбляя покойного учёного, подставляю Сергея Михайловича на место умного героя стихотворения. При Сталине вульгарная пушкинистика достигла такого уровня, что не могла не возмутить интеллигентного Бонди. Но он не учёл её едкого проникновения в саму литературоведческую ткань исследования. Выступая против очевидного, он привык к неочевидному и даже проникся им. Отсюда и старческое брюзжание по поводу новейших пушкинистов.

Впрочем, в иных частностях пушкинского текста Бонди оказывался и проницательным, и правым. Недаром многие его комментарии не устарели до сих пор.

Как известно, отцами знаменитого Козьмы Пруткова стали три брата Жемчужникова Михайловичи – Алексей, Владимир и Александр и двоюродный их брат Алексей Константинович Толстой.

Менее известно, что начался Козьма Прутков с басен, которые написал Александр Михайлович Жемчужников, родившийся 25 июня 1826 года, и напечатавший их в 1853 году в журнале «Современник».

Басен было три: «Незабудки и запятки», «Кондуктор и тарантул», «Цапля и беговые дрожки».

Вот одна из них:

КОНДУКТОР И ТАРАНТУЛ

В горах Гишпании тяжёлый экипажС кондуктором отправился в вояж.Гишпанка, севши в нём, немедленно заснула;А муж её меж тем, увидя тарантýла,Вскричал: «Кондуктор, стой!Приди скорей! ах, боже мой!»На крик кондуктор поспешаетИ тут же веником скотину выгоняет,Примолвив: «Денег ты за место не платил!» —И тотчас же его пятою раздавил.Читатель! разочти вперёд свои депансы[2],Чтоб даром не дерзать садиться в дилижансы,И норови, чтобы отнюдьБез денег не пускаться в путь;Не то случится и с тобой, что с насекомым,Тебе знакомым.

Эта басня и две других – личные штрихи Александра Михайловича Жемчужникова к общему портрету известного сатирика.

Александр Михайлович совмещал творчество со службой, где он достиг разительных успехов: в 1866 по 1870 год был пензенским вице-губернатором, с 1971-го по 1974-й – псковский вице-губернатор. И этим напоминает другого сатирика – М.Е. Салтыкова-Щедрина, рязанского и тверского вице-губернатора. Вот было время! Золотое время, когда вице-губернатор не только не участвовал в коррупционных схемах сановных чиновников, но находил в себе смелость высмеивать сановных!

Умер Александр Жемчужников в 1896 году.

Эрнст Теодор Амадей Гофман, умерший 25 июня 1822 года (родился 24 января 1776-го), был очень известен в России во времена Пушкина и Гоголя и несомненно оказал влияние на обоих. Помните Германна, вытянувшего из колоды туза, который обернулся пиковой дамой, а та – старой графиней? Наверное, Пушкин запомнил, что в повести Гофмана «Элексир Сатаны» герой тоже играет в штосс и вытянутая им карта тоже напоминает ему реальное лицо. Ну, а знаменитое двойничество героев (жизнь то в фантастическом, а то в реальном мире) Гоголя будто родилось из двойничества героев Гофмана.

Разумеется, темы влияния я касаюсь вскользь. Замечу только, что не имею в виду подражание или даже эпигонство, которыми, конечно, не отмечены книги этих великих писателей. Другое дело – массовая литература. В те времена выступавшие на книжном рынке русские эпигоны Байрона и Гофмана снискивали себе немалый барыш. Да и не только русских литераторов впечатлили романтическая поэзия Байрона и романтическая фантастика Гофмана. Под знаком английского и немецкого гениев формировался романтизм разных национальных литератур.

Много распространяться о новеллах, повестях-сказках, романах Гофмана не буду. Они довольно известны. Менее известны его музыкальные произведения: оперы, балет, сонаты для фортепиано, музыка для фортепиано, скрипки и виолончели.

Одно время Гофман занял место капельмейстера. В другое время работал музыкальным директором оперной труппы. В честь своего любимого композитора Вольфганга Амадея Моцарта Гофман, сменил своё имя Эрнст Теодор Вильгельм на Эрнст Теодор Амадей. В новелле «Дон-Жуан» ему удаётся то, что не удаётся больше никому, – он озвучил свои впечатления от оперы Моцарта.

26 ИЮНЯ

Ещё слова ленивый торг ведут,Закономерно медленны и вязки.Ещё заканчиваем скучный трудНеотвратимой, тягостной развязки.Ещё живём, как будто бы, одним.Ещё на час с мучительною больюДыханьем тёплым, может, оживимПоследние и чёрные уголья.Но чувствую – перестаём любить.Перестаём, ещё немного рано.Всё кончится. И даже, может быть,В день воскресенья мёртвых – я не встану.

Эти пессимистические строки написала Елизавета Григорьевна Полонская, родившаяся 26 июня 1890 года, которую в шутку звали «серапионовой сестрой», потому что она была единственной женщиной входившей в литературную группу «Серапионовы братья». Немудрено, что стихи пессимистичны: они написаны 27 мая 1921 года. А к этому времени Полонская уже успела побывать врачом военного госпиталя на Первой Мировой (она окончила медицинскую школу Сорбонны), врачом в эпидемическом отряде, где познакомилась с будущим своим мужем, брак с которым длился очень недолго, но в 1916 году от этого брака у неё родился сын.

Дальше была работа врачом в фабричных лабораториях на заре советской власти. Потом литературная работа.

Двадцатые годы оказались для неё очень плодотворными. Она издала три книги стихов. Писала и – главное – печатала стихи для детей. «Серапионовы братья» ценили свою «сестру». Её одобряют, её подбадривают Виктор Шкловский, Михаил Зощенко, Всеволод Иванов. К ней очень хорошо отнёсся К.И. Чуковский, благодаря которому она и писала для детей.

Но «год великого перелома» стал переломным и для Полонской. Она становится корреспондентом «Ленинградской правды». Много ездит по стране. Пишет очерки и статьи о новой советской были. Пишет просоветские стихи. Издает книгу очерков «Люди советских будней» – парадные портреты контролёров трамвая, рабочих путиловцев и т. п.