Глоточек счастья - Владимир Жуков

Подполковнику Бочкину сказать на это было нечего. Отдать приказ оставить на ночь небоеготовый самолёт права он не имел. Выругавшись в сердцах, плюнул на бетон Бочкин да уехал.

Под самолётом осталась целая толпа специалистов, которые не знали, что делать. Ведь и так несколько раз проверяли цепи, но как только дело доходило до запуска, в самолёт как будто вселялся Дьявол.

Воцарилось молчание.

– Товарищи инженеры! – разорвал тишину Шухов. – Езжайте-ка вы домой да спите спокойно. Тут не техническая неисправность. Здесь дело мистическое сугубо. У самолёта есть душа. Устал кормилец. Решил отдохнуть наедине с экипажем и соответственно оставил нас сегодня возле себя. Если вы останетесь – только разозлите его, помешаете потому что. Так рассердите, что потом заводские ладу не смогут дать.

Хотя специалисты приняли слова Шухова за шутку, однако согласны полностью были в том, что повторять одно и то же нет никакого смысла, и решили мудрости народной на милость сдаться: утро вечера мудренее.

Инженеры уехали домой, а на аэродром медленно ночь легла.

Круглов и Фомин остались ночевать на самолёте. Как только с глаз скрылся последний инженер, Шухов скомандовал:

– А теперь спать, ребята! К утру все как огурчики быть должны!

Нервное напряжение и жара прошедшего дня сделали своё дело, и люди, кто где, заснули, завернувшись в самолётные чехлы.

Спали все, только Шухову не спалось. Тишина ночного аэродрома околдовала. Приятно ощущать себя победителем.

О том, как Шухову удалось сымитировать неисправность, которую не могли отыскать все инженеры полка, я вам не расскажу. Ибо, если сказать правду, вы мне всё равно не поверите. А впрочем, верьте не верьте, а было так: Шухов просто попросил самолёт имитировать неисправность так, чтобы разобраться никто не мог, и тот выполнил просьбу своего кочегара. Самолёты, они на самом деле тоже одухотворённые, живые создания. И тех, кто разговаривает с ними только на «Вы» и понимает их души, они особенно уважают и выполняют самые невероятнейшие их желания.

«Вот и сделал богоугодное дело. Почти победил дьявола», – размышлял Шухов. В том, что карла-марла от дьявола, не сомневался он ни на йоту. Всё шло пока по плану.

Победная эйфория и неотразимая красота южной ночи породили вдохновение, а оно, в свою очередь, выплеснулось стихами на помятый клочок бумажки, вырванный из старого двигательного формуляра.

Спят самолёты, пуст аэродром,

Заря одела небо в позолоту,

И тишина, царящая кругом,

Пророчит утром ясную погоду.

И только солнце, радуя Казбек,

По полосе прокатится лучами,

Ракетоносцев стартовый разбег

Разбудит мир, что спит под небесами.

И солнцу гимн моторы запоют,

А корабли, торжественно взлетая,

С землёй прощаясь, крыльями качнут

И уплывут на сложные заданья.

Ну, а пока колдует тишина,

Я на чехле балдею сладко в ней.

А рядом молча падает Луна

На Млечный Путь посадочных огней.

Шухов написал стихи. Подкорректировал их немного и заснул, ну и сон сразу ему приснился…

…Сидит он на взлётной полосе, а рядом стоит самолёт его, да не вдоль, а вот поперёк почему-то. А вокруг, как вымерло всё. Никого: ни людей, ни машин, ни самолётов – поле голое. Ни конца, ни края не видно.

Вдруг выплывает из облака сатана. На стабилизатор садится и пронзает взглядом дьявольским кочегара. Прищуривается, значит, после и конкретно ему в лоб говорит:

– Ну что, дружище! Думаешь, победил ты меня? Дурак! Победить меня невозможно. Непобедим и бессмертен я: ссориться со мною не надо. Будешь моим верным слугой – всё у тебя будет. Станешь врагом моим – живьём сгною. Всяка удовольствия тебя лишу в наглую. Выбирай!

– Хорошо, сатана. Стану твоим верным слугой, – подумав немного, ответил Шухов. – Но ответь мне на один единственный вопрос: от кого карла-марла – от тебя или Бога?

– От меня, – ответил сатана.

– Вот поэтому и не буду я покорным слугой, потому что карлу-марлу терпеть не могу. Так что обходись как-нибудь без дружбы моей.

– Зря, выпендриваешься, кочегар. Пожалеешь ты скоро, что слугою моим не стал. Завтра же пожалеешь. Не забывай, что много всего вокруг тебя моего. Даже звёзды на самолёте и на погонах твоих – и те от меня. И на Кремле звезда горит моя – пентаграмма. Глаз всепроникающий мой на их каждом луче коротком. Знаю всё обо всех, всё вижу. А иначе бы я князем тьмы не был, то бишь князем мира сего.

Сон прервался. Шухов открыл глаза и ощутил яркий утренний свет и волшебную свежесть прохладного летнего кавказского утра, и взгляд сразу же почему-то наткнулся на стабилизатор. На нём красовалась здоровенная красная пентаграмма. «Ну и приснится же дрянь такая», – глядя на звезду, подумал Шухов. – А эти рогатенькие и вправду кругом. Глаз не успел продрать, как уже тут они. Ну да бог с ним, с дьяволом».

