Глоточек счастья - Владимир Жуков

Замполит напыжился и побагровел:

– Вы думаете, товарищ прапорщик, я верю хоть одному вашему слову? Врёте вы всё и за это горько поплатитесь. Я.., – но голос Оксаны на полуслове резко оборвал его:

– А не пошёл бы та отсюда на хуй с армией со своей сраной! В штабе у себя орать будешь, а здесь рот, пидарас, закрой и по тихой дёргай, бо оглоблей не наебнула!

У замполита язык застрял в горле, а Оксана повернулась к мужу и произнесла умоляюще:

– Ну зачем тебе, Вася, эта сраная армия, где каждый негодяй вот так орать на тебя может?! Брось ты к чёрту её!

Промолчал муженёк на это.

Особист первым покинул двор Абрикосова, за ним вышли участковый и ошарашенный замполит. Муж и жена рассмеялись и уж было собрались ещё разочек любви предаться, как хозяюшка муженька спросила:

– Слушай, Вась, а что, правда, Круглов совсем плох?

– Плох? Не то слово!

– Ну так давай быстренько приберёмся. Кабана разделаем, засолим, печёнки нажарим да проведать его поедем, – так и порешили на том.

А пока супруги делом тем занимались, отряд, покинувший жилище, в лесополосе отдыхал. Над перемазанными офицерами стояли полчища мошкары и насекомых разных.

– Ну что, братцы, – первым прервал тишину Шухов, – коль так у нас сложилось сегодня, будем считать, что первая часть мероприятия кончена и следует начинать вторую. Показываться на людях нам в таком виде нельзя, так что надобно темноты дождаться. Час остался какой-нибудь. Потом предлагаю двинуться на карьер песчаный, за санчастью что. Там откиснем, помоемся, а Петрова пошлём за водкой да закускою магазинной. Коль печёнки попробовать не посчастливилось, обойдёмся скромнее пищей. После ж этого проведаем товарища раненого и купанием закончим день.

Измученные люди молчали, а что им еще делать было?

На том и остановились и, как только стемнело, отряд двинулся к песчаному карьеру. Искупавшись и сполоснув комбинезоны, которые высохли быстро на тёплом воздухе, авиаторы вновь стали похожими на людей. Сбросились. Лейтенант Петров сбегал в город. И вместе товарищи к санчасти двинулись.

К тому времени и Оксана с Василием справились с делами и, погрузив в коляску мотоцикла кастрюлю с печёнкой, устремились туда же. Каково же было их удивление, когда, подойдя к лазарету, возле одного из окон увидели они свой технический экипаж. Оксана мужа коллег знала хорошо. Техники супругам удивились не меньше. Ждать к себе в гости они могли кого угодно, хоть замполита, но, чтобы Оксана с Василием пришли – до такого додуматься не могли ребята.

Круглов оказался на этаже первом. Был он без сознания. Маленькая высота его окна открытого доставляла прекрасную возможность общения.

– Как ты, Саня? – шёпотом спросил Шухов.

Круглов очнулся. Повернув голову, он увидел всю свою компанию, бедолажную, да ещё отчётливо так, на фоне зари, что почудилось, будто бредит. Закрыл он глаза, снова открыл их, стараясь отогнать наваждение, но не пропадало оно.

– Да мы это! – прошептал Фомин. – Что ты моргаешь?

Саша Круглов понял, что это не бред, и радостный откинулся на подушку.

– Саня, ты совсем не шевелишься? Кушать-то сможешь сам? Мы с Оксаной тебе печёнки принесли вот, – Абрикосов в очередь прошептал свою.

– Мы и водки взяли с собой, – добавил Фомин.

От такого внимания к себе и именно тогда, когда, как ни крути, он сломал дело, Круглов чуть было не отключился.

– Спасибо вам, друзья! – чуть слышно выдавил из себя он. – Не могу ни встать, ни пошевелиться. Подчистую рёбра все сломаны с одной стороны. Двинусь чуть, так сознание, бывает, от боли брендит.

Думая недолго, Оксана достала из кастрюли печёнку, мужчины водки бутылку откупорили и, снарядив всем тем лейтенанта Петрова, подсадили его в окно палаты. Там он наполнил стоящий на тумбочке гранёный стакан до самых краёв почти. Приподнял Круглова, и удерживая его в вертикальном положении, поднёс водку к губам больного. Капитан медленно, но до конца высосал в себя содержимое. Далее Петров поставил стакан на место и, вволю накормив кочегара печёнкой, вылез обратно через окно.

– Выздоравливай, Саня, завтра придём! – прошептал Шухов.

– Поправляйся, Саня, пошутить не с кем! – улыбнулся Охалков.

