Сказки о воображаемых чудесах - Кинг Стивен

Когда он наконец вернулся, на нем проступала печать пережитых страданий: лицо вытянулось и осунулось, волосы припорошил иней седины, словно он слишком долго простоял на ночном морозе. В день его приезда он сидел со мной рядом на диване тетушки Джози и гладил меня по щеке, а я с умилением льнула к нему. От радости, что он вернулся, я ненадолго забыла о своем гневе.

Когда он заговорил, его голос оказался таким же усталым, как и его лицо:

— Ну что, дорогая моя Эмми, что, по-твоему, нам делать теперь?

— Я не знаю, — ответила я. Мне казалось, что, как и раньше, в прошлом, он уже придумал что-то интересное. Стоит ему только выдать свой план — и мы приступим к его выполнению.

Он вздохнул:

— Может, нам поехать домой?

Я буквально застыла от страха.

— А кошка еще там?

Отец посмотрел на меня, слегка нахмурясь:

— У нас что, есть кошка?

Я кивнула:

— Эта… большая, из стекла.

Он удивленно заморгал, но потом понял, что я имею в виду.

— А-а-а, ты про Челичева? Ну… думаю, да, она еще там. То есть надеюсь.

Я вцепилась в него и чуть не залезла к нему на плечи, охваченная паникой; я не могла промолвить ни слова. Из моего рта извергались лишь лихорадочные потоки всхлипов.

— Тише, тише, — говорил папа. Я спрятала лицо в его белой накрахмаленной сорочке и слышала, как он шепчет, словно бы самому себе: — Как может стеклянная кошка напугать ребенка, который видел то, что видела ты?

— Я ненавижу ее! Она рада, что Делия умерла, и теперь хочет добраться до меня.

Отец крепко обнял меня:

— Ты ее больше не увидишь, обещаю.

Так и было — пока он был жив.

Итак, «Кошку в стекле» авторства Челичева упаковали в коробку и отнесли на склад, как и всю остальную нашу меблировку. Папа продал дом, и два года мы путешествовали. Когда ужас немного подзабылся, мы вернулись, чтобы начать новую жизнь. Папа снова стал преподавать, а я опять пошла в дневную школу Челси для девочек. Он купил новый дом. Когда нам привозили вещи со склада, стеклянной кошки среди них не было. Я не спрашивала почему. Я просто была счастлива, что могу забыть о ней — и я правда забыла.

Много лет я не видела стеклянную кошку и не слышала о ней. К тому времени я была уже взрослой женщиной, работала школьной учительницей в городе за многие мили от места, где я выросла. Я вышла замуж за банкира и родила двух прелестных дочерей. У меня даже была кошка: несмотря на все свое отвращение к этим животным, я в конце концов согласилась на бесконечные уговоры девочек. Мне казалось, что жизнь у меня сложилась хорошо, что теперь она гладко потечет прямиком к устью мирной старости. Но этому не суждено было случиться. У стеклянной кошки были свои планы.

Все началось со смерти отца одним снежным днем. Он умер совершенно внезапно: проставлял оценки за контрольные в своем крошечном уютном кабинете на территории университета. Сказали, сердечный приступ. Его нашли сидящим за столом: в проигрывателе все еще крутилась La Belle Excentrique, дадаистская композиция Эрика Сати.

Я вовсе не удивилась, узнав, что дела свои он оставил в некотором беспорядке. Нет, он не играл в азартные игры и не брал долгов. Ничего такого. Просто порядок был несколько противен его натуре. Помню еще в юности я как-то отчитала его за то, что он любил окружать себя некоторым хаосом: «Пап, ну честное слово, — сказала я, — если ты восхищаешься дадаизмом, неужели обязательно и жить как дадаист?» Он рассмеялся и признал, что, видимо, для него это обязательно.

