Витязь на распутье - Валерий Елманов

Пока нас вели в избу игуменьи, я все прикидывал, стоит ли оставлять Ксению под такой непрочной защитой. Стен-то, считай, нет вовсе, поскольку столь звучное слово и эта деревянная ограда явно из разных опер. Понадеяться на настоятельницу Дарью, которая бывшая царица Колтовская? А она вообще помнит дядю Костю? Можно, конечно, попытаться освежить ее память, но выйдет ли из этого толк?

Оказалось, освежать ни к чему – она и так вспомнила, причем в первые же секунды нашей с нею встречи. Это я понял, едва меня провели в ее покои. Она встала со своего стула, занесла руку, чтобы благословить и перекрестить гостя, но тут же во все глаза уставилась на меня, прищурилась и, побледнев, испуганно отшатнулась.

– Вот и все прочие говорят, что я очень похож на своего батюшку, – понимающе кивнул я, разряжая обстановку.

– На… – Она тяжело оперлась на стол.

– Ну да, на князя Константина Юрьевича, – простодушно подтвердил я.

– А я слыхала, что государь Иоанн Васильевич уж больно шибко осерчал на князя и… – Не договорив, она испытующе уставилась на меня.

– Бог спас, – коротко ответил я, после чего принялся излагать старую версию чудесного спасения моих родителей и их дальнейшую судьбу.

– Вот оно, значит, как, – вздохнула настоятельница и… счастливо улыбнулась. – Услыхал, стало быть, господь мои молитвы. – И она, спохватившись, сразу же захлопотала, засуетилась, отдавая распоряжения сестрам во Христе.

Вечеряли мы у нее в избе, но не втроем, а вчетвером. Ко мне и Ксении присоединился светло-русый худощавый мужчина лет эдак тридцати пяти. На сей раз пришел черед царевны изумляться – она перепуганно глядела на него во все глаза. Впрочем, если бы мне довелось впервые увидеть этого мужика сейчас, за столом, а не двумя часами ранее, в парилке, то я бы вообще ошалел. И немудрено – на меня во все глаза смотрел… дядя Костя.

Хотя нет, глаза, точнее их выражение, было совсем иным. Что-то не помню я у своего дядьки при взгляде на меня ни восторга, ни восхищения, ни тем паче обожания. Ну и плюс наличие изрядной бороды, причем вдвое длиннее моей. Зато все остальное…

Столь сильное сходство не могло не насторожить, так что, пока он меня старательно нахлестывал веничком, я потихоньку да помаленьку выудил из него всю немудреную биографию.

Оказалось, что подобрала его матушка игуменья грудным младенцем у ворот обители, прозвав его Найденом и в крещении дав имя Александр. Тогда она еще проживала в Горицком Воскресенском монастыре простой монахиней. Кто была его жестокосердная мать, узнать не удалось, но сестра Дарья оказалась настолько доброй, что умолила мать игуменью оставить дитя при монастыре и проявила самую активную заботу о нем.

Далее тоже все просто – лет двадцать назад она перебралась сюда, разумеется, вместе с ним. Тут он и прожил почти безвылазно всю свою жизнь. Почти, потому что изредка – раз в два-три года – матушка отпускала его в Великий Новгород сопровождать предназначенные к продаже монастырские товары, да и то всякий раз ему приходилось ее подолгу упрашивать.

Именно потому, едва заслышав, что к ним приехал сам князь Мак-Альпин, о деяниях которого всего три недели назад взахлеб рассказывал один из заглянувших купцов, он тут же кинулся в ноги к матушке Дарье, чтобы она умолила меня взять его с собой.

Касаемо жестокосердной матери, которая якобы подбросила младенца к воротам обители, у меня была другая версия – просто так столь разительное сходство не случается. Тем более что я помню рассказы своего дядьки, как он сопровождал бывшую царицу Анну Алексеевну в монастырь. Нет, в особые подробности он не вдавался, но если исходить из сказанного, то остальное и без того хорошо понятно. Теперь ясно, чем все закончилось. Точнее, закончилось для дядьки, а для бывшей царицы только началось.

«Это сколько ж ему лет натикало? – прикинул я. – Вроде бы тридцать три? Ну да, так и есть. Дядька отвозил царицу осенью тысяча пятьсот семьдесят второго года, значит, июль, в который его «нашла» сестра Дарья, был летом следующего, тысяча пятьсот семьдесят третьего года. Если быть точным, получается, что моему двоюродному братцу ныне тридцать два с половиной».

Оставалось только в очередной раз подивиться тому, насколько сильно условия жизни влияют на внешность человека. Взять моего дядьку, так ему уже сорок, а выглядит он практически в точности как Александр, если не моложе. Хотя нет, насчет «моложе» я хватил через край – если бы не борода, то мужик так и тянул бы примерно на свой возраст.

