Неизлечимый детектив - Андрей Кокоулин

Я зачарованно смотрел на серую бурлящую воду ручья, возомнившего себя рекой, пока Гарпаст не хлопнул меня по плечу.

– Садимся, Джонатан.

Эмберхилл показался, едва мы миновали прозрачный осинник и обогнули невысокий холм. Мрачный двухэтажный, увитый плющом особняк вырос перед нами, пугая темными окнами. Слева от него обозначился навес с коновязью, справа – сарай с высокими воротами. Огромная лужа пузырилась посреди пустого двора.

Том, объехав лужу по краю, остановил бруэм перед каменным, в две ступени, крыльцом.

– Прибыли.

– Не туда, конечно, прибыли, – проворчал Гарпаст, обнимая жирандоль, – но хотя бы без приключений.

Я имел собственное мнение о приключениях, но счел за лучшее промолчать.

Стрельба из револьвера – пусть. Мост рушится в водяную бездну – значит, так и надо. И все в порядке! Нет, я молчу, молчу.

Две ходки от бруэма к массивным, в полтора человеческих роста дверям – и баулы обрели пристанище на каменных плитах рядом с жирандолем.

Родерик изучал кольцо, вделанное в дверь.

– Им нечасто пользуются, Джонатан, – сказал он, пробуя пальцем вмятину от кольца, образовавшуюся на створке.

– Так стучите! – попросил я, чувствуя, как влага пропитывает сукно сюртука.

– Э, нет, – поднял палец Гарпаст, – здесь могут водиться свиньи, о которых нам только что…

– И свиньи, и овцы, – Том поднялся к нам по ступеням и посмотрел сначала на меня, а потом на Родерика, – без живности здесь нельзя. А чего не стучим?

Не дожидаясь ответа, он бухнул в дверь кулаком.

– Хозяева!

Небо стремительно темнело, и я подозревал, что мы вот-вот станем свидетелями первой весенней грозы.

– Хозяева! Эй!

Наш кэбмен присовокупил к первому удару второй и третий.

Крепость двери и шум дождя не давали распознать какие-либо звуки с той стороны. Слышат ли нас? Спешат ли на стук?

– Еще есть окна, – как бы между прочим заметил Родерик.

– Предлагаете бить?

Я пошел вдоль фасада, вглядываясь в сумрак за стеклами.

Особняк казался загроможденным мебелью и тенями. Большая зала в три окна с массивами диванов и шкафов, маленькая темная комната с напольными часами, рукав коридора с косым треугольником, обозначающим лестницу на второй этаж.

Нигде никакого движения.

То ли спят, то ли умерли. Смерть еще как-то извинила бы…

Выловив своим кепи несколько десятков капель с карнизов и крыши, я в раздажении повернул обратно и тут же в узком стрельчатом окошке заметил плывущий к нам огонек.

– Идут!

Поднявшись к дверям, я встал за Родериком.

– Ради бога, молчите, – обернулся он ко мне, – еще ляпнете что-нибудь.

– Что ляпну? – спросил я, но Гарпаст лишь шевельнул плечом.

Впрочем, открывать нам не спешили.

– Кто вы и что вам надо? – услышали мы голос из-за двери. Голос был скрипучий и, судя по всему, принадлежал старому слуге. – Если вы дьяволовы отродья, то убирайтесь прочь.

В когда-то богатых, но потом обедневших семействах такие слуги имелись всегда. Они, собственно, и олицетворяли тот упадок, в который приходили семейные дела.

Да, они знали и молодость, и расцвет, но прикипев к хиреющему поместью, как плющ к стенам, дряхлели вместе с ним.

Глохли, слабели и ненавидели случайных гостей.

– Я – Родерик Гарпаст, – прервал мои размышления Родерик, – со мной мой друг Джонатан Ривольд и Том э-э…

– Каули, – наклонился к двери кэбмен.

– И Том Каули. Здесь дождь и… Всюду вода. Нам бы переждать непогоду…

– И обсохнуть, – добавил Том.

– И переночевать, – сказал я.

Родерик пихнул меня локтем.

Некоторое время за дверью молчали. Я так и видел, как старик, уставя бесцветные глаза в пол, пытается сообразить, кроется ли в незнакомцах опасность.

И так взвешивает, и этак.

Трое. Просятся в дом. Но вежливо. Джентльмены. Может быть даже из столицы. Приятное общество, чтобы скоротать вечер.

А ну как нет? Мало ли.

– Входите.

Щелкнул массивный засов, и одна из створок приоткрылась. Гарпаст ринулся внутрь, на золотистый свет свечи, первым.

– Наконец-то! – Расстегивая макинтош, он загородил весь проход. – Мы уж думали – все! У вас что-то темно, кстати…

– Экономим, – был ему ответ.

Гром раскатился по небу. Дождь превратился в ливень. Наверху, над нами, хлопнул ставень.

– Родерик!

Я попытался подвинуть друга.

