Убийство на пляже - Крис Чибнелл

Элли отвечает очень сдержанно — так всегда бывает, когда она на дежурстве, поэтому он сразу переходит на деловой тон репортера.

— Я только что видел на пляже Хлою, — говорит он. — Так это Дэнни Латимер?

— Я не могу говорить с тобой об этом. Это неправильно, Оливер.

Оливер… Обращение не как профессионала к профессионалу, а как тети к неугомонному племяннику. Олли злится.

— Это не подтверждение твоих догадок, я ничего не подтверждаю! — настаивает она.

Но лучшего подтверждения Олли и не нужно. Он сбрасывает вызов. Через несколько секунд Элли перезванивает ему, но он отключает звонок мобильного.

Ревет мотоцикл, голова Хлои лежит у Дина на плече. Из-под проснувшихся колес бьет фонтан песка. Но взгляд Олли направлен в другую сторону — на палатку под обрывом. Он мотает головой, некоторое время смотрит на свой телефон, а потом медленно, даже украдкой, набирает адрес аккаунта «Эха Бродчёрча» в твиттере.

Источник «Эха Бродчёрча» полагает, что тело, найденное у скал на набережной, принадлежит одиннадцатилетнему Дэниелу Латимеру. Причина смерти не объясняется. Подробности далее.

Палец его на полминуты зависает над горящей кнопкой твиттера, прежде чем отправить сообщение. Он смотрит на игрушечного шимпанзе Дэнни, и триумф на его лице сменяется виноватым выражением. Штатный репортер Оливер Стивенс только что передал свою первую большую сенсационную новость, но цена этого красноречиво написана на его лице.

Дом Бэт оказывается местом преступления, а двери спальни Дэнни, словно скрещенные кости на эмблеме смерти, перегораживают две полицейские ленты. Она словно в тумане следит за тем, как полицейские из следственной бригады в белых костюмах снуют вверх-вниз по лестнице.

У нее просят свежую фотографию Дэнни, и она, перебирая снимки в своем мобильном, вдруг понимает: они уже давно специально не фотографировали сына. Почему они перестали снимать своих детей для семейной истории? Фотографии даже шестимесячной давности уже не передают сходства. Он менялся так быстро.

В конце концов она останавливается на школьной фотографии. На ней волосы Дэнни аккуратно причесаны. Она помнит, как в то утро, когда их должны были фотографировать, сама расчесывала их на пробор и еще взяла с него обещание, что он не будет портить прическу, пока их не снимут. Ее восторг, что он послушался ее, сменяется смятением, когда они получают фото на руки: улыбающийся опрятный ребенок на снимке совершенно не похож на ее неопрятного и задиристого Дэнни. Но этому снимку всего месяц, он самый четкий и с лучшим разрешением. Он кажется ей подходящим. Они ведь всегда берут для этих целей школьные фотографии, не так ли?

Лиз готовит чай с тостами, направив все, что чувствует в душе, на приготовление еды и материнские обязанности. Они уже устали останавливать ее. Инспектор Харди берет чашку, которую она протягивает, и, не поблагодарив, ставит рядом с собой. Потом складывает руки, прижимая кончики пальцев друг к другу, и смотрит Марку и Бэт в глаза.

— У нас есть некоторые предварительные результаты, — говорит он. — Мы рассматриваем смерть Дэнни как вызывающую подозрения. Мы думаем, что он мог быть убит.

Такое впечатление, что Харди читает заранее подготовленный текст. Возможно, в каком-то смысле это правильно — так и следует сообщать подобные вещи людям, находящимся в положении Бэт.

Она не знает, как на это реагировать, и поэтому просто стоит на месте. Бэт жалеет, что никто не может и ей предложить заготовленный текст, чтобы она могла произнести правильные слова и действовать так, как и положено скорбящей матери, — может быть, тогда они оставят ее в покое.

— Мой мальчик…

Марк плачет, и она завидует его слезам.

— Что же будет дальше? — спрашивает Бэт.

Она имеет в виду остаток своей жизни, но Харди воспринимает вопрос буквально.

— Ну, чуть позже мы должны сделать официальное заявление для общественности, но не хотелось бы делать этого без вашего разрешения, — говорит Харди.

«Он хорошо разбирается в ситуации, — думает Бет. — Для кого-то это трагедия всей жизни, а для него — повседневная работа». Эта мысль одновременно и утешает, и шокирует.

— Пока что нам необходимо собрать как можно больше улик. Я возвращаюсь в участок, предоставляя поле деятельности для Брайана. — Он показывает в сторону одного из мужчин в белом комбинезоне, который снимает маску с лица и превращается в живого человека. — Мы свяжемся с вами. Скоро. Я обещаю, что мы найдем виновного. Даю вам слово.

