Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен

Наверное, они думали, что я в ванной, занимаюсь какими-то жуткими непотребствами, которые обычно делают психи в подобных местах. Но они ошиблись. Я тихо кралась мимо их двери по пути в гараж. Должно быть, в свободное время Джейсон очень любит мастерить: я нашла на стене целую коллекцию молотков, среди которых оказалась прекрасная кувалда с короткой ручкой. Я спрятала ее под матрас, никто и не заметил.

Дети вошли пожелать мне спокойной ночи. Что за безумная перемена ролей! Я долго лежала в темноте на своей раскладушке и думала о них, особенно об Элизабет, самой маленькой и слабой, которая наверняка станет первой жертвой нападения. Я задремала, и во сне мне улыбалась Элизабет-Делия-Роуз, и я бродила под снегопадом; порой мне грезилась стеклянная кошка, ее яростные глаза обжигали, и хрустальный язык облизывал хрустальную пасть. Было далеко за полночь, когда сны мои разбились, как зеркала, и наступила тишина.

Дом стих, лишь раздавались те щелчки и тиканье, с которыми любое здание остывает в темноте. Я встала с постели и вытащила из-под матраса молоток; я еще не знала, зачем он мне. Знала лишь, что пришла пора действовать.

Я прокралась в гостиную. Кошка сидела, ожидая меня, — я знала, что так и будет. Лунный свет мерцал на ее безумной стеклянной шерсти. Я чувствовала ее силу, почти видела ее: слабое красное сияние по всей длине ее искореженного позвоночника. Это существо двигалось. Медленно, медленно, улыбаясь — да-да — настоящей улыбкой. Я чувствовала его смрадное дыхание.

Я замерла на секунду. Потом вспомнила про молоток — очаровательную кувалду с короткой рукояткой. И я подняла ее над головой и опустила, нанося первый сокрушительный удар.

Звук был изумительный: прекрасней кимвалов, даже лучше священных труб. Я вся дрожала, но продолжала лупить в радостной агонии, и стекло осыпалось радужным дождем. Я слышала крики. «Бабушка, стой! Стой!» Я широко замахнулась кувалдой, услышала звук, напоминавший треск от упавшей спелой дыни, и снова опустила молоток на кошку. Я больше ничего не видела. Я ощутила осколки стекла в глазах и вкус крови во рту. Но все это было уже не важно. Малая цена за мое отречение от «Кошки в стекле» Челичева: отречение, с которым я и так слишком затянула.

Теперь вы видите, как я дошла до такого. Да, мне пришлось многим пожертвовать. И теперь настал черед последней жертвы: в мои пустые глазницы проникла инфекция. Они воняют. Не сомневаюсь, что это заражение крови.

Я и не ждала, что Элеанор простит меня за то, что я погубила самую ценную вещь в ее доме. Но я надеялась, что Джейсон хотя бы разок приведет ко мне детей. От него не было ни слова, лишь вчера принесли один-единственный цветок. Сиделка сказала, что это белая роза; она поднесла ее поближе, чтобы я могла понюхать, и зачитала текст с открытки. «Элизабет, как никто, умела прощать. Она бы хотела, чтобы этот цветок достался вам. Спокойных снов. Джейсон».

Меня это озадачило.

— А вы ведь даже не знаете, что натворили, да? — спросила сиделка.

— Я уничтожила ценное произведение искусства, — сказала я.

Она ничего не ответила.

________

Нэнси Этчеменди живет в Северной Калифорнии. Она вот уже двадцать пять лет публикует свою прозу и стихи. Лучше всего известны ее детские книжки, но и для взрослых она тоже написала несколько десятков рассказов: преимущественно темное фэнтези и ужасы. Ее работы заслужили три премии Брэма Стокера (две — за книги ужасов для детей), награду «Голден Дак» за достижения в области научной фантастики для детей и премию Международной Гильдии Ужасов. Ее сборник темного фэнтези для подростков «“Кошка в стекле“ и другие рассказы о противоестественном» («Cat in Glass and Other Tales of the Unnatural») Американская библиотечная ассоциация включила в список лучших книг для подростков (2003).