– Имейте совесть, Джонатан, – недовольно произнес Гарпаст. – Здесь хорошие полы, я стараюсь не наследить. А вот еще и скамеечка…

Он сел и принялся кряхтя стаскивать грязные ботинки.

С баулом на плече я все же протиснулся мимо него и чуть не столкнулся с держателем свечи.

Как я и предполагал, это оказался старик в поношенном, побитом молью фраке, сорочке и серых панталонах. Скорее всего, дворецкий. Если, конечно, в доме, кроме него, имелся кто-то еще из прислуги. А так, наверное, он был и камердинером, и садовником, и привратником, и каменщиком, и, возможно, даже конюхом. Унылое лицо. Длинный нос, седые баки, поджатые в неодобрении губы. Руки у него подрагивали, и огонек свечи плясал один из тех туземных танцев, о которых писал путешествовавший по Африке Ливингстон.

– Будьте добры… – я опустил на пол баул.

Он посторонился.

– Сэр, – Том протянул мне над Родериком жирандоль.

Звякнул хрусталь. Я, оцарапавшись, перехватил. Затем принял и второй баул.

Гарпаст, сменив ботинки на нашедшиеся под ногами мягкие туфли, костяшками пальцев стукнул в стенную панель.

– А у вас здесь мило, – сказал он старику. – Мило. Куда идти?

– Сюда, сэр, – показал свечой слуга.

И медленно, с достоинством, повернулся.

– Оба этажа жилых? – спросил Родерик.

– Конечно, сэр.

По мере того, как они удалялись вглубь дома (Родерик безбожно шаркал), голоса их звучали все глуше.

– И сколько жильцов?

– Десять вместе со мной, сэр.

Затем что-то стукнуло, и свет свечи, и голоса пропали.

Мы с Томом, оставшись одни в полумраке, переглянулись. Дом вокруг нас поскрипывал, постанывал, играл тенями и шевелил шторами.

Наверху, над головами, казалось, кто-то ходил.

– Жуть какая, – выдохнул кэбмен.

– Не в бруэме же ночевать, – сказал я, снимая сюртук.

Том последовал моему примеру и освободился от пальто.

Синий мертвенный свет вдруг полыхнул в окнах. Грянул чудовищной силы раскат, створка входной двери распахнулась, являя взору шипящую стену дождя.

Ни навеса, ни Мартина под навесом видно не было. Порыв холодного ветра горстью рассыпал капли по и без того мокрому полу.

– Черт!

Невольно ловя дождь ртом, я торопливо затворил створку, вдвинул засов в паз.

– Адова погодка, сэр! – сказал Том.

Глаза его поблескивали в полумраке. Он с присвистом дышал. С повешенных одежд размеренно капало.

– Да уж.

Мы переобулись.

Кожаных туфель было много, пар шесть-семь. И это наводило на размышления. Хозяева явно не бедствовали, однако же предпочитали экономить на освещении.

И куда увели Родерика?

– Господа…

Я вздрогнул.

Старик со свечой появился бесшумно и почему-то из боковой арки, хотя уходил прямо через холл.

– Прошу за мной, господа.

Не дожидаясь нас, он двинулся к темному проему. Свет от свечи плеснул на низкий буфет, на картину в раме, на обивку кресла, мерцающим пятном поплыл по потолку. Тень старика пристроилась от него сбоку.

– За багаж не беспокойтесь.

Проследовав за худой фигурой по узкому коридору, мы с Томом очутились на квадратной площадке с высоким мозаичным окном. Там, над зеленью мозаичных деревьев, возвышался мозаичный янтарный холм, увенчанный солнечными лучами.

– Том, – остановился старик, – вам в людскую.

И он свечой показал на арку с уходящими вниз ступенями.

– Туда? – кэбмен с опаской заглянул в темноту. – Ни черта ж не видно, сэр! Вы как хотите…

– Там восемнадцать ступенек, – перебил его старик. – А дальше увидите миссис Пекбридж. У нее есть свеча.

– Да? – Том шагнул вниз и повернулся. Лицо его с мокрыми усами сделалось жалобным. – Вы только посветите мне сверху, сэр.

– Хорошо, – кивнул старик.

В чуть слышном вздохе его я прочитал укоризну трусливой молодости. Он опустил свечу, освещая пролет.

Том перекрестился и, шаркая туфлями, пропал в арке.

– Да! – мгновение спустя услышал я его голос. – Я вижу свет! Я иду на свет! Черт!

Судя по звуку, кэбмен запнулся и упал.

– Все-все, я снова иду на свет.

Старик завел глаза к потолку.

Грянул раскат, цветные тени от окна прыгнули на стену, волосы старика на миг сделались золотистыми.

– А вас, сэр, прошу сюда. В столовую.

Он повел меня примыкающей к площадке короткой застекленной галереей.

– А Родерик? – спросил я.

– Он уже там. Собственно, – повернулся старик, – у нас обеденное время, сэр. Поэтому все сейчас там.