Глоточек счастья - Владимир Жуков

Цирк. Зрителей полно. Визжат, как резаные, они. Посередине арены командующий при полном параде стоит. В одной руке бич у него, а в другой – верёвка. Держит маршал за один конец её, а к другому за шею сам генерал привязан, словно лошадка цирковая. Щёлкает бичом маршал да за верёвочку подёргивает, а генерал скачет по периметру манежа да «И-го-го!» кричит. Поддаёт гари командующий, ну и генерал старается в грязь лицом не упасть. Но вот, темп высокий не выдержав, валится на арену он, а командующий подходит спокойно. Верёвку и бич бросает да тепло, по-дружески, генерала по холке треплет. Смотрит на него, как на кандидата в дом престарелых, а потом зубы словно вампир оскалив, маузер вынимает здоровенный из галифе и орёт истерически, одновременно на курок нажимая: «Загнанных лошадей пристреливают!!! Не правда ли?!» И выстрел, соответственно, звучит смертельный…

И вот этот самый фильмец короткометражный просмотрев, встал с кровати генерал Гаврилов и призадумался. Походил по квартире потный да возбуждённый и вдруг НЕЧТО дьявольское услыхал. Шепчет на ушко оно ему, подсказывает:

«Не волнуйтесь, товарищ генерал! Не переживайте! Знаете вы армейскую подноготную лучше, чем ладонь собственную. Вас ли учить, как обвести вокруг пальца товарища, да так, чтобы не узнал тот ни о чём? Вам ли дело не обстряпать так, чтобы носа комар не подточил и никто о происках нехороших ваших, по отношению к другу, не догадался?»

И потом, когда опешивший генерал сморщился, мозги посильнее напрягая, добавило еще НЕЧТО дьявольское:

«Что задумались, товарищ генерал, сами ведь понимаете прекрасно: у кого хоть маленькое преимущество окажется, тому и отдаст комиссия независимая предпочтение».

Походил по квартире просторной Владимир Петрович, проанализировал НЕЧТОМ дьявольским сказанное и вариант решения проблемы тут же смастерил: «Если у Володи в характеристике записано будет, что стаж самостоятельной лётной работы имеет бортовым инженером на стратегическом бомбардировщике, то при прочих равных условиях именно ему ту должность заветную и отдадут. А я прикинусь дурачком. Слух пущу, что в Тьмутаракань послал внучонка, реально тяготы службы воинской испытать. Разве догадается кто, что-то я его именно за преимуществом заветным направил».

Покраснев и самого себя стыдясь, набрал генерал Гаврилов телефон командира полка одного из гарнизонов южных, который всем существованием своим только ему и обязан был, потому что пил здорово и, услышав знакомый голос гвардии полковника Садистова, без лишних слов и, ставя задачу конкретно, в телефонную трубку выпалил:

– Слушай, Садистов! Внука своего к тебе отправляю, лейтенанта-инженера, и срочно прошу кочегара сделать из него. Вылететь самостоятельно должен он не позднее чем через месяц. Ты многим мне, Садистов, обязан. Так что, постарайся уважить. И ещё. Не вздумай формальную запись в лётную книжку внести. Сделаешь её только после действительного самостоятельного полёта без инструктора. Без инструктора, повторяю! Ну и о разговоре нашем, чтоб ни одна живая душа не знала! Понял?!

– Так точно, товарищ генерал! – в трубке послышалось, и на том закончился разговор.

III

После посещения генерала Гаврилова НЕЧТОМ дьявольским только лишь одна неделя прошла, как вечерком на дачу к нему внук при полном параде прибыл – лейтенант-инженер Гаврилов – сияющий, словно самовар полированный, и прямо отливающий шитьём золотым, а уж молодостью пышущий – будто лампа паяльная.

Замер дед, офицера блистательного разглядывая, да слезу скупую смахнул, прижал внучонка к себе и так с минуту стоял. После же, на разговоры времени не теряя, огорошил счастливого выпускника дедушка:

– Соскучился я по тебе, внучок. Не мешало бы совсем потому нам с тобою хоть немного вместе побыть, да только в настоящий момент совсем иного жизнь требует. Отпуск твой отменяется, и завтра же, утром, отправляешься ты в южный гарнизон и там на бортового инженера стратегического корабля вывозиться будешь.

Лейтенант Гаврилов опешил. Всё что угодно готов он услышать был от старика, но только не это. «Уж не рехнулся ли грешным делом дедушка?» – подумал он и, скорчив мину недоуменную, с удивлением на генерала взглянул. А тот отвёл в сторону глаза и, не имея даже малейшего желания посвящать парня в смысл затеи своей, отрезал категорически:

– Так надо! И не удивляйся! Сам мне потом спасибо скажешь! Как-нибудь побольше твоего разумею и зла тебе не желаю совсем. Утром завтра попутную комиссию для тебя организую специально, чтобы «Антон» была причина послать. Вылет в 12.00, и точка.

