Там, за зорями - Хващевская Оксана

Будучи довольно проницательной, Злата все же не желала видеть очевидного. Того, что даже Васька смог разглядеть. Лешка Блотский любил Злату, любил так, как немногим дано любить. Любил нежно, преданно, молча. Любил безответно и знал это. Бережно храня воспоминания о тех прикосновениях, поцелуях, объятиях, он знал, что ничего такого больше не повторится, но продолжал тянуться к ней, радуясь уже тому что она есть, она рядом и он может видеть ее глаза и улыбку слышать ее голос и смех. Только она дарила ему утешение, даже если просто молча сидела с ним рядом или осторожно пожимала пальцы, подавала руку. Она заполняла пустоту в его душе, и только благодаря ее присутствию парень смог смириться со смертью мамы.

Леша понимал, что не может здесь остаться надолго, ему нужно в Минск, но как уехать, как оторвать себя от нее, не знал. Блотский был уверен, что она даже не подозревает, как он цепляется за нее, в буквальном смысле цепляется, как утопающий за соломинку. Лешка хотел бы остаться здесь с ней навсегда, пусть даже до самой старости они вот так бы бродили по окрестностям, взявшись за руку, вели неспешные беседы или молчали, слушая гомон птиц. Блотский понимал: долго все это не сможет продолжаться. У него не хватит сил сдерживать собственные порывы, притворяться и подавлять желания и чувства. Да и Злата… Когда-нибудь она встретит кого-то, полюбит и уйдет… А он, Лешка почему-то был в этом абсолютно уверен, уже не сможет полюбить другую.

Неторопливо идя с ней вечером по деревне, он снова и снова возвращался мыслями к тому, что не давало покоя, и не знал, что делать и как быть. И наверное, как и всех влюбленных, его не оставляла надежда, что когда-нибудь все изменится Когда-нибудь она ответит ему взаимностью, и, как в сказке, они до конца жизни проживут в согласии и любви.

Однажды вечером, когда они втроем только сели за стол, чтобы расправиться с мясным пирогом, который втроем и выпекали, причем в печи, которую, кажется, затопили впервые за последние пару месяцев, хлопнула входная дверь на веранде, раздались уверенные шаги, а потом в дверь громко постучали. Васька перестал хихикать и нетерпеливо потирать руки, ожидая, пока Леша разрежет пирог. Ведь на том, чтобы начинка была из куриного филе, настоял он, Злата, понятное дело, хотела сделать начинку овощной, а Лешка, конечно, поддержал ее. Блотский собрался уже разрезать пирог, но стук в дверь заставил его замереть на месте. Злата обернулась и уставилась на дверь. В этот апрельский дождливый вечер они никого не ждали. Никто из них не произнес ни слова, но тому, кто был за дверью, не требовалось разрешение. Дверь распахнулась, и на пороге появился Дорош с ослепительной улыбкой на загорелом лице и веселым блеском темных глаз. Впрочем, улыбка его почти сразу померкла, стоило лишь взглянуть на собравшуюся за столом компанию. Он как будто споткнулся на пороге. Обведя я взглядом сидящих за столом, он остановился на Злате.

— Здравствуйте! — быстро справился он с секундным замешательством и снова нацепил на лицо непроницаемую маску. Снова засияла белозубая улыбка, только в глазах не зажглись веселые искорки смеха. Что-то мелькнуло в них, что-то очень похожее на ревность, мелькнуло и исчезло.

— Э-э-э… Злата Юрьевна, у меня к вам дело есть, можно вас на минутку? — мужчина кивком головы указал на дверь и, развернувшись, вышел из комнаты.

Злата приподнялась на стуле, собираясь броситься бежать следом, но дрожащие колени не слушались ее. Сердце колотилось где-то в горле, кровь прилила к щекам, да ее вообще всю обдавало то жаром, то холодом, а глаза были совершенно невероятными. Растерянность от столь неожиданного визита мгновенно смела безудержная, безграничная, безумная радость, и они озарились внутренним светом, светом любви.

Полянская не видела собственное выражение лица, но Лешка и Васька видели. Все эмоции, которые в данный момент бушевали в сердце, отразились на нем.

Лешка, наконец, понял то, что по сей день оставалось для него загадкой. Только сейчас истинное положение вещей открылось ему. «Так вот почему…» Боль сдавила сердце, и парень отвернулся, не в состоянии видеть это счастливое, сияющее лицо.

Васька недобро нахмурился, но Злата вряд ли сейчас способна была что-либо замечать вокруг, а уж тем более Лешкину боль или Васькино недовольство.

«Господи, неужели две недели пролетели? Но как же…» Злата, каждый вечер гуляя с Лешкой по окрестностям Горновки, смотрела на растущий месяц, что сиял в небе, и думала только о том, что где-то там, за тысячи километров, на другом конце земли, Виталя тоже смотрит на него. В такие мгновения Дорош становился ей чуточку ближе. Она скучала без него, пусть и времени для этого у нее оставалось немного, но все равно скучала и с нетерпением ждала его возвращения. Девушка знала, он приедет на днях, но она и не предполагала, что он сразу приедет к ней. Злата ведь думала, что он позвонит, а она скажет про Ваську…

Наконец, она смогла отодвинуть стул и встать из-за стола.

— Ешьте без меня… — пробормотала она, не глядя, и, отвернувшись, бросилась к вешалке. — Мне надо выйти…

— Это так срочно, что нужно бежать в ночь? — буркнул Васька.

Злата даже не взглянула на него. Набросила куртку и прямо б комнатных тапочках выбежала на улицу. У дома стояла машина, а Дороша не было видно. Девушка оглянулась вокруг и медленно подошла к автомобилю. Кровь стучала в висках, ее бил озноб, и дрожат колени. Потянувшись к дверце, она открыла ее.

Дорош сидел в машине. Сидел, не шелохнувшись, опустив руки на руль, и не смотрел на нее. Помедлив секунду, Злата забралась в «ГАЗель» и захлопнула дверцу. Тяжелое молчание, холодное и непроглядное, как эта весенняя ночь, обрушилось на нее, и сразу стадо неуютно и тоскливо.

— Когда ты приехал? — спросила она.

— Сегодня, — поколебавшись секунду, бросил в ответ Виталя.

Полянская закусила губу, чувствуя себя едва ли не предательницей. Он вернулся сегодня и сразу приехал к ней. Наверное, он скучал по ней, ну хоть самую малость, пусть и не написал ей за все две недели ни одной эсэмэски.

— Ну и как Эмираты? — она чуть-чуть пододвинулась.

— Нормально.

— А Дубай? — еще одно едва уловимое движение в его сторону.

— Стоит, — голос его потеплел.

Пусть и было темно, но девушка была уверена, что легкая улыбка появилась на его губах, и уж конечно, он заметил ее движения.

— А море? — улыбка коснулась и ее губ, впрочем, не только губ — она отчетливо зазвучала в интонациях ее голоса.

— Теплое…

Мужчина сделал резкое движение в ее сторону. Злата испуганно взвизгнула, дернулась в сторону, как будто собираясь сбежать, но ей это не удалось. Он схватил ее в охапку, совершенно не обращая внимания на руль и коробку передач, и со смехом прижал к себе. Злата тоже рассмеялась и, обвив руками его шею, коснулась губами его щеки. Вдохнув такой знакомый аромат, она прижалась к нему сильнее и зажмурилась.

— Я так скучала по тебе… — прошептала она ему на ушко.

— Не поверю ни за что! — весело отозвался мужчина. — С такой-то компанией?

Девушка собралась было объяснить ему все, но Дорош не дал ей этого сделать. Ему не нужны были объяснения. Не за этим он сюда сейчас приехал. Ему нужна была она, Злата Полянская. Виталя закрыл ей рот страстным, почти грубым поцелуем и не дал договорить. Потом завел машину и отвез ее за деревню. К себе, в маленький домик, он ее не повез — там было сыро и не топлено, а у нее были гости. Впрочем, Злата не противилась. Не все ли равно, где и когда. Да она вряд ли вообще замечала, что есть вокруг и где они. Для нее существовали только он, его губы, его руки, его тепло, громкий стук его сердца, его страсть… Остальное казалось другим измерением…

Только потом, кутаясь в свою куртку и прижимаясь к его груди, она увидела, что машину Виталя оставил на выезде из деревни. Он только съехал с дороги, остановившись на проселке, убегающем в лес. Только потом она ощутила холод, большая машина быстро остывала, а за окном гулял ветер. Только потом ей стало ясно, что он сейчас уедет… И счастье, то минутное счастье, стало меркнуть.