– Подъём! – крикнул он. – Приготовиться к запуску двигателей.

Экипаж чётко и правильно выполнил все положенные действия и вскоре третий двигатель, медленно набирая обороты, загудел, фыркнул и запустился. Немного поработав на малом газе, Шухов выключил мотор.

Старший техник пошёл на командный пункт инженера эскадрильи доложить об устранении неисправности. А после экипаж растворился словно. Исчез! Дружная, спаянная команда рванула к финишу, к долгожданной цели такой – к дому Абрикосова Васи.

С самолётом что было, мало интересовало кого: кочегарова то забота. Праздничек захватил собою цепкою хваткой мёртвой.

Калитка дома Абрикосова заскрипела, и весь технический экипаж самолёта № 85, а также Круглов и Фомин проскользнули в неё. Большой казацкий двор очень напоминал зажиточную помещичью усадьбу. В самой глубине его, чуть ли не по всей длине, располагался свинарник, где ждал смерти здоровенный кабан. Был он килограммов под триста весом.

У свинарника погребок открыт – ровно на подпорочке ляда. Тут же будка, в ней кобель лохматый. Птица мелкая рассекает. ИндюшИны вперевалку шествуют, их под дюжину. Прямо монстры. Доброму барану в весе фору дадут, потому и дефилируют гордо. Вид у них такой же как у сбитных ментов, что идут по маршруту чинно.

Круглову один такой индюк почему-то здорово не понравился, и он предложил Абрикосову:

– Слушай, Вася, давай я тебе, кроме свиньи, ещё и вот этого сопливца зарежу, ходит, падла, ухмыляется, прямо замполит наш. Сопли развесил, нахохлился. Безобразие.

– Да вы, товарищ капитан, не волнуйтесь. Если вам индюки мешают, я их в сарай закрою.

– Эх ты, Абрикосов. Помазок – одно слово. Ты же видал, как я режу? Видал! А коли так, то значит знать должен, что ас я – суперпрофессионал. Таких мастеров художественного убоя свиней на всём свете белом нет больше! Разве может, скажи, индюк помешать мне?

Саша Круглов действительно был непревзойденным мастером по резке свиней. Ремесло он перенял у деда, также бывшего нарасхваты в деревне. Оставил дед внуку, кроме искусства своего, ещё и отличный немецкий штык. Трофейный, из отменной стали круповской.

То, что вытворял Круглов на подобных мероприятиях, делало их неотразимым и захватывающим шоу. Саша так виртуозно и точно владел кинжалом, что кабан даже не успевал ничего понять. Умирал легко и без визга. Будто бы спать ложился. Публику то наповал разило.

Абрикосов с коллегами быстро импровизированно стол накрыли. Водку выставили: пятнадцать бутылок, хлеб да соль, огурцы с лучком, ну и, чтоб пошло веселее дело, пропустить решили по фронтовой.

– По местам, товарищи! – прокричал Шухов, и компания дружно уселась вокруг стоящего в тени акации большого стола круглого.

Пили молча по первой, слышно было только бульканье да сопенье. А пока ребята закусывали, кочегары прогуляться решили да усадьбу Васи Абрикосова посмотреть. Шухов невзначай поглядел на будку и: Боже! Пентаграмму на ней узрел красную, как и у бомбардировщика на киле. Собака же, волкодав могучий, глянула на кочегара с испугом и завыла очень жалобно так. Никто, кроме Шухова, ни хозяин, ни гости не обратили совсем внимания на такое поведение пса, он же, вспомнив разговор ночной с дьяволом, содрогнулся, смутно чувствуя с тем событием связь. Показалось, что собака чует приближение жуткого чего-то. Только отогнал подальше Шухов мистику приставшую и к столу обратно, а Круглов к свинарнику подошёл и на объект работы предстоящей взглянул. Вепрь громадный надменно на мир смотрел. Был он не просто огромен, он был ошеломляюще велик и состоял, казалось, из одних только мышц накаченных. В теле животного не было даже намёка на присутствие сала. Такого знаменитый резчик на своём веку ещё не встречал.

Внезапно в голове Круглова возник грандиозный невероятный план. Он моментально спроектировал мысленно такое шоу, от которого даже дыханье сперло и вожделенно зачесалась ладонь. А решил Саша следующее: пойти, незаметно взять кинжал и опять к свинарнику, затем молниеносно расправиться с вепрем, так, чтобы никто не слышал, и вернуться к компании как ни в чём не бывало. Влиться в общую трапезу, а как только ещё по одной хлопнут, пойдут кабана из сарая выгонять, глянут и обомрут. Он-то готовый лежит. Только и осталось, что опалить да разделать. Вот уж воля покуражиться будет. В предвкушении высшего кайфа от предстоящего Круглов наспех даже подготовил речь, которая должна была не только ошарашить публику, но и напрочь доконать этого ультра, этого экстремиста Охалкова, специалиста по кислородным ваннам.