Так как я осталась единственным папиным наследником, мне достался дом и прочее имущество, включая его личные вещи. Нужно было составить акты о передаче, заполнить страховые отчеты, заплатить по счетам, погасить ссуды. Оказалось, что у отца даже поверенный был: его приятель со школьной скамьи, который, хоть и не мог приехать, очень помог мне разобраться со всеми этими грудами бумаг. Также он организовал продажу нашего дома и нанял уборщиков, а также людей, которые переслали нам движимое имущество. В течение зимы к нашему порогу непрерывно текла река из коробок, в которых могло быть все что угодно, от памятных альбомов до китайских миниатюр. Поэтому я и внимания не обратила, когда курьер принес нам большой ящик с маркировкой «Осторожно: хрупкое!». К посылке прилагалась записка от поверенного: он писал, что недавно обнаружил этот предмет на складе хранения: подписана коробка была именем отца, поэтому поверенный отослал ее нам, не распечатав.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Стоял мрачный февральский день, была пятница. Я только пришла домой с работы. Муж, Стивен, отвез дочек на выходные в горы, покататься на лыжах. Мне этот вид спорта был не по душе, поэтому я осталась дома, с нетерпением предвкушая пару дней тишины и одиночества. Я встала на колени в передней и начала вскрывать коробку: ветер плевал дождевыми каплями в оконные стекла. Я не смогу вам объяснить, что почувствовала, когда сняла упаковочную бумагу и оказалась носом к носу со стеклянной кошкой. Полагаю, вы бы испытали подобное, если бы обнаружили тараканье гнездо в выдвижном ящике шкафа, среди ароматических саше. Моя память мгновенно воссоздала картину смерти Делии в мельчайших и ужасающих подробностях.

Я проглотила рвавшийся наружу вопль, отчаянно пытаясь вытеснить этот кошмар какой-нибудь разумной мыслью. «Это всего лишь кусок стекла». Мой голос отскакивал от стен в пустынном доме. Да, это едва ли меня успокоит.

Я никак не могла отмахнуться от образа, что всплывал во мне: будто внутри меня сидит нечто темное, безликое; огромные белые глаза сияют, и когти скребутся. Оно кричало: «Помоги мне сбежать отсюда!», и я послушалась его: схватила пальто с крючка в шкафу и бросилась к двери.

Я бежала к городу и замедлила шаг, лишь когда у меня с ноги соскочил ботинок и я осознала, как, должно быть, выгляжу со стороны. Вскоре оказалось, что я сижу за столом в закусочной и грею руки над кружкой кофе, пытаясь убедить себя, что все это глупости. Я растягивала каждый глоток. Когда я почувствовала, что могу вернуться домой, уже смеркалось. Я пришла, и там меня все еще ждала стеклянная кошка.

Чтобы не чувствовать одиночества, я включила радио и развела в камине огонь. Потом села перед коробкой, чтобы закончить распаковку. Скульптура наяву оказалась не менее отвратительной, чем в моей памяти. Она правда была уродливой и пробуждала чувство тревоги. Может, я так и не поняла бы никогда, почему папа хранил ее, если бы он не положил в коробку объяснение, написанное его аккуратным почерком на бумаге с гербом колледжа:

Для заинтересованных лиц:

В этой коробке находится скульптура, «Кошка в стекле», задуманная и выполненная ныне покойным Александром Челичевым. Так как Челичев считается одним из предвестников дадаизма, ученым может быть небезынтересна история происхождения «Кошки».

Я приобрел скульптуру у самого автора, на его чердаке в Цюрихе в декабре 1915 года, за два месяца до того, как художник впал в неистовство, приведшее его в больницу для невменяемых преступников, и задолго до того, как он получил всеобщее признание. (Хочу заметить, что запрашиваемая цена составляла сорок восемь швейцарских франков и хороший обед с вином.) Известно, что в то время где-то в другой части города проживали жена Челичева с двумя детьми, но он лишь навещал их время от времени. Ниже следует сообщение художника о «Кошке в стекле», записанное максимально точно после нашей беседы во время обеда.

«Всю свою жизнь я сражался с дьяволом. Он не желает признавать никаких правил. Никакого порядка. В моих работах он присутствует повсюду. В детстве меня избивали, и, когда я вырос и стал сильным, я убил за это своего отца. Понимаю ваш скептицизм, но это правда. Теперь я — взрослый человек, и я нашел своего отца в себе самом. У меня есть жена и дети, но я провожу с ними мало времени, потому что боюсь этого отца-дьявола в себе. Я не бью своих детей. Вместо этого я создаю эту кошку. Я перелил свое безумие в стекло. Лучше туда, чем в глаза моих дочерей».

Я думаю, что «Кошка в стекле» стала последней законченной работой Челичева.

С уважением, Лоуренс Уотерс, профессор истории искусств