Убийство на пляже - Крис Чибнелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Дженкинсон наконец подходит, в руках у нее — это ж надо! — две порции мороженого с торчащими палочками хрустящего печенья. Одна из них явно предназначена ему.
— Учитывая характер этого дела, вероятно, имело бы смысл передать его кому-нибудь другому из числа ведущих офицеров, — говорит старший офицер полиции, протягивая ему рожок.
Он старается скрыть от начальницы свое неудовольствие.
— Нет.
Харди готовил этот односложный ответ с момента, когда впервые увидел труп.
— Дело не в сомнениях относительно вашей квалификации, — говорит она, поднимая дорогие солнцезащитные очки на лоб. — Мы просто не хотим, чтобы как-то всплыл Сэндбрук.
— Я был полностью оправдан.
Он бы уже разбогател, если бы получал пять фунтов каждый раз, когда приходилось произносить эту фразу.
Дженкинсон облизывает свое мороженое.
— Алек, вы приехали сюда, чтобы отлежаться.
Она сама не понимает, насколько ошибается.
— Я приехал сюда выполнять то, чего требует служба.
— Но с точки зрения общественного восприятия вы можете быть очень уязвимы. Я даю вам возможность отступить. Никто вас за это не осудит. Это произошло неподалеку от вашего участка.
— Я уже познакомился с вашей командой. Там нет ни одного человека, столь же квалифицированного, как я.
Она не возражает. Ей нечем крыть.
— Сэндбрук не делает меня уязвимым. Он делает меня самой подходящей кандидатурой для этого задания. Хотите меня остановить — можете попробовать. — Он выдерживает ее взгляд, стараясь заставить раскрыть свои намерения. Не тут-то было. — Спасибо за мороженое.
Харди возвращается в участок. Завернув за угол, где Дженкинсон уже не может его видеть, он бросает рожок в гавань. Мороженое с всплеском падает в воду, а потом полностью тает.
6
Элли наблюдает, как их команда собирается на совещание, рассаживается с блокнотами на коленях. Она никогда не сталкивалась с такой атмосферой в их участке, и не только потому, что убит ребенок из их города. В комнате чувствуется напряжение, связанное с прошлым Харди. Несмотря на это, есть что-то захватывающее, почти вдохновляющее в том, как он широким шагом расхаживает перед ними, рассуждая вслух:
— Был ли Дэнни Латимер похищен? Имел ли кто-то доступ в этот дом, и если да, то каким образом? — По мере развития главной темы акцент его становится все более заметным. — Если это не взлом, то у кого были ключи? Нам необходимо собрать записи со всех камер видеонаблюдения в радиусе мили. Миллер, а члены семьи? Где были они?
Элли и в лучшие времена не любила неожиданно выступать перед командой, не говоря уже о том, чтобы оказаться в центре всеобщего внимания без предупреждения.
— Мать и дочь смотрели телевизор.
Она слышит, как дрожит голос, и от этого внутренне сжимается. ДК[4] Фрэнк Уильямс и Ниш Пейтел, оба толковые парни, — они сняли форму патрульных всего несколько месяцев назад, и это их первое большое дело, — тщательно все записывают, тем самым только усиливая напряжение: Элли чувствует, что каждое слово, слетевшее с ее губ, должно быть очень точным, полезным и мотивирующим.
— Они говорят, что не выходили из дома до начала занятий в школе на следующее утро. Отец был на срочном вызове, он сантехник, вернулся около трех. Никому из родителей и в голову не пришло заглянуть к Дэнни, чтобы проверить, где он. Их бабушка живет рядом, она всю ночь была дома.
Харди внимательно смотрит на свою команду.
— Пока мы не будем готовы, вся информация остается конфиденциальной, никаких сплетен. Это понятно? Хорошо, тогда вперед, продолжаем. — Он делает странное движение руками, как будто подгоняет цыплят. — Вы, Миллер, едете со мной.
Они проходят мимо Боба Дэниэлса, который как раз выходит из туалета. Боб — старомодный коп, большой и грубоватый. Он играет в мини-футбол «пять на пять» в одной команде с Джо и Марком Латимером, а его мальчишка Джейден водится с Томом и Дэнни. Мысль о мальчиках, которую она все утро гнала от себя, напоминает Элли, что сегодня вечером, когда она вернется домой, нужно будет как-то сказать Тому, что его друг умер. Она еще никогда так не боялась предстоящего разговора.
Глаза у Боба красные, и он непроизвольно дышит неровно, как человек, который только что горько рыдал. Отголосок этого происшествия будет широким и глубоким. В Бродчёрче «степень удаленности»[5] всех людей всего один или два. Сегодня вечером здесь будут плакать большие мужчины.