Обещать я ему ничего не стал – еще не хватало поссориться с настоятельницей, если она вдруг воспротивится, поэтому на все его просьбы отвечал уклончиво. Попробовал даже напугать Александра. Мол, война не торговля, пушки грохочут, пути свистят, кровь, грязь, раны, смерть, которая неизвестно, за каким углом тебя поджидает. Однако я добился лишь обратного эффекта – он загорелся не на шутку. В глазах огонь, руки чуть ли не трясутся от нетерпения схватить пищаль с саблей – и врукопашную.

Пришлось ответить напрямую. Мол, если я получу добро от игуменьи, тогда конечно, а если нет – не обессудь…

Ксения такого шока, как я в баньке, не испытала, но столь явное сходство Александра со мной ей явно не понравилось. Видя ее испуг, игуменья сжалилась и уже после третьей перемены блюд ласково произнесла, обращаясь к нему:

– Сыт ли? – И, не дав ему раскрыть рта, кивнула. – Вот и славно. А теперь ступай.

Александр умоляюще поглядел на настоятельницу, но она неумолимо повторила свое требование, успокоив его:

– Все я памятаю, так что не томись душой, слово свое сдержу.

Александр благодарно кивнул, послушно встал и, поцеловав матери Дарье руку и отвесив учтивый поклон нам с Ксенией, удалился.

Втроем мы пробыли недолго. Ксения выглядела изрядно усталой – шутка ли, все две сотни верст мы отмахали за день. И хотя дорога была на загляденье, поскольку большая ее часть пролегала по льду Волхова, да и оставшийся путь купцы тоже успели хорошо накатать, тем не менее царевну после столь долгого путешествия вкупе с банькой и сытным ужином явно тянуло в сон.

Игуменья, заметив это, сразу же принялась уговаривать ее прилечь. Я присоединился к ней, и общими усилиями царевна была выпровожена к месту отдыха. Надо сказать, что разместили ее с комфортом, причем поблизости от избы настоятельницы.

– Как будто ждали ее, – заметил я, наблюдая в маленькое оконце (удивительно, но оно оказалось стеклянным, а не слюдяным), как монахини сопровождают Ксению и двух ее прислужниц к месту для ночлега.

– Именитым гостьям приятно, когда их размещают вот так вот, на почетном месте, – пояснила игуменья. – Они, глупые, мыслят, что раз поблизости к настоятельнице да к храму, стало быть, и к богу тоже. Но что до Ксении Борисовны, ты, князь, даже не сумлевайся – здесь она в надежном месте. Уж кого-кого, но нареченную сына князя Константина Юрьевича я всяко уберегу.

Я было заикнулся насчет ратников, которых собирался оставить для вящей надежности, но мать Дарья внесла коррективы:

– Полсотни – это ты излиха хватил. Одного десятка и то за глаза – в ентих краях озоровать некому.

В конце концов пришли к компромиссу – двадцать человек. Правда, им самим придется выстроить для себя избу, а вот что касается платы за прокорм и прочее, игуменья отказалась наотрез. Мол, ей и монастырю вполне довольно доходов с рыбной ловли на Волхове и с ее вотчины под Устюжной, так что нужды нет, да и не желает она брать хоть полушку с сына Константина Юрьевича, а уж коль жаждется расплатиться, пусть внесут свою лепту в благоустройство обители. Мне же вместо серебра, которое я хотел оставить на прокорм царевны и ратников, предложили оказать ответную услугу и прихватить с собой одного человечка.

Так-так. Кажется, я знаю, о ком сейчас пойдет речь. Вот только ведомо ли матери игуменье, что я еду на войну, где возможно всякое? Сомневаюсь.

– Думала, ты сам о нем спросишь, – вздохнула настоятельница и похвалила: – Молодца, князь, терпелив. Ну а мне таить неча. Как видишь, хоша и побыл князь Константин в Белозерье всего ничего, и седмицы единой не будет, ан памятку о себе оставил. С кем уж он согрешил – бог весть, но что следок евоный, я враз смекнула, егда младеня впервой узрела. Он и тогда вылитый был батюшка, а ныне с кажным годом все боле дивуюсь – случается же такое сходство.

Сознаваться в своем грехе она явно не хотела. Да и был ли грех? Почему бы моему дядьке не переспать еще с кем-нибудь? Но еще раз прикинув, я пришел к выводу, что мое первоначальное предположение о возможной матери Александра и есть самое вероятное. Не такой уж рьяный бабник дядя Костя, да и со временем у него был напряг – всего с неделю, а то и меньше он пробыл в Горицком монастыре и все эти дни был занят только одной дамой. Да-да, той, что сидела напротив меня и упорно таилась, не собираясь говорить мне всей правды. Впрочем, понять ее можно. И без того неясно, как я отреагирую на своего единокровного братца, а если заикнуться, что он ее сын…