Глоточек счастья - Владимир Жуков

Не верить Григорию Петровичу нельзя, потому что не из пальца гипотезу он свою высосал, а из сверхсекретной и особо проверенной цээрушной информации, к которой по роду деятельности допущен был. А ЦРУ – это серьёзное ведомство, не «Водоканал» какой-нибудь или «Вечерний университет марксизма-ленинизма». ЦРУ есть самая крутая шпионская организация, и потчевать неверной информацией своих рыцарей плаща и кинжала совсем не пристало ей.

Вот и порадуйся тут благозвучию, когда просто смысл туманит оно. Очень это плохо, считаю. Как наклейка на пачке сигарет красивая замазывает вредное воздействие табака, так и слово «минет» мысли людские от искорёженных ген да хромосом исковерканных вредительски отвлекает. Завертятся коды наследственные, порченные в потомстве невинном, и задегенерирует оно, вырождаться станет. И в том, ясно, ничего хорошего нет.

Так, ознакомившись с трудами Климова, поменял я мнение своё о словах иностранных – помощничках этих хитрых да досужих. И даже если чувствую, что по-русски очень неудобоваримо звучит, слов чужих избегать стараюсь. Пусть похабно, пусть нехорошо. Зато по-русски и ясно, как божий день. Хуесоство – оно и в Африке хуесоство, а не какой-нибудь там минет.

И вот однажды загрустил я как-то вечером, закатом южным из окна любуясь: «Ёлки зелёные! Везёт же людям таким, как Климов! – подумалось. – Довелось им, счастливчикам, по ЦРУ да по массадам разным, словно дома у себя, погулять, информации правильной поднабраться, чтобы потом её до людей добрых нести. Рассказать, чтобы им, слепым котятам, как в мире этом Свет да Тьма уживаются. Бог, как и Сатана сражаются между собой, и кто и почему из них побеждает!»

Вздохнул я, понимая, что не пустят меня рыцари в закрома свои, туда, где за семью печатями правда спрятана, и решился: «Бог с ними, с товарищами шпионами! Пусть сидят на тайнах своих, как чайные бабы на самоварах, пока не посинеют, а я вот возьму да такое поведаю, чего не отыскать им в архивах замусоленных своих, и вдобавок как раз про минет, между прочим!»

I

Жили-были в столице родины нашей два очень больших генерала: генерал-полковник авиации Иванов и генерал-полковник авиации Гаврилов. С самой войны как близнецы сиамские не расставались они и служили бок о бок. Всю свою жизнь не разлей вода друзьями прошли. Видно, дружба фронтовая, она прочна особо и любой другой на порядок выше. И всё бы хорошо, да только вот старость бабкой-ёжкою вплотную присеменила, и ожидали генералы отставки с горечью.

В свободное время очень любили друзья у генерала Иванова собираться на даче и попить по традиции фронтовой. Дело это практиковали они часто довольно и не как-нибудь, а с толком и расстановкой, по-особенному, только им двоим известному ритуалу.

Всегда после того, как первый раз стаканы наполняли, генерал Иванов ритуальный диалог начинал:

– Знаете, товарищ генерал, что в деле нашем главное?

– Так точно, товарищ генерал, знаю! – отвечал генерал Гаврилов.

– А расскажите-ка, товарищ генерал, что знаете вы?

– Я знаю то, что в деле нашем осмотрительность главное!

– А чем, товарищ генерал, осмотрительность обеспечивается?

– Осмотрительность обеспечивается чистой шеей да белым воротничком, чтобы, когда головой по сторонам крутишь, кожу не натирать!

– А для чего нужна та осмотрительность, товарищ генерал?

– Осмотрительность нужна для обеспечения безопасности полётов!

– Ответ неполный. Оценку «отлично» поставить не могу. Не знаете вы, товарищ генерал, что осмотрительность не только для обеспечения безопасности полётов нужна, но и для того, чтобы стакан с водкою рта мимо не пронести.

После этого выпивали генералы, закусывали и хохотали затем.

Генерала Гаврилова Владимиром Петровичем величали, а генерала Иванова – Иваном Даниловичем. И были внуки у них одногодки, в честь дедов Иваном и Владимиром наречённые. Оба красавцы-здоровяки, один другому под стать. Оба училище одно военное кончали и во всех отношениях ни по какой статье не уступали один другому.

Внуков своих любили старики и потому, до того, как в отставку уйти, чад хотели потеплее пристроить. Боялись, что на пенсии влияние на порядок уменьшится, и поминай как звали должности для отпрысков подходящие.

Знали прекрасно старики, что в армии Советской волосатая рука всё решает. Истина эта, как божий день, была им ясна. Но понимали они и то, что мохнатость их ручонок дряблых лишь тогда влияние да силу имеет, когда при должности – не в отставке то есть. Вот и переживали товарищи. Кто внуку генерала отставного должность помощника атташе, к примеру, пожалует, когда за лакомыми кусками такими маршалы да партийные боссы великие, словно псы охотничьи, следят. Каждый повкусней да поболее деточкам оторвать стремится.

И вот летом как-то, накануне выпуска внуков из училища, сидели генералы на даче и ритуал оригинальный справляли свой. После того, как закончился диалог и огненная вода, булькая по пищеводу, прошелестела, затронул генерал Иванов тему самую злободневную:

– Выпуск, Володя, скоро. А должностей внучатам так мы и не подобрали. Не просматриваются что-то на горизонте вакансии крутые, как повылазило им. Не забывай, дружище, что править балом нам недолго с тобой осталось.

– Да-а… – многозначительно протянул генерал Гаврилов и озабоченно головой покачал.

Наступила тишина, и чтобы отогнать её, тоску ненужную навевающую, хотел было генерал Иванов ритуал по новой закрутить, да телефон зазвонил и естественный ход событий нарушил. Взял трубку Иван Данилович и:

– Иванов! – сказал в неё недовольно, но, услышав знакомый голос начальника управления кадров Министерства обороны в улыбке расплылся.

– Должность, товарищ генерал, хорошая подошла – помощник военного атташе в спокойную африканскую страну. Да только вот одна. Так что, с другом своим сами решайте – кому. Через два месяца освободится вакансия.

– Спасибо, Николай Матвеевич! Мы решