В Содом - Авраам Адонаевич Содомов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В качестве издевательства содомцев над гостями приводится ложе, где тех то ли вытягивали, то ли укорачивали под один размер. Но это же не что иное, как призыв быть как все, подравняться. И что тут плохого, если вдуматься. Содомцы свято блюли закон, и если судья принимал решение вразрез с установившимися понятиями, они, вопреки ему, коллективно судили правильно. Что это как не первый пример прямой демократии, беспрекословного подчинения закону?
Нельзя было подавать нищим, говоря по-нынешнему, заниматься благотворительностью. То ли принцесса, то ли одна из дочерей Лота втихаря приносила хлеб нищему, который неизвестно откуда взялся. Не иначе как был выдуман теми же иудейскими умниками. Её привязали к дереву, намазали мёдом, и она погибла от укусов пчёл. Пророческое предупреждение. Модель нынешнего западного общества, измазанного медом, на который летят дикари-мигранты. Они этот Запад и зажалят до смерти. Куда их не пускают – там хорошо. Мудро сказал и русский народ: нечего нищих плодить.
Но, как бы ни старался злобный дедушка и паразиты-разносчики божественных истин, модель содомцев живет. Работают понятия, правило «свой-чужой», всё решает общественное мнение, основанное на воле и обычаях большинства.
Гусиное перемирие
– Ваша жена приехала, – предупредил меня голос Кати в телефонной трубке. И тут же вбежала благоверная.
– Сидишь? – злобно констатировала она очевидный факт.
– Тружусь на благо Вашей семьи.
– Ты живёшь своей жизнью.
– А должен жить Вашей жизнью?
– Поедем домой.
– Не хочу вам мешать, да и работы у меня полно.
– Зачем ты так?
– А как надо?
Подходит ко мне и обнимает:
– Поедем домой.
Ну что ж, теперь можно и поехать. По пути говорю:
– Надо потихонечку перетекать на Святую землю. Обустраиваться на старость.
– А как же мама?
– Мама, как и мой папа, скоро умрет.
– А пока не умрёт?
– Будет жить у братишки твоего.
– А почему нам к Саше не поехать на старость? Все же Нью-Йорк, большой город, люди.
– А я от людей устал, пора для себя пожить, а то все для людей, для людей. И Сашке мы там не нужны, у него своя жизнь.
Дальше едем молча. Я понимаю, что и Нью-Йорк отвлекающий маневр, и туда она ехать не хочет, как и куда бы то ни было еще. А сын с младенчества у нее для шантажа. У нас же ребенок! К тому же она отлично знает, что Штаты я не люблю.
4. СОДОМ ПО-АМЕРИКАНСКИ
Ездил туда несколько раз в 90-е учиться демократии. Но агента влияния из меня не получилось. Хотя пиндосы достойны восхищения! И Содом построили классический. Живут комфортно. В крохотной редакции сельской газетенки поразил туалет. К стенам прикрепили две трубы. Сидишь на унитазе – положи руки. Как нигде близки законы и понятия. Суды народные, содомские. Невидимая, но жесткая граница отделяет чужаков. Нормы заставляют блюсти ласково, с улыбочкой.
В нашу группу руководителей СМИ затесалась тупая блондинка-секретарша. Точнее ее затесал покрыватель. Полное безразличие к программе пребывания тупица подкрепляла кокаином, который протащила с собой. Организаторы это усекли, но проявили удивительный такт: «Вы выглядите больной, давайте проедем в больницу, обследуемся». Дура перепугалась: «Здоровая я, ничего не надо». Ей дали три дня доказать, что она здоровая. Сработало.
В тот раз мы практиковались в СМИ штата Колорадо и жили в маленьком городишке. В первый же вечер едва вышел оглядеться, был остановлен полицейскими. Оказалось, пешком тут не ходят, а вечером тем более сидят по домам. Проживали мы в семьях, коих сменили трижды. Хозяев нам трогательно обозначили «родителями». По утрам они привозили нас в дом престарелых, откуда микроавтобус доставлял в редакцию. Богадельня была богатой, но нас не преминули сводить в подвал, где за копейки продавали не востребованные наследниками вещи умерших стариков. Прагматизм.
Богадельня, как ни странно, принадлежала церкви, которую посетили утром в воскресенье. Вряд ли кто бывает там в другое время. Храм – зал с рядами кресел. А в фойе – снедь. Народ плотно завтракает, неспешно рассаживается, атмосфера никак не церковная. Старушка впереди меня показывает соседке на сидящего рядом с ней дедушку: «Мой новый друг». И уточняет, подмигивая: «Спешил фрэнд». Потом пастор, временами подвывая, пересказал главку из Библии. Представил какую-то гостью из Индии. На том все и закончилось. В Вашингтоне был в соборе, где проводить службы могут представители любых религий. Формальность.
Впрочем, в моей первой «семье» религиозный пережиток был. Пенсионерка бормотала перед завтраком секунд десять какое-то благословение. Ее муж при этом не отрывался от газеты, которую спозаранку швыряли под дверь дома. Завтрак, как и ужин, состоял из хлопьев с молоком. Обед в редакции под названием ланч-бокс состоял из осклизлого бутерброда, приторного кекса и железобетонного яблока. Поэтому пришлось осваивать общепит. Правда, один раз довелось поучаствовать в семейном торжестве с одноразовой посудой и теми же приторными кексами.
Семья моих старичков собиралась раз в году, хотя дети жили неподалеку. Они явились с радостным гиканьем и магазинной едой. После быстрой атаки на нее, мужчины с пивом ушли смотреть американский футбол, правила которого я так и не понял. Женщины болтали, внуки бегали по двору. Интересным был разъезд гостей. Они забирали объедки того что привезли. Запомнился пластиковый поднос с остатками наструганной морковки. И это правило, а не аномалия. Сын рассказывал, что после вечеринок ребята забирают пустые бутылки от привезенных ими напитков.
Вторая семейка оказалась покруче. Реальные миллионеры, но с таким же, как у других, фанерно-сайдинговым домом, который они перевезли за сотню километров с прежнего места жительства. На моём рационе это сказалось не сильно. К хлопьям с молоком добавился синтетический сок и невообразимо мерзкие чай и кофе. В выходной мы сходили в фастфуд. «Мама» бизнес-консультант сказала, что работает с этой сетью, и раз в полгода посещает её из вежливости как клиент. На воскресный обед мне подали домашнюю, то есть разогретую сосиску, с четвертинкой маринованного огурчика. Характерно, что, когда эта семейка гостила потом у меня, еду она потребляла в российских масштабах. А по поводу дома, на фоне которого их «картонка» выглядела сараюшкой, не преминула съязвить: «У нас такие называют замками в прериях».
Но самым экзотичным оказался мой третий «папа». Он меня не кормил вообще. В выходные мы поехали к его бывшей жене, которую он в своё время вывез из Страны Басков. Она жила в вагончике с сыном, которого на выходные мы взяли к себе. Точнее, как оказалось, взял я. К хозяину завалились двое мужиков, с которыми после нескольких дежурных вопросов о России, он уехал обедать в город. Судя по подаренной мне брошюре о защите прав мужчин,
