Пуговицы - Ида Мартин

– Мама зовет пить чай, – сказала я.

– Забвение – вот тайна вечной молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало забываем.

– Чего? – не поняла я.

– Тема моего варианта: «Жизнь мертвых продолжается в памяти живых». У меня на уроке все цитаты из головы вылетели, а сейчас на тебя посмотрел и неожиданно вспомнил. Муть какую-то понаписал. Надеюсь, зачтут.

– Уж лучше это, чем про зло.

– Удивительно. Почему, когда надо вспомнить, я не помню, а когда не надо, само собой лезет?

– Потому что ты тратишь все силы на то, чтобы вспомнить, а не на само воспоминание.

– И в чем разница?

– Когда ты играешь в свой футбол, ты же думаешь о том, чтобы забить мяч в ворота, а не о том, как бежать. Если ты во время игры будешь думать о том, как переставляешь ноги, ты никогда не забьешь гол. Как-то раз, спускаясь по лестнице, я почему-то стала думать о том, как наступаю на ступеньки, как моя нога соприкасается с их поверхностью и что очень важно не промахнуться. Короче, я чуть не свалилась и еле-еле доползла до низа.

– И что тогда делать?

– Не зацикливаться, пытаясь вспомнить.

– Если я не буду пытаться вспомнить, я вообще ничего не напишу.

– Напишешь, просто не сразу.

– Ага, лет через десять.

– Вась! – Я взяла его за руку, повернула ладонью вверх и накрыла своей в дружеском пожатии. – Ты должен мне все рассказать. Сейчас уже пора. Правда. Мы и так слишком сильно запутались. Что с Надиной машиной? Скажи честно. Вы видели, как она уехала на ней?

Бэзил сосредоточенно смотрел на наши руки. Он что-то серьезно обдумывал. Мой большой палец лежал на гладком, оплавленном кусочке кожи между его большим пальцем и указательным – там, где был ожог. Я посмотрела ему в глаза.

– Ты ведь не супом обварился?

Бэзил покачал головой.

– Не супом.

– Это кислота, да?

Он кивнул.

– Расскажешь?

– Фил меня убьет.

– Тебе важнее Фил или я?

– Когда я предложил выбрать, ты предпочла Томаша, – парировал Бэзил.

– Фил злой, и рядом с ним ты тоже становишься злым. Тогда, возле ямы, мне было очень обидно.

– Ты сама на нас кидалась. Если бы не ходила с умным видом Нэнси Дрю, пытая всех направо и налево, мы бы договорились намного раньше. Фил очень боится, что ты растреплешь об этом кому-нибудь.

– Что растреплю?

– Видишь, вместо обещания молчать ты снова начинаешь давить.

– Я обещаю молчать, – нетерпеливо заверила я, – просто скажи мне, Надя жива?

Грустно ухмыльнувшись, Бэзил покачал головой и забрал свою руку из моей.

– Это какая-то новая твоя фантазия. Я ничего не знаю.

– Тогда о чем я должна молчать?

– Надину машину взяли мы с Филом. Выехали на ней из города, залили салон ее же химией и отправили в озеро. Домой вернулись на такси. Никто из нас понятия не имел, что с Надей что-то случится. Просто я хотел отомстить ей, вот и все. Она оставила ключи в замке зажигания. Этим грех было не воспользоваться. Я рассказал об этом Филу, и он меня поддержал. А потом, когда в колодце нашли труп, Фил был уверен, что за нами вот-вот придут, арестуют и обвинят в убийстве. Кандидатур, чтобы повесить это дело, лучше нас не найти.

– Но почему ты не рассказал мне сразу?

– Я уже объяснил. Фил считает, что ты очень много болтаешь про это. И еще, конечно же, из-за Томаша. Если ты ему про это расскажешь, ему проще простого будет свалить все на нас.

– Значит, Слава не знает об угоне?

– Наверняка догадывается, но точно не знает.

– Можешь еще раз рассказать, как все произошло?

– Да ничего особенного. Я уже говорил. Хотел колеса ей проколоть. Только пришел, и тут она. Прилетела. Забралась в машину. Завела ее. Посидела так минуты две от силы. Потом выскочила как ошпаренная, открыла багажник. Перелила из пластиковой бутыли в стеклянную банку что-то и умотала. Но не в ту сторону, откуда пришла, а к тому выходу, через который ты домой ходишь. Я вылез, приметил ключи и стал обдумывать, что делать. В этот момент как раз и примчался Томаш. Он был очень напуган. Никогда раньше его таким не видел и после тоже. Он стал выяснять, где Надя, и рассказал, что физручка собирается сделать. Попросил меня идти к тебе и довести до дома, а сам побежал ее искать.

– Выходит, на машине уехала не Надя, а вы. Понятно.

– И еще. Просто, чтобы ты уже расслабилась. Угрозы тебе Фил присылал и в квартиру тоже он приходил. Ключи у тебя на самом видном месте валялись, и он забрал их, когда мы заходили к тебе перед тем, как пойти искать Лизу. Он был тогда очень злой на тебя. Но сейчас уже прошло.

Не циклиться и не смотреть на лестницу – лучший совет, который я могла бы дать самой себе. Это почти как вытеснение, только без напряжения и усилий. К чему разглядывать поверхность каждой ступеньки, если можно просто двигаться? Вниз или вверх – неважно, главное – куда и зачем я иду. За эти пару дней я узнала больше, чем за два месяца, пройдя от Надиного воскрешения до полного опровержения подтверждающих это фактов. Лизу столкнул Липа, машину угнал Бэзил, запугивал меня Фил. И наверное, стоило уже поставить на этом жирную точку, если бы не новый виток непоняток: внезапное исчезновение Томаша и странный Липин секрет определенно требовали пояснений.

Заключительным аккордом абсурдности этого дня стал телефонный звонок Тамары Андреевны. Было около двенадцати, и она застала меня уже в постели.

– Машенька, прости ради бога, что вот так тебя беспокою. – Тамара Андреевна говорила быстро и нервно. – Я тут целый день думала, никак решиться не могла. У меня к тебе огромная просьба: ты не могла бы съездить с Женечкой в «Пуговицы»?

– Зачем? – удивилась я.

– Ну как… Завтра же похороны. Наверное, будет правильно, если он простится с ней.

– Вы имеете в виду Лидию Михайловну?

– Разумеется. Она же все-таки его родила и перед богом остается его матерью, хоть мне и тяжело это говорить. Сама я поехать с ним не могу. Просто не могу, и все. Свози его туда, умоляю. Мне сказали, похороны пройдут быстро. Прощание в морге, прямо там. Потом ее кремируют – и мы эту дверь закроем. Я уже решила, что до Нового года мы с ним уедем в Минск. У меня там родственники. Нам обоим нужно немного успокоиться. С Ольгой Олеговной я договорилась. Пару недель вы и без меня справитесь. Все