Дороги детства - Ирина Франц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сарае зимой стоит особый запах. Как передать его?.. Здесь живут животные, здесь их пот, моча и помёт, здесь сено и земля… Сарай пахнет жизнью.
А там, в другом конце, за забором в загоне, стоит, расставив свои длинные ножки, маленький рыжий телёнок! Ушами большими своими шевелит и ничего сказать не может. Растерянный вид у него – потерял он маму и не знает кто он такой и откуда. Грустный.
А кто у нас ещё тут на сене лежит? «Барануха» с ягнятами. Маленькие, им всего два дня. Завитушки у них на лобиках и по бокам и тоненькие ножки. Смотрят на тебя невозмутимым взглядом, как будто они тут были всегда и совершенно не понимают повода для твоих удивлений. Чудеса.
По утрам и по вечерам выпускают коров и телят из сарая во двор, чтобы напоить их водой из колодца. А тем временем, пока они пьют из колодца воду, в их кормушки из сеновала приносят им свежего сена, наколов охапку лета на вилы. Тонкие зелёные сухие травинки, и между ними то тут, то там разноцветные луговые сухие цветы, жёлтые, синие или красные лепестки. Пахнет травой и полынью. Сено пахнет летом.
Бараны
Бараны, «баранухи» и «баранята» жили у нас в одном загоне с задиристыми наглыми бодатыми козами. Бараны были, пожалуй, самыми безобидными и простейшими существами в нашем дворе. Они жили своей неприметной тихой семьей, жуя себе свежее сено в загоне с высоким, бугристым от стоптанного помёта полом. Они не ссорились с другими обитателями. Казалось, они были вполне довольны, обитая в своём тёмном сарае, где они спали, и в загоне, где им давали корм. Они не любили свободу, казалось, забор был им добрейшим другом.
Только козы всегда норовили отобрать у них корм или просто так внезапными бросками накидывались на какого- нибудь первого попавшегося барана, прижимая беднягу к забору. Бараны терпеливо и даже как-то равнодушно сносили их выходки и не спешили дать отпор. Меня всегда удивляло это их покорное непротивление насилию. Лежит ли в этом бесконечная мудрость или отсутствие мужества?
Некоторые бараны тоже были с рогами. Это были вожаки. Стадо или, по-нашему, отара, держалась за вожаком. Говорили, что, если отпустить баранов на волю, они будут идти против ветра. Такой у них инстинкт. Не знаю – правда или нет. Держались они всегда кучкой. Не помню – уходили ли наши бараны из дома. Кажется, они всегда возвращались с пастбища вместе с коровами.
Когда приходил вечером с пастбища скот, все бегали по дворам, спрашивая «чужой есть?!» или «чужой барма?»1. Если, бывало, заблудится какая-нибудь овца в чужом стаде, то её легче было запустить в загон в надежде, что её хозяин сам придёт и заберёт, взвалив себе на плечи, как это обычно делали, чем гоняться по всему загону и тревожить и без того пугливое семейство.
У баранов был свой язык, но нюансы не могу сейчас точно вспомнить. Обычно они блеяли, когда их пора было кормить или когда их разъединяли, и они искали друг друга.
Иногда, зимним вечером, когда мама с папой управлялись в сарае, и мы помогали заносить в дом уголь и дрова, мы стояли у бараньего загона и дразнили их, подражая их блеянию. Некоторые бараны действительно отзывались, смотря на нас своими зеленовато-жёлтыми глазами и шевеля длинными ушами. Такими я их и запомнила – внимательными и доброжелательными собеседниками. Вот только что именно они нам тогда отвечали – так и останется для меня загадкой.
Страх и свобода
Дети боятся гнева взрослых. Гнев – это взрыв негативных эмоций. Это лавина, обрушивающаяся на тебя со всей скоростью. Может снести напрочь. Засыпать снегом презрения. После этой лавины ты будешь чувствовать себя ниже всех живых и неживых существ. Ниже плинтуса.
Да-да, вот это ощущение и будет у тебя, если попадёшься под горячую руку гневного взрослого. Где это может случиться чаще всего? Наверное, в школе. Если не выучишь урок, то тебе попадёт. Тебя вызовут к доске, и ты не сможешь ответить, не сможешь пересказать урок. Учитель рассердится и будет ругать тебя. Страх быть опозоренным перед всем классом у доски будет заставлять тебя учить уроки. Страх оказаться униженным будет заставлять тебя делать домашние задания.
А если ты не хочешь оказаться «ниже плинтуса», но и не можешь заставить себя делать уроки? Ничего не идёт в голову. Играть на улице с друзьями интереснее. Будь что будет. Пусть учитель будет ругать. Я переживу. Дети не имели права голоса. Учителя могли и ударить в порыве.
«Сам виноват, доигрался». Не слушал на уроке. Мешал объяснять тему. Хихикал, отвлекал соседа по парте. «Что за тупой такой, а? Ты что, глухой?! Ну-ка, сиди смирно! Или забыл, что ты на уроке?! Ему всё как об стену горох!» – нескрываемая злость кипит в раздражённых словах учителя.
В начальных классах нам не приходилось участвовать в таких сценах. В четвёртом или в пятом классе, когда мы уже учились в «большой» школе, к нам перешли второгодники, такие ругательства учителей стали для нас в порядке вещей.
Признаться, вначале меня это шокировало. Не имев ранее знакомства с грубой руганью и тем более со взбучками, мне становилось в такие моменты очень неуютно. Я бы морально не выдержала такого давления, но нашему двоечнику Толику, казалось, всё было нипочём.
Каждый день он появлялся в школе без выученных уроков, с неизменной улыбкой на лице и озорным огоньком в зеленоватых своих глазах. Какую бы пропаганду тогда ни вела партия страны в лице учителей нашей школы, непреклонное нежелание, а возможно, и неспособность нашего Толика к учёбе вызывали во мне неподдельное к нему уважение. Удивительная стойкость.
В то время как я в тревожном страхе получить тройку или выговор за плохо сделанную работу сидела над учебниками, заучивая параграфы, всеобщее осуждение окружающих его, казалось, абсолютно не беспокоило.
Никакие ругательства и выговоры не могли его заставить учиться. А когда его ругали учителя и замахивались на него указками, он каждый раз только беззащитно съёживался и наклонялся, уворачиваясь от ударов, как будто пытаясь спрятаться под парту… И в эти минуты мне его было почему-то бесконечно, бесконечно жаль.
Фигурное катание
Зимним утром выйдешь