Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Анатольевич Смирнов

строки могла только изумленно моргать... Но это, конечно же, не портило поэзии. Ваш покорный слуга тоже спел тогда свою альбу*, сочиненную по столь торжественному случаю, и не солгу, если скажу, что она имела большой успех.

И вдруг все узнают, что к стенам подступило огромное войско сарацин во главе с султаном. Веселье, конечно, прервалось. Помню, как звонко лопнула одна струна, и все разом вздрогнули, будто началось землетрясение. У одних кусок застрял в горле, другие поперхнулись вином. Невеста заморгала еще чаще и стала вертеть головой, прямо как совенок. Но тут поднялся хозяин крепости, Рейнальд де Шатильон и рек своим громовым голосом:

"Господа! Все вы под моей непоколебимой защитой! Все вы под защитой самых крепких, самых неприступных стен, какие только стоят на Святой Земле. И, верно, сам Всевышний решил доказать вам это в сей великий день... Радуйтесь, что вы оказались ныне здесь, а не в каком другом месте. Эти сарацины, сколько бы их там ни налетело, для нас не более опасны, чем стая воробьев, облепивших крышу... Я повелеваю продолжать торжество."

И что же! Все поверили его слову, и музыка заиграла вновь. Сам рыцарь Рейнальд поспешил встретиться с врагом лицом к лицу, но сарацин действительно оказалось так много, что ему пришлось вновь отступить за стены замка, отдав неверным нижние укрепления, которые уже давно превратились в небольшой торговый городок.

Свое возвращение Рейнальд оправдал шуткой, сказав, что он проголодался, а из замка идет такой вкусный дух, что утерпеть невозможно.

И тогда мать жениха, госпожа Этьения, заметила: "Может быть, султан тоже почувствовал вкусный дух... Потому и поспешил к нашему столу вместе со всеми своими голодными сарацинами. Надо бы ему, как соб... (тут Эсташ вновь осекся и коротко поклонился мне в качестве извинения) что-нибудь дать со стола".

Такая затея очень понравилась гостям, и вышел небольшой веселый спор о том, какое блюдо послать. Многие предлагали запечь для султана бараньи потроха - с намеком, чтобы он теперь поберег свои. Другие предлагали то, что обычно остается после знатного обеда слугам. Наконец взял слово отчим невесты, Балиан Ибелинский, один из самых доблестных и благоразумных рыцарей. Он сказал такие слова:

"Не забывайте, что под стенами стоит великий повелитель Востока, владеющий огромными землями Египта и Сирии. Он не получил их в наследство, а взял умом и силою. Мы должны уважать такого врага, если не хотим потерять уважение к доблести и славе, которой не обладают менялы и торговцы. И я вам скажу еще, что даже самый смелый охотник, идя на льва, старается не возбудить его ярости. Поэтому мы должны послать султану то, чем на Востоке угощают наиболее почетного гостя. Это вовсе не будет выражением нашей слабости. Напротив. Э т и м мы покажем свое спокойствие и силу и, между прочим, ослабим мощь самого султана."

Балиан Ибелинский предложил послать Саладину лучшие куски говядины и баранины и среди этих кусков положить тот самый орган барана, который при дамах вслух не упоминается. После небольшого совета самых уважаемых дворян было решено заменить этот орган бараньими глазами, тоже весьма "почетным" блюдом - с намеком на то, чтобы у султана отверзлись глаза, и он увидел, что крепость неприступна.

И что же... Султан весьма благосклонно принял подношение, а потом долго расспрашивал одного своего советника-египтянина, прожившего несколько лет во Франции, о свадебных обычаях франков. После этого он прислал новобрачным весьма любезное, даже изысканное поздравление и попросил уведомить его, в какой башне будет находиться их альков, чтобы своими метательными машинами не тревожить их первого счастья. Таким образом султан ответил любезностью на любезность, причем сначала поучившись ей у франков.

Эсташ де Маншикур замолк, но Катарина не дала ему перевести дух.

- И он сдержал свое слово?! - воскликнула она.

- Разумеется, - кивнул Эсташ Лысый. - Султан Саладин всегда сдерживал свое слово, этого у него не отнимешь. Тогда он привез с собой девять мощных метательных машин, и мы слышали, как огромные камни гулко грохочут о стены крепости. Но весь обстрел он перевел на места, наиболее удаленные от постели новобрачных.

- Невероятно! - всплеснула руками Катарина. - А что было потом?

- Потом султан снял осаду и ушел, - ответил Эсташ Лысый, - ведь крепость и вправду была неприступной.

- А кроме того, на помощь Рейнальду двинулась армия короля Бальдуэна, - заметил я.

- Ах да! Я и запамятовал, - почему-то поморщившись, признал Эсташ Лысый.

- А то, то произошло с княгиней Эскивой Ибелинской, вы тоже видели своими глазами? - возбужденно спросила монахиня Катарина. - Говорят, она оказалась пленницей султана, но он оказал ей прием, как царь Соломон царице Савской*. Это правда?

Эсташ де Маншикур вздохнул с грустью и обвел взглядом своих товарищей, предлагая кому-нибудь тоже отличиться, но выяснилось, что из рыцарей лишь он один участвовал в битве при Хаттине, и поэтому ему пришлось остаться "светочем застолья".

- Эта легенда вовсе не лжива, я могу подтвердить, - сказал Эсташ Лысый. - Княгиня Эскива, супруга Раймонда Триполийского, была вполне достойна такого приема... если не считать, что она невольно послужила причиной гибели всего Иерусалимского королевства... да и всех христианских земель на Востоке.

Все рыцари зашевелились и загудели, как шершни, изумленные и возмущенные таким утверждением. Они потребовали от рыцаря Эсташа объяснений.

- Я сказал: "невольно послужила", - твердым голосом сказал он. - Я полагаю, что король Ги, не будь истории с Эскивой, все равно сумел бы погубить свое царство, как Валтасар*... Но то, что было, то было. И, заметьте, среди вас только я один могу засвидетельствовать, что происходило на военном совете в Акре в первый день июля года одна тысяча сто восемьдесят седьмого от Рождества Христова.

Несколькими днями раньше султан перешел священную реку Иордан и захватил город Тиверию, стоящий на берегу Галилейского моря, того самого, напомню, по водам которого ходил стопами наш Господь Иисус Христос. В Тиверии находилась крепость, в которой и пребывала княгиня Эскива под защитой небольшого числа верных ей воинов. Она