Пуговицы - Ида Мартин

сделку. – Голос раздался так внезапно, что я сначала села и только потом открыла глаза.

Девушка с голубыми волосами словно материализовалась из ниоткуда. Я не слышала, как она вошла, хотя совершенно точно не спала.

– Тогда не буду тебя колоть, а то вдруг уйдешь раньше времени? – Она покрутила пальцем у виска. – Денег Яна попросила мало, но уговор есть уговор.

– Мой друг их завтра привезет.

Эта сестра была точной копией Яны, только строже и резче. Приглядевшись, я прочла на бейдже ее имя: Аня. Она направилась к выходу, потом обернулась:

– Хочешь совет? Живи душой, тогда отпустит.

Близняшка оставила после себя шлейф сопровождавшей ее тревожности. И я наконец начала по-настоящему приходить в себя. Поступок Кощея не имел оправданий и объяснений. Дед был моей семьей. Пусть вредный, ворчливый, занудный и несправедливый, но ради него я готова была пожертвовать Новым годом с Томашами, а он избавился от меня, как от назойливой мухи. Я никогда не сделала бы ничего плохого ни Тамаре Андреевне, ни тем более Женечке, и директриса прекрасно знала об этом. Даже когда она собиралась выгнать меня из школы, я все равно продолжала считать ее своим другом. Хотя не должна была.

Мне снова снился тот сон. Паутина трещин, капли крови и я, разбитая на осколки. Я в клетке, и я попалась. Все покрылось мраком, и тени ожили. Тяжелая потеря, скорбь, шантаж и стыд. Неправильные решения. Бессмысленная ложь. Истина, возле которой нет места счастью. Нечистая совесть. Дурные последствия прошлого. Боль и усталость. Распахнутое окно и жуткий сквозняк. Холод, пробирающийся в самое сердце, вечный, неотступный холод. И круглые бурые капли крови на полу. Но стоит приглядеться – это всего лишь рассыпавшиеся красные пуговицы. Я вижу их ясно и совершенно отчетливо. Отчего же тогда не могу различить ее лица? «Это ты во всем виновата. Ты сама. Помни об этом всегда!»

Я проснулась от волны накатившего страха и какое-то время лежала затаив дыхание, словно в комнате, кроме меня, находился кто-то еще. Но все было тихо.

– Я не убивала Надю, – произнесла я вслух, – я не делала этого. Я не виновата.

Круглый плафон на потолке едва различимо мерцал белым пятном.

– Ну, чего теперь слезы лить? – холодно произносит мама, стоя с чемоданом в дверях. – Сама виновата. Думать раньше нужно было. Ты выбрала то, что хотела.

– Я ничего не выбирала.

– Нет, выбрала и поэтому остаешься с папой.

– Но ты же не можешь уехать без меня.

– Мы с тобой уже это обсуждали. И ты прекрасно знала, что так будет.

– Нет, не знала. Не знала. Ты не можешь уехать. Я же твоя дочка. Ты не можешь уехать без своей дочки.

Я бросаюсь к ней в ноги и обнимаю за колени.

– Сейчас же прекрати! Возьмите ее кто-нибудь! – кричит она в сторону.

– Мамочка, не уезжай, пожалуйста. Умоляю!

– Поживешь сама, без меня. Хорошенько подумаешь, и, когда поймешь, что поступила плохо, я вернусь за тобой.

– Но я ничего не делала!

– Микки, ты разбила мне сердце. Это очень плохой и эгоистичный поступок. Так могла поступить только девочка, которая никого не любит.

– Но я люблю тебя очень! – Каждое мое слово захлебывается в слезах, и из-за прерывающегося дыхания я не могу говорить, заикаюсь. Мне не хватает воздуха.

– Нет, не любишь. Ты не умеешь любить.

– Вот зачем ты ее доводишь? – из комнаты выходит папа и берет меня на руки. – Собралась – катись давай.

Мама разворачивается и открывает дверь.

– Не уходи. Забери меня с собой! – Я вырываюсь и брыкаюсь, но папа держит крепко.

– Исправишься – заберу. – Мама посылает мне воздушный поцелуй и исчезает навсегда.

Яна принесла поднос с завтраком: две маковые булочки, сыр, масло, кусочек бекона и яичница, в чашке дымящийся чай. Кормили тут хорошо.

– Как выглядит твой парень? А то подойду не к тому.

– Сюда приходит много парней? – Я попыталась пошутить, однако она не откликнулась.

– Так как?

– Он красивый.

– Все так думают про своих парней.

После ее ухода я стала ждать. Сделала «велосипед», «березку», «мостик», свесившись с кровати, полежала вниз головой. Затекшие мышцы ныли. Наверное, нужно было написать Томашу записку, чтобы он не сомневался, передавая деньги. А если эта Яна просто заберет их и свалит? Чего стоили ее слова и были ли гарантии? Может, она и не собиралась мне помогать? Однако девушка вернулась где-то через час, разозленная и дерганая.

– Твой парень – козел.

– Что случилось?

– Он не пришел.

– Почему?

– Ты меня спрашиваешь?

Такого поворота я не ожидала. Вероятно, Слава не смог из-за школы. Или заболел. Или Даша заболела. Вдруг проспал и просто опаздывает? Может, по дороге у него кто-то отнял эти деньги? Или – как вариант – у него не было никаких денег, и он придумал это, чтобы заморочить мне голову. А если после нашей ссоры он все еще обижается и я ему не нужна? Вариантов было много, но что-то мне упорно подсказывало, что дело совсем в другом.

– Дай телефон! – Я сама не заметила, как перешла с Яной на «ты».

Бэзил ответил после первого же гудка, словно ждал звонка, но, стоило ему услышать мой требующий объяснений голос, тут же отключился и на последующие звонки не отвечал.

– Бли-и-ин! – Схватившись за голову, я рухнула в подушки. – Вот урод! Я думала, у меня есть друзья! Я до последнего верила, что у меня есть друзья. Бэзил просто не передал инфу, сволочь!

– И что мы будем делать? – поинтересовалась Яна с видом учительницы, не желающей ставить двойку и намекающей на пересдачу.

Я села, судорожно соображая, как поступить.

– Ты же можешь отсюда выходить? В город ездить?

– Могу.

– А давай я дам тебе его адрес, и ты к нему съездишь. Так будет даже лучше. Проще объяснить. Он про «Пуговицы» все знает. У него дед здесь жил. Он поймет.

Яна задумчиво наклонила голову, обдумывая предложение:

– Тогда сто пятьдесят.

– Это же огромные деньги!

– Есть люди, у которых зарплата за месяц такая.

– Ладно! – В моем положении торговаться было бы странно. – Только мне нужны гарантии, что вы с сестрой нас не обманете.

– Я не могу тебе их дать. – Яна улыбалась. – Нет, правда ну, какие тут могут быть гарантии? Считай, что ты покупаешь лотерейный билет с шансом выбраться отсюда.

– Тогда ничего не выйдет. Меня и так постоянно все кидают. Я уже никому не верю.

– Ну что ты, о вере речь не идет. Я говорю о надежде. Это когда ты знаешь, что все плохо и ни на что повлиять не