Неизлечимый детектив - Андрей Кокоулин

Здание было тоскливо-серое, с массивной дверью и высокими окнами, заключенными в узорчатые решетки. На широких перилах лежали каменные львы.

Внутри, отражаясь в зеркалах, горели электрические лампы, вокруг застекленных полок тянулся деревянный барьер. Прилавок под зеленым сукном был завален бумагами. В углу стояли доспехи, на стенах висели щиты. Темнел проход вглубь.

Ни первого, ни второго Томаса видно не было. Бей стекло, забирай, что приглянется.

Мой друг Гарпаст, похоже, подумал о том же. Походил, оценивая китайские вазы, серебряные ложки, фигурки из нефрита и коллекцию карманных часов, покачал головой.

– Фунтов двадцать-двадцать пять навскидку… Воровской рай… – пробормотал он. – Как они дела-то ведут при такой беспечности?

– Здравствуйте!

Голос из темноты был настолько сладок, что я вздрогнул.

– Добрый день!

Толстощекий мужчина в клетчатом пиджаке вышел к нам, вытирая платком шею. Подал короткопалую руку:

– Артур Томас. Интересуетесь чем-то конкретно?

Полные губы продавца разошлись в ожидающей улыбке.

– Да, – Гарпаст оттеснил меня от прилавка. – Интересует жирандоль. Конкретно – жирандоль. Я у вас не вижу, правда…

– Это где-то здесь… – толстощекий покрутил шеей, осматривая полки и подоконники. – Н-нет… Где же? Ах, это в другом помещении! – он открыл в барьере калитку. – Проходите.

– А я? – спросил я.

Меня смерили взглядом.

– Ну и вы давайте…

Артур Томас, посторонившись, пропустил нас с Родериком вперед.

– Будьте осторожны, – шепнул мне Гарпаст.

Я ощупал карман сюртука и понял, что забыл свой пистолет дома.

Темный коридор вывел нас в узкий светлый зал, уставленный скульптурами. Гипс, мрамор, все белое. По каменной плитке мы прошли мимо тесной группы атлетов и воинов, застывших в разнообразных позах, одного натянувшего лук лучника, трех купидонов (с нимфой) и вереницы бюстов. Далее наметились полуголые девушки-вакханки, собаки и, кажется, сатир с дудочкой.

Толстощекий, обогнав, заметил:

– Там, у стен есть барельефы. Имеется даже египетский саркофаг. Показать?

– Жирандоль, – твердо сказал Гарпаст.

– Это дальше.

Продавец сделал шаг, но тут знаменитый «бульдог», неожиданно даже для меня, ткнулся ему в жирную спину.

– Стоять!

Страшно шипеть Родерик умел отменно. Толстощекий и пикнуть не успел, как оказался прижат к стене, охлопан на предмет оружия, развернут и подперт коротеньким дулом «бульдога» под подбородок так, что ему пришлось привстать на носки.

– Вы что!..

Голос продавца растерял сахарность и испуганно истончился. Круглое лицо побледнело.

– Тихо! – Гарпаст набычился, сверкнув из-под козырька холодными глазами. – Грабим, да? Где Томас и Томас, живы или уже подельнички убили? Ах, молись, черная душа!

– Это я, я Томас! – вскрикнул толстощекий.

– А парень-то совсем дурачок, – обернулся ко мне Родерик, не ослабляя руки с «бульдогом». – Что скажете, Джонатан?

– Ну, что сказать…

Я пожал плечами, а чтобы Гарпаст не думал, что я без пистолета, спрятал свободную кисть в карман и наставил ее на подозреваемого, натянув ткань.

– Что, никакой мысли? – остро посмотрел на меня Родерик.

– Джентльмены… – Толстощекий сглотнул. – Это какая-то ошибка…

– Ошибка? – мой друг улыбнулся. – А как же факты? Никого за прилавком – раз. Вы можете представить, Джонатан, чтобы продавец не следил за своим товаром?

– Не могу, – сказал я и, прищурившись, направил кисть-пистолет на пуговицу, скрепляющую борта клетчатого пиджака.

Пойманный вздрогнул.

– Вот и я не могу. – Гарпаст качнул головой. – А еще вас выдало волнение, милый мой как бы Артур Томас. Вы забыли закрыть дверь, а тут посетители. Надо как-то выкручиваться. Отсюда вы и потели, и платочком утирались. Ну и, конечно, не знать, где у вас жирандоль! От меня ведь не ускользнули ваши метания. Там или там. Или вообще не там. Вы, наверное, думали про себя: «Чтоб он провалился со своим жирандолем!». И, в конце концов, решили привести нас к своим приятелям. Вас здесь целая банда, так?

– Нет!

– К чему же отпираться?

Толстощекий прижал руки к груди.

– Я действительно волновался, – сказал он усмехающемуся детективу. – Ко мне с братом только что пришел заказ для одного нашего клиента…

– Ай-яй-яй, – не удержался Гарпаст.

