Пуговицы - Ида Мартин

сумки на кровать. Серые джинсы скинни, пушистый бежевый свитер с высоким горлом, теплая клетчатая пижама, толстовка, две футболки, нижнее белье, носки, косметичка, заколки, бумажные платки, зубная щетка и даже несколько учебников. Кто-то очень постарался, собирая меня. И он отлично знал, где у меня что лежит, отыскал даже вязаную шапку с шарфом, которые я не носила уже года два. Я недоуменно застыла, глядя на вещи. В кино в таких случаях у людей обычно начинается истерика, они бьются в двери с криками «Выпустите меня!» или рыдают. У меня же случился ступор. Я стояла, уставившись на свое барахло, бесконечно долго. В голове ни единой мысли – абсолютная пустота, словно компьютер, перегруженный многозадачностью, внезапно выдал «синий экран». И лишь когда процессор перезагрузился, я постепенно отвисла и присела на край кровати. Должно быть, это место для принудительного лечения, и, скорее всего, психических заболеваний. Судя по всему, Кощей посчитал, что у меня съехала крыша. Однако его-то я с этим почти не доставала, только просила узнать, кто на самом деле в колодце.

Да, мы поругались, но, если бы за каждый семейный скандал людей отправляли в психушку, весь мир превратился бы сумасшедший дом. И потом, Кощей был болен, а я хоть как-то, но все же помогала ему. Ходила в магазин, готовила еду, и в обычные дни мы довольно сносно общались. Было ли еще что-то, о чем я не знала и не догадывалась? Возможно, он искал в этом выгоду? Кто-то предложил ему за меня огромный выкуп или он решил сдать меня на органы?

В моем положении подходил любой, пусть и ужасный, но объяснимый вариант. И все же я отправилась в «Пуговицы» не из-за Кощея, а по просьбе Тамары Андреевны. Выходит, директриса тоже в теме. Скорее всего, именно она это и организовала. Она знала про «Пуговицы», имела здесь контакты и эту внезапную поездку на похороны тоже придумала нарочно.

«Только ничего не бойся», – сказал Женечка, когда я уходила. Он был в курсе, что меня здесь оставят. Не я сопровождала его, а Женечка привез меня сюда. Чем же я помешала Тамаре? Тем, что узнала про незаконное усыновление? Но теперь, когда Лидия Михайловна и Надя мертвы, какое это имело значение? Даже разболтай я кому-нибудь об этом, доказательств у меня нет. И ни у кого не было, при всем желании я не смогла бы воспользоваться этой информацией.

В последний раз мы поругались с Кощеем из-за моего звонка в полицию и просьбы узнать, жива ли Надя. Он разозлился. Говорил, чтобы не лезла. Но я пригрозила, что схожу в отделение, и лишь тогда он пообещал что-то сделать. Поразительно. Раньше мне подобное и в голову не приходило. Я успела заподозрить кого только можно. О Кощее я тоже думала, но совсем не то, что надо.

Тамара сказала, что опознание провели по-быстрому, и, хотя у полицейских оставались сомнения, Надю быстренько похоронили. И все! Тишина. Никакого расследования, расспросов, поисков. «Дело давнее, – сказала Тамара Андреевна. – Никому не нужное. Надя одинокая, никто не задаст вопросов».

Я вдруг совершенно отчетливо поняла, почему дело свернули и убрали в долгий ящик. Кто-то явно поспособствовал. Кто-то, кому это расследование не нужно. Тот, кто не хотел, чтобы что-то выяснилось. Кто имел доступ, возможность и связи. Пытался ли этот кто-то скрыть, что похоронена не Надя, или его цель – утаить обстоятельства ее смерти, я пока не понимала, но то, что без участия Кощея здесь не обошлось, теперь казалось очевидным.

Тамара Андреевна и Кощей. Шикарный тандем. Лучше не придумаешь.

Новая вспышка озарения заставила подняться и начать ходить от двери до окна, попутно разминая одеревеневшие ноги. Бэзил говорил, что Антона подставили, подложили улики – пуговицы, которых поначалу и в помине не было. Получается, Кощей уже тогда помогал Тамаре и Яге, опасаясь, что Надя раскроет их аферу с подделкой документов. Он был в курсе всего, что неудивительно – с Ягой иначе и быть не могло: все вокруг «работали» только на нее.

Но если не месть за Ягу, то что могло подтолкнуть Кощея к убийству? Представить, что это сделала Тамара, я не могла. В этом месте случился затык. Чтобы все окончательно сложилось, нужно точно узнать, жива ли Надя, потому что убивать Светку Кощей не стал бы. Хотя теперь я ни в чем не была уверена. Кроме того, смущало, что Кощей, опытный следак, додумался спрятать труп прямо рядом со школой.

Что такого в переписке Даши, отчего Томаш запаниковал? Что знал Липа? Или же они все причастны к этому? Или я на самом деле схожу с ума? Томаш намекал мне на это, а Бэзил сказал прямым текстом. И Лиза, и Фил высказывались в том же ключе. А если они замечали нечто, что я отказывалась принимать? Сам человек никогда не знает, что он сходит с ума.

Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что не слышала, как в комнате появилась Наташа с подносом в руках.

– Как у нас дела?

– Все хорошо, – машинально ответила я.

– Точно? – Она передала мне поднос – Ты немного успокоилась?

– Если вы не планируете меня убивать, то все хорошо. – Я старалась говорить как можно спокойнее. – Рада, что завтра в школу можно не ходить. У нас лаба по химии, а я ее ненавижу. Я вообще здесь надолго?

– Этого я не знаю! – Наташа казалась искренней. – Честно не знаю. Но думаю, что скоро все выяснится. Не захочешь, можешь вообще никуда не ходить. Некоторые иногда неделями в кровати лежат. Не страшно. Лежи, сколько пожелаешь. У нас не тюрьма.

– А что у вас?

– Пансионат закрытого типа.

Я отчаянно старалась сохранять присутствие духа.

– Разве у вас здесь не старики и инвалиды?

– В нашем отделении возраст не имеет значения.

– А что это за отделение?

– Ты ешь, остынет. Все остальное попозже. Я к тебе вечером забегу. Если что-то срочное, зови девочек, там есть кнопка вызова. – Она махнула рукой в сторону кровати и ушла.

Жареная картошка действительно была вкусная, а котлеты – сплошной хлеб.

Интересно, заметит ли Томаш, что меня нет? Как быстро поймет? На отсутствие Липы мы не обращали внимания две недели. И если Слава все еще обижается, то ему может и не быть до меня никакого дела. А если все же забеспокоится, что предпримет? Пойдет ли к Кощею? И как тот объяснит мое исчезновение? Отъездом? Скорее всего. Ему ничего не стоит соврать, что я уехала к отцу или матери. Ищи-свищи. Но Томаш говорил, что любит, а любовь