Им нужно контролировать распространение слухов. Всякие спекуляции уже пошли в ход, но официальное заявление запланировано не раньше вечера. Элли подозревает, что к местным, особенно к одноклассникам Дэнни, эта новость дойдет раньше и совершенно недвусмысленно. Ей нужно спросить в пресс-бюро, что делать. Подобных прецедентов не было. Должны ли они позвонить в школу? Если да, то что сказать? Срочные уведомления обычно доводятся родителям через текстовые сообщения, но в данном случае это всем покажется оскорблением. Если бы она могла, то лично постучала бы в каждую дверь, чтобы информация передавалась лицом к лицу, от матери к матери, от семьи к семье. Но она не может этого сделать. Она нужна здесь.
Во время недолгого пути в газетный магазин Джека Маршалла Харди погружен в угрюмое молчание. После нескольких попыток завести вежливый разговор Элли наконец сдается и позволяет себе углубиться в собственные мысли.
Она изо всех сил старается убедить себя, что это сделал какой-то случайный аморальный тип, не из их города, что-то вроде человека, проходящего «реабилитацию в обществе»[6]. Однако у этой версии сразу же возникают контрдоводы. Во-первых, через Бродчёрч просто нельзя проезжать. И ночью на скале у гавани нет никаких огней. Нужно очень хорошо знать это место, чтобы вообще понять, куда там ставить ногу, не говоря уже о том, чтобы оставить мертвое тело и после этого замести за собой все следы.
Кто же это тогда? Харди, который не делает секрета из того, что Бродчёрч ему не нравится, прорабатывает версию, что это кто-то из местных. Единственный человек в их городе, замеченный полицией в сексуальных домогательствах, — это старый распутник, который вот уже год как прикован к постели в доме для престарелых. Как в любом городе, в Бродчёрче есть целый ряд проблемных семей, однако в истории их внутренних потасовок и мелкой торговли наркотиками нет ничего такого, что предполагало бы, будто ситуация могла докатиться до убийства ребенка. Значит, это должен быть кто-то приличный или, по крайней мере, без темного прошлого.
Элли оглядывается по сторонам. Над головой светит солнце, и вид на набережную, как всегда, очень красив, но теперь она смотрит на красочные коттеджи и лодки, которые словно из книг с картинками, через фильтр подозрения, искажающий и затемняющий все, что находится в кадре. Убийцей Дэнни может быть любой из этих людей. Этот мужчина среднего возраста, который несет на плече ящик с рыбой, молодой парень на стремянке, моющий окно. В их сторону идет смутно знакомый ей мужчина в костюме с пенопластовым стаканчиком кофе в руке. Похож ли он на человека, который может задушить маленького мальчика? Он приветственно кивает ей. Элли краснеет, как будто он мог прочесть ее мысли, и опускает глаза. В момент, когда ей больше всего нужно быть наблюдательной, она, похоже, просто не может смотреть людям в глаза.
У нее противно сосет под ложечкой, и она понимает, что, вероятно, знает того человека. Не близко, не по имени, но это может быть кто-то вроде этого Мистера-со-стаканчиком-кофе, которого она видит каждую неделю, кто-то, кому она кивает при встрече, кто-то, кто до сих пор не доставлял им никаких проблем. И если убийцу знает она, то его с таким же успехом знает и половина города. Жители Бродчёрча, может быть, не так уж сплочены, но все же связаны между собой.
Но кто он?
Этот вопрос начинает повторяться в ее голове, и тут ее мысли прерывает Харди.
— Ваш сын, Миллер, — говорит он. — Они с Дэнни были друзьями. Мне необходимо поговорить с ним.
«Ну, это мы еще посмотрим», — думает Элли, хотя вслух ничего не говорит. Должен быть кто-то еще, кто мог бы допросить Тома; возможно, кто-нибудь из женщин-ДК. В любом случае этот нервный, угрюмый мужчина, который к другим людям даже по имени обратиться не может, просто не в состоянии деликатно или эффективно общаться с ребенком, который потерял друга.
Для начала пусть он просто перестанет говорить с ней, как сержант-майор. Во всяком случае, стоит попробовать. Элли берет себя в руки и решается.
— Сэр, не могли бы вы не называть меня Миллер? Я не очень привыкла к обращению по фамилии и предпочла бы, чтобы вы звали меня Элли.
Пауза так затягивается, что она уже начинает сомневаться, слышал ли он ее вообще.