Говорит автор: «Когда нам с сестрой Сесили было по три или четыре года, отец принес домой котенка из автомагазина, где работал. Мы назвали котенка Ральфом. Поначалу Ральф был маленьким и милым, любил, когда его тискали. Но потом он вырос в огромного некастрированного кота, совсем дикого. Почти все время он проводил на улице, охотился и сражался с другими котами. Домой он приходил лишь поесть и поспать и зачастую был весь изранен, и раны его гноились. Шерсть торчала клочьями. От него исходил ужасный запах, и, если мы пытались его погладить, он шипел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однажды мы с Сесили решили, что накажем его за дурной нрав. Мы взяли по мотку вязальных ниток и стали бегать вокруг бедняги Ральфа кругами: одна по часовой стрелке, другая — против. И вот он уже шипит и вопит, замотанный в нитки с головы до ног. Мы стояли между ним и раскрытой дверью, и когда он выпутался, то побежал прямо на нас. То, как он выпутывался из ниток, как пах тогда и какие звуки издавал — все это наводило ужас. Я и по сей день немного боюсь кошек. За прошедшие годы я брала к себе пару кошек, но так и не избавилась от чувства, что, если на нее накатит, кошка с радостью расцарапает хозяину лицо. Так что собак я люблю гораздо больше».

Койот Пейот

Кэрол Нельсон Дуглас

ГЛАВА 1Важная шишка

Многие не осознают, что Лас-Вегас — это самый большой квадратный фианит в мире, ограненный бескрайними песками и кустами полыни. Гламур в Гоби, если можно так сказать.

Конечно, почти всем известно, что этот старинный городок мерцает, но больше они ничего не видят, только высоковольтный бульвар Лас-Вегас-Стрип да огни Глиттер-Галч в центре. Миллионы гостей ежегодно прилетают и улетают на больших серебристых самолетах «Тандерберд» (коммерческие и чартерные рейсы), похожие на перелетные стаи альбатросов в отпуске с карманами, набитыми деньгами, и фотоаппаратами наперевес.

Они приземляются в аэропорту Маккарран. Теперь это такой же памятник загадочному Лас-Вегасу, как и любая из гостиниц на главном бульваре: в его зеркально-металлических просторах сверкают и позвякивают ряды игровых автоматов.

Почти все посетители выбирают широко разрекламированные развлекательные и отвлекательные мероприятия: они поглощают солнечные лучи, театральные представления, мутные действия сексуального характера и сравнительно безобидную радость в казино, которых тут как грибов после дождя. Для них Лас-Вегас — это симулятор, выдающий голографическое изображение космического корабля «Энтерпрайз» в двадцатом веке. Ты очутился там — и это непохоже ни на одно место на земле, а потом уезжаешь, и оказываешься ровно там же, где и был раньше, — разве что немного победнее, но зато увидел ослепительный блеск роскошной жизни.

Никто не думает о Лас-Вегасе как об огромном искусственном оазисе с глинобитными хижинами, что застрял в самой глуши Дикого Запада, точно бриллиант в пупке танцовщицы пустынь. Никто не думает, что его кричащее великолепие самовольно захватило землю, где когда-то танцевали призраки южного индейского племени пайютов. Никто уже не вспоминает о страшных временах золотой лихорадки — теперь от них остались лишь слащавые названия казино вроде «Золотого самородка».

Вряд ли кому-то есть дело до этого песчаного моря, что раскинулось вокруг острова развлечений по имени Лас-Вегас.

Должен признаться, я тут не исключение. Я знаю Вегас вдоль и поперек, да и сам город, эта огромная музыкальная шкатулка, тоже знаком со мной не понаслышке: Полночный Луи, знаменитый субчик, секретный агент, настоящий профи. Я признаю под ногами только тот песок, что насыпают в лоток, а ведь я не такой уж поклонник искусственно обустроенных внутренних территорий. Предпочитаю свежий воздух и добротную чистую грязь.

Я предпочитаю иные удобства, вроде золотых карпов в декоративном пруду позади гостиницы и казино «Кристал Финикс», самого роскошного постоялого двора на бульвре Стрип — и карпы здесь были такие дорогие, что даже назывались по-особенному, «кои». Но я зову их просто: «обед».

На какое-то время я стал неофициальным штатным детективом в «Кристал Финикс», и декоративный пруд был тогда моим любимым развлечением. До чего, однако, удобно, когда офис находится рядом с хорошей закусочной. Расположение, расположение, расположение, как говорят агенты по недвижимости, — и я всегда открыт для новых предложений от знатоков.