Не стал с дедом спорить внучок и лишь головой покачал обескураженно, а в грустных глазах его в тот момент читалось легко: «Разве, дедушка, затем ты три звезды здоровенные на каждом погоне таскаешь, чтобы внук твой в Тьмутаракани какой-нибудь загнулся? Разве внука единственного в Москве служить оставить не можешь? Разве мало путёвых в столице должностей?» Да только дед молча проигнорировал во взгляде внука написанное и отрезал категорически:

– Всё! Отдыхать перед отправлением!

Покачал лейтенант Гаврилов головой, попрощался с дедом за руку и уже собрался было уходить, как спохватился тот:

– Господи! Да ты на моей машине поезжай! Сидоров! – крикнул он прапорщику-шофёру, в саду на топчане отдыхавшему. – Ну-ка отвези нашего офицера домой!

Сел в «Волгу» нехотя Володя, и повезла она, чёрная, его по улицам знакомым до боли, по площадям, огнями неоновыми сияющим, да мимо буйного круговорота жизни бушующей, которая вообще для столицы нашей Москвы характерна.

«Ёлки зелёные, – недовольно подумал лейтенант, – Для чего красоту покидать такую? Ради идеалов каких Москву на Тмутаракань менять?», – и заиграла злобушка в нём, здорово негодование закипело. Не хотела никак душа мириться с тем, что завтра в полдень унесёт самолёт его от волшебства этого во мрак непроглядный, и потому, когда проезжали мимо ресторана «Пекин», остановил машину лейтенант и, хлопнув дверью зло, прямым ходом в кабак направился.

В «Пекине» так нажрался Володя, что еле до такси дошёл и юркнул в него в тот самый момент, когда недремлющее око патруля на пьяного лейтенанта внимание обратило. Да поздно только. Полетела «Волга», людей коменданта столичного газами выхлопными одарив, да в бушующем огнями городе растворилась.

IV

Несмотря на то, что с похмелья голова как бубен трещала, встал Володя Гаврилов пораньше. Умылся и на молчаливый укор родителей отрапортовал чётко:

– Отпуска, дорогие мои, не будет у меня. В обед улетаю для прохождения дальнейшей службы в дикую глухомань к аборигенам. Покидаю вас, дедушке преподобному благодаря!

Маму – профессора палеонтологии чуть инфаркт не хватил, папа же, полковник штабной, заходил по квартире нервно, судорожно, затем трубку телефонную сорвал с аппарата, ну и номер своего родителя, явно выжившего из ума, набрал. Только строг и категоричен так же был ответ, матерцом красиво приправленный: «Не суй свой нос туда, куда собака свой хуй не сует! Молокосос!».

Так покинул Володя Гаврилов дом свой родимый, Москву – златоглавую красавицу, и печаль-тоска обуяла его. Показалось, будто то с жизнью своей он прощается и в дальний край чужой на неминуемую погибель летит.

V

Так, в прострации, невменяемый почти да с хорошего похмелья вдобавок, отправился внучек на чёрной «Волге», специально дедушкой присланной, на аэродром подмосковный, откуда «Антон» попутный в Тмутаракань понёс.

Посадки лёгкий толчок вывел лейтенанта Гаврилова из состояния дремотного, и вскоре через задок «Антона», открывшийся, вместе с членами комиссии ступил он на бетон аэродрома своего нового места службы. Стройный и подтянутый, очень арийскую бестию белокурую напоминающий, здорово выделялся лейтенант среди полковников тучных, на стадо гусей похожих. Чинно переваливались с ноги на ногу птицы, очень уж вышагивали важно, так будто откормили их хорошо и вот теперь на убой ведут.

Встречать комиссию на двух «газиках» три самые важные персоны в полку приехали: командир, замполит и старший инженер. Командир полка на новом «газике», инженер – на старом, а замполит – на подсадке у командира.

Дело в том, что какая-то умная голова, которая из плеч с очень большими звёздочками произрастала, додумалась не обеспечивать машинами замполитов полковых. Соображала, безусловно, что у них и так льгот самых разных полное изобилие и что хоть где-то их ужать следует. Но и тут замполиты, как спаниели шустрые, умудрялись выход из положения найти и то к командиру, то к инженеру примажутся, на «Уралах» дубовых общественных напрочь ездить с личным составом остальным не желая. Хотела головочка умная да справедливая показать проповедникам марксизма-ленинизма, что не только им дано благами в Советской армии распоряжаться, что есть силы, которые лафу ограничивать могут. Да только до лампочки те хлопоты ужам витиеватым – марксистам-ленинцам верным – из положения любого шустрые выход найдут: то на командирской, то на инженерской рассекают, важные причины навыдумывав.