– Да, там случилось… Мы специально оставляем дверь открытой. Наша дверь с секретом, там есть пружинка, она срабатывает, как запор, и войти можно, а выйти уже нельзя. То есть, без моей или Стюарта помощи нельзя.

– Стюарт – это брат? – уточнил мой друг.

– Да, – осторожно, насколько позволял «бульдог», подтвердил толстощекий.

– А ведь я проверю, – сказал, подумав, Родерик. – Пойду и проверю, действительно ли в дверь нельзя выйти. Джонатан, посторожите?

– Конечно, – отозвался я.

– Если что, стреляйте по ногам, – сказал Гарпаст, убирая револьвер за пояс. – Или сразу в лоб.

Увы, человеколюбием он не страдал.

В этом он весь, мой друг. Жесток, где необходимо, но в основном сентиментален и терпим. И не сказать, будто жестокость – его прихоть. Таков мир.

В отсутствие Родерика как бы Артур Томас, косясь на мой карман, предпочел стоять смирно. Только уголки губ скривил.

Я не вынимал руки, сохраняя невозмутимый и строгий вид. Мы молчали, изредка переступая с ноги на ногу, за нас разговаривали по плитке подошвы туфель.

– М-да…

Вернувшийся Гарпаст был озадачен.

– Что? – спросил я.

– Действительно, закрыта.

– Конечно! – обрадовался толстощекий. – А волновался я потому, что товар пришел несколько не тот, что заказывали… Мы как раз разбирали… У нас часто и экспозиция меняется, потому я и про подсвечники не сразу сообразил… Раньше на подоконниках были табакерки…

– То есть, вот так? – Гарпаст покачался на носках. – А брата своего можете позвать?

– Могу. Стюарт!

Явившийся на крик Стюарт тоже был толстощек, но имел еще усики и бородавку на лбу.

– М-да, похож, – оценил Родерик.

– Что случилось? – поинтересовался Стюарт. В руках он держал статуэтку с варварски отбитыми конечностями.

Мой друг ответил первым.

– Мы выбираем жирандоль, – сказал он, и Артур Томас, словно загипнотизированный его взглядом, медленно кивнул.

– Да, наверное…

Я был восхищен Гарпастом.

Через десять минут мы покинули «Антикварные товары» с упакованным в бумагу и перевязанным бечевой гигантским жирандолем.

Обошелся он Родерику в фунт и четыре пенса, при этом фунт, кстати, он взял у меня. Обхвативший подсвечник мой друг казался борцом с неведомой силой.

– Джонатан! – пропыхтел он, едва мы свернули обратно с Глостер на Мерилибон. – Поймайте, черт возьми, кэб!

Я вытянул руку с саквояжем.

Гарпаст остановился рядом, перехватил жирандоль.

– И выньте уже руку из кармана, – сварливо заметил он. – Ваш пистолет, если помните, неделю назад вы сами же отдали мне в чистку.

– Я не отдавал, – сказал я.

– Ай, бросьте! – Родерик переложил жирандоль с плеча на плечо. – Он, разобранный, лежит у меня на столике…

– Прекрасно. Но я…

– Вам надо что-то делать с памятью, Джонатан.

Подкатил кэб. Подножка была мокрая от грязи, а пегая лошадка покосилась на нас как на врагов.

– Джентльмены… – свесился с высокого сиденья кэбмен, немолодой мужчина с баками и косматыми бровями.

– Угол Мерилибон и Чилтерн, – сказал Гарпаст, тяжело забираясь в коляску.

Я последовал его примеру.

Жирандоль, позвякивая, угнездился между нами, одна из чашечек прорвала бумагу и уставилась на меня металлическим жалом, на которое насаживают свечи.

Лошадка зацокала копытами.

– Поехали, джентльмены, – сказал кэбмен.

Спина его покачивалась, покачивался и хлыст в руке.

Мрачные дома Мерилибон-роуд одно за другим потянулись назад, обрезаемые боковой кромкой кэба.

Увы, весна в наших краях не служит синонимом обновления и чистоты.

Наоборот, все самое мерзкое и грязное, кажется, скапливается в городе к этому времени. Дома темнеют, сжимаются, пятна сырости пачкают фасады, из окон сквозит безумие, угольная пыль висит пологом, а чуть уловимый запах разложения преследует тебя по пятам.

Костлявые деревья добавляют пронзительного шарма.

– Вы должны были одернуть меня, Джонатан, – укоризненно произнес Гарпаст. – Вы же видите, от вынужденного безделья я становлюсь совершенно невменяем. Мне всюду мерещатся преступники. Мальчики кровавые… Даже наш кэбмен мне подозрителен.

– А что не так с кэбменом? – спросил я.

– С кэбменом? – Родерик посмотрел на меня. – Что-то не так со мной, вот в чем дело. А вы словно бы в стороне. Отдалились, умыли руки, отринули узы дружбы, как фунт пожертвовали, так совесть и чиста.

– Мне вовсе не жалко фунта, – сказал я.