От лазарета двинулись к карьеру песчаному и расположились на берегу там. Тишина и покой южной ночи вселяли уверенность в то, что борьба с судьбою кончилась. Фомин сел тихонько на песок тёплый и старался больше не говорить, чтобы не спугнуть спокойствия наступившего. Присутствующие, видимо, были такого же мнения, потому что все дружно и молча принялись за печёнку, хорошо сдабривая её горячительным. Водочка же, рассосавшись в организмах, провела свою обычную, предназначенную ей работу ну и плотно взялась за помягчевшие языки.

– А что, мужики, совсем ведь и неплохо закончили мероприятие! Лично я очень доволен, – первым выразил мнение старший техник самолёта гвардии капитан Охалков.

– Не, неплохо, а даже очень прекрасно! – почти хором выпалили силовики, лейтенанты Ноздрачёв и Петров.

– Пусть с потерями, но всё равно хорошо, – уточнил оружейник, старший лейтенант Аркадьев.

– А какая большая победа может быть без потерь? – развил тему далее электрик, старший лейтенант Голоконь.

Механик самолёта, прапорщик Скворцов, не умел говорить красиво, и потому он только показал всем большой палец на вытянутой руке, а Фомин же в отсутствии Круглова роль его балагурную на себя принял:

– Здесь вот о потерях говорили товарищи, но они полностью компенсированы прибывшим пополнением!

Оксана, поняв, что это про неё, улыбнулась:

– Хорошее пополнение! Замполита вашего так шарахнула сегодня, что у него аж челюсть судорогою свело.

– Чем вы его, Оксана? – спросил удивленно лейтенант Петров. – Уж не оглоблей ли?

– Нет! – засмеялась Оксана. – Откуда во дворе у меня оглобля возьмётся. Я его, заразу, словом, интеллектуально, так сказать, причесала, что совсем не хуже дубинки, думаю!

Так вот в дружеской беседе незаметно летело время, и когда оно приблизилось к отметке два, Шухов тост хотел прощальный поднять, да тому не суждено осуществиться было. Не успели наполнить стаканы и взять в руки закуску, как всё вокруг зазвенело. Это был сигнал тревоги очередной. Благо, что он в части экипаж застал.

Оксана сложила в коляску мотоцикла посуду грязную, попрощалась со всеми, поцеловала мужа и прошептала ему:

– Вася, ну зачем тебе эта сраная армия?

После лихо вскочила она на коня железного, газанула резко, едким выхлопом авиаторов оставшихся окатив, и домой пострекотала, в ночи растаяв.

Технический экипаж самолёта № 85 прибыл по тревоге раньше всех и выполнил всё вовремя и как надо. Через четыре часа двадцать минут после объявления тревоги ракетоносец взлетел. Под завязку залитый топливом, он, напрягаясь, оторвался почти в самом конце полосы. Монотонный гул и лёгкая вибрация родной машины перенесли Шухова в иной, чётко регламентированный мир, в другое измерение, где он становился самой необходимой и самой неотъемлемой частью. Слился с металлом. Весь ушёл в приборы, в системы, во всё, от чего зависела безопасность полёта.

Когда подошли к полюсу, Шухов увидел в иллюминаторе чёрта из облаков. Того самого чёрта, с которым он недавно во сне гутарил. Удивительно чёткие и контрастные очертания картинки явно подтверждали её сверхъестественность. Этот чёртик из облаков с бешеной скоростью двигался на самолёт с правого бока, и, когда коснулся обшивки, машина вздрогнула, как от лёгкой кратковременной турбулентности. Уносясь влево, сатана превратился в нечто совсем бесформенное, вскоре вовсе растворившееся в синеве.

УКРАИНСКИЙ БОРЩ

Гвардии капитан Сенопузенко Иван Иванович служил заместителем командира спецподразделения авиационного полка в одном из южных гарнизонов. Подразделение это обслуживало самолёты-снаряды, которыми была вооружена авиация дальнего действия. Характер службы у него был чётко регламентирован: с девяти до пяти – это вовсе не то, что в эскадрильях. Там суматоха, что в будни, что в учения. Службой поэтому капитан Сенопузенко был вполне доволен. Если учесть, что он какое-никакое начальство, то в наряды не ходил почти. Да ещё, кроме всего прочего, стабильно два выходных – лафа.

Часть, в которой служил капитан, в прекрасной климатической зоне стояла, очень собой Полтавщину напоминающую, откуда сам родом был. И хотя выветрились у Ивана Ивановича все воспоминания о детстве за долгое время службы, однако одна тоненькая, но небывало прочная ниточка связывала его с Украиной. То Оксана – жена, хохлушка ортодоксальная, которая непревзойдённо умела готовить настоящий украинский борщ.

Иван Иванович очень любил это блюдо, приготовленное именно Оксаной, и считал его чем-то неземным, волшебным, сказочным. Потому даже не позволял себе капитан наслаждаться им ежедневно, дабы обыденным не сделать. Лакомился борщом гвардии капитан Сенопузенко только по субботам. В пятницу Оксана готовила сказку свою. Затем ночь выстаивала, а в субботу с самого утра и до полудня трапеза длилась, которую Иван Иванович специально и с большим понятием растягивал.