Между Лондоном и Москвой: Воспоминания и последние записи - Иоахим фон Риббентроп

армии. Могу с уверенностью сказать: он не получал от меня никаких инструкций или директив, как здесь утверждалось, да и не мог получать по двум причинам:

1. Германский министр иностранных дел никогда не имел полномочий давать указания военным органам.

2. В начале польской кампании германский МИД вообще не занимался проблемой Украины и другими подобными вопросами. По крайней мере я не имел к этому никакого отношения. Я даже не имел представления о деталях всего этого, чтобы давать указания.

Д-р ХОРН. Обвинению представлен циркуляр, разработанный МИДом.

Фон РИББЕНТРОП. Я хотел бы добавить кое-что. Свидетель Лахузен заявил, что я якобы высказался в том духе, что дома должны разрушаться, деревни сжигаться, а евреи уничтожаться. Категорически утверждаю, что ничего подобного я никогда не говорил.

В это время Канарис находился в одном вагоне со мной… Очевидно, он получил инструкции от фюрера, как вести дела в Польше с учетом украинского и других вопросов. Никакого смысла в приписываемом мне нет, так как на Украине, в украинских деревнях, население было настроено к нам не враждебно, а дружественно. Было бы бессмысленно с моей стороны говорить о том, что необходимо сжигать деревни. Второе: что касается уничтожения евреев, я могу лишь сказать, что это полностью противоречило моим внутренним убеждениям и что тогда никому и в голову не приходило убивать евреев. Короче говоря, все это — абсолютная ложь. Никогда я таких указаний не давал, да и не мог давать, даже вообще не высказывался в этом духе…

Девяносто шестой день

Понедельник, 1 апреля 1946 г.

(Продолжение показаний подсудимого фон РИББЕНТРОПА)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Есть ли у Защиты какие-либо вопросы к подсудимому?

Д-р ЗАЙДЛЬ [защитник Гесса]. Да, ваша честь! Свидетель, в преамбуле к секретному протоколу к пакту, заключенному Германией и Советским Союзом 23 августа 1939 г., говорится приблизительно следующее: «Ввиду существующих в настоящее время напряженных отношений между Германией и Польшей стороны пришли к соглашению, что в результате конфликта…» Вы не помните, так ли была сформулирована преамбула?

Фон РИББЕНТРОП. Не помню дословно, но приблизительно так.

Д-р ЗАЙДЛЬ. Правда ли, что заведующий юридическим отделом МИДа посол д-р Гаус участвовал в московских переговорах 23 августа 1939 г. в качестве официального советника и он разработал проект договора?

Фон РИББЕНТРОП. Посол Гаус в какой-то мере принимал участие в переговорах, и мы вместе составили проект.

Д-р ЗАЙДЛЬ. Сейчас я хотел бы зачитать отрывок из заявления посла Гауса, а потом задать вам в связи с этим несколько вопросов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Д-р Зайдль, какой документ вы собираетесь зачитать?

Д-р ЗАЙДЛЬ. Я представлю вашему вниманию раздел третий заявления, сделанного д-ром Гаусом, и в связи с этим задам свидетелю несколько вопросов, поскольку кое-какие моменты этого пакта недостаточно прояснены.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Генерал Руденко, вы хотите что-то спросить?

ГЕНЕРАЛ РУДЕНКО [Главный обвинитель от СССР]. Я не знаю, господин Председатель, какое отношение имеют эти вопросы к подсудимому Гессу, которого защищает д-р Зайдль, или же к подсудимому Франку. Я не намерен обсуждать эти показания, поскольку не придаю им большого значения. Я бы хотел только привлечь внимание Трибунала к тому факту, что наша задача не обсуждение проблем, связанных с политикой союзнических государств, а рассмотрение обвинений против главных немецких военных преступников, а такие вопросы со стороны Защиты представляют собой попытку отвлечь внимание Трибунала от обсуждения главных вопросов. Поэтому я считаю необходимым, чтобы вопросы подобного рода отклонялись как не имеющие отношения к делу.

(Процедурный перерыв для совещания судей.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Д-р Зайдль. вы можете задавать вопросы.

Д-р ЗАЙДЛЬ. Показания Гауса[185], раздел третий его показаний… Свидетель [Риббентроп], в показаниях Гауса упоминается протокол, согласно которому обе державы обязуются действовать сообща для окончательного урегулирования вопросов в отношении Польши. Было ли такое соглашение достигнуто уже 23 августа 1939 г.?

Фон РИББЕНТРОП. Да, это так. В то время германо-польские отношения серьезно обострились, и, само собой разумеется, этот вопрос тщательно обсуждался. Я бы хотел подчеркнуть, что ни у Сталина, ни у Гитлера не было ни малейшего сомнения в том, что если переговоры с Польшей ни к чему не приведут, то территории, отнятые у обеих великих держав силой оружия, могут быть возвращены также силой оружия. Исходя из этого восточные территории [Польши] после победы были оккупированы советскими войсками, а западные — германскими. Нет сомнения, что Сталин никак не может обвинять Германию в агрессии или захватнической войне по отношению к Польше. Если это рассматривать как агрессию, то в ней повинны обе стороны.

Д-р ЗАЙДЛЬ. Была ли в этом секретном соглашении демаркационная линия просто описана словами или же начерчена на карте, прилагаемой к соглашению?

Фон РИББЕНТРОП. Демаркационная линия была приблизительная и проведена на карте. Она проходила вдоль рек Писа, Нарев, Буг и Сан[186]. Я запомнил эти реки. В случае вооруженного конфликта с Польшей стороны были обязаны строго придерживаться этой демаркационной линии.

Д-р ЗАЙДЛЬ. Верно ли, что на основании этого соглашения не Германия, а Советская Россия получала большую часть Польши?

Фон РИББЕНТРОП. Я не знаю точных пропорций, но во всяком случае территории восточнее этих рек переходили к Советской России, а территории к западу от них должны были быть оккупированы германскими войсками. Мы с Гитлером эту проблему тогда еще не обсуждали. Позднее, когда было создано генерал-губернаторство, территории, потерянные после первой мировой войны, были включены в состав Германии.

Д-р ЗАЙДЛЬ. У меня еще вопрос. В прошлую пятницу вы заявили, что вы хотели, чтобы Россия присоединилась к Тройственному пакту. Почему этого не случилось?

Фон РИББЕНТРОП. Этого не случилось по причине требований России. Требования России сводились… Пожалуй, сначала необходимо сказать, что я договорился с Молотовым в Берлине о продолжении разговора по дипломатическим каналам. Я хотел склонить Гитлера относительно уже высказанных Молотовым в Берлине требований, чтобы можно было прийти к какому-либо соглашению или компромиссу.

Затем Шуленбург прислал нам из Москвы доклад с изложением требований России. В этом докладе было в первую очередь уже известное требование в отношении Финляндии. На это, как хорошо известно, фюрер сказал Молотову, что он не желает, чтобы после зимней кампании 1940 г. на Севере разразилась еще одна война. Теперь это требование вновь поднималось, и мы оказались в трудном положении, поскольку фюрер это требование однажды уже отклонил.

Другие требования русских касались Балкан и Болгарии. Россия, как известно, хотела иметь там базы, желала установить тесные отношения с Болгарией. Болгарское правительство, с которым мы поддерживали контакты, этого не желало. Более того, проникновение русских на Балканы ставило серьезные проблемы как перед фюрером, так и