Бэт цепляется за слово детектива-инспектора Харди. Когда он говорит со всеми ими, ей почти нравится его холодная, отрешенная манера. Это выглядит обнадеживающе профессионально.

Когда Харди уходит, Лиз выливает его нетронутый чай в раковину и тут же снова наполняет чайник, а потом нарезает свежую буханку хлеба. Бэт следит, как длинное, с зазубринами лезвие поблескивает в свете лампы, и думает о нем применительно к себе. Интересно, если воткнуть этот нож в себя, — сначала она хочет в живот, но потом что-то вспоминает и останавливается на бедре, — почувствует ли она боль? Комнату наполняет дрожжевой запах теплых тостов. Перед Бэт ставится еще одна тарелка, которая, как и предыдущая, осторожно отодвигается.

Брайан Янг спускается с лестницы так тихо, что Бэт замечает его только тогда, когда он вежливо откашливается.

— Мы собираемся забрать компьютер Дэнни и изучить его, — негромко говорит он. Его руки в латексных перчатках держат видавший виды старенький ноутбук, обклеенный стикерами «Манчестер Сити».

— А они вернут его? — спрашивает Лиз.

— Сразу же, как только проверят.

Когда Брайан опускает ноутбук в чистый пластиковый пакет для вещественных доказательств, Бэт охватывает беспокойство. В голове всплывают газетные заголовки насчет компьютерного хулиганства, перебранок в сети и на форумах, чистки памяти. Они с Марком никогда по-настоящему не рылись в компьютерах своих детей: частично — уважая их частную жизнь, а частично — потому что толком не знали, что искать и как это делать. Дэнни является главным специалистом по технике в их семье.

Дэнни является…

Дэнни являлся.

Точка напряжения внутри нее смещается, и она вскрикивает от боли. Первое ощущение онемения начинает уходить, и она, неожиданно для себя, вдруг отчаянно хочет его вернуть.

Внезапно в гостиной появляется Хлоя со смартфоном в руке. Глаза ее пылают.

— Почему вы обнародовали его имя? — кричит она на Брайана, суя монитор ему под нос. — Оно уже выложено в твиттере «Эха Бродчёрча».

Все четверо дружно поворачиваются к Брайану. Он в замешательстве.

— Вам необходимо поговорить об этом с ответственным офицером, — наконец говорит он.

8

Офис редакции «Дейли геральд» высится над влажными тротуарами Лондона на высоте семи этажей. Старший репортер Карен Уайт сидит под шумным кондиционером и под постоянные зевки коллег по работе, лениво отщипывая кекс, пытается слепить пресс-релиз насчет государственных субсидий ветровым электростанциям.

Время от времени она проверяет свою электронную почту — в большей степени, чтобы не заснуть, чем из-за того, что может произойти что-то интересное, — когда вдруг в почтовом ящике появляется срочное сообщение, от которого в ее вены бьет заряд адреналина. Несколькими нажатиями клавиш она быстро находит местные новости из Дорсета — и вот он, человек, за которым она следит, детектив-инспектор Алек Харди, который сейчас выглядит, пожалуй, даже суровее, чем тогда, когда она видела его в последний раз.

— Это короткое заявление, подтверждающее, что сегодня утром на пляже Харбор-Клифф у Бродчёрча было найдено тело одиннадцатилетнего мальчика, — говорит он в камеру. — Позднее ребенок был опознан. Это Дэниел Латимер, проживающий в этом городе. Мы рассматриваем его смерть как вызывающую подозрения. Наше расследование продолжается, и сегодня вечером состоится полноценный брифинг.

Несколько секунд у Карен уходит на то, чтобы переварить новость о том, что он получил новое место работы после Сэндбрука, и вот уже ее пальцы летают над клавиатурой, пока она отслеживает источник информации. Первое упоминание об этом деле оказывается в твиттере местной газеты, но более подробного рассказа на их веб-сайте нет, причем ни одно из больших национальных изданий на это еще не отреагировало. Это хорошо. Значит, есть время, чтобы этот сюжет стал ее. Дверь редактора открыта: Карен проверяет свое отражение в зеркале, приглаживает длинные темные волосы, стянутые в конский хвостик, и поправляет воротничок сшитого на заказ жакета, считающегося деловым костюмом, хотя он старит ее лет на десять. Стучать она не удосуживается. Зубы у Лена Данверса прорезались на Флит-стрит[7] еще тогда, когда пресса считалась королевой. Он полагает, что манеры в условиях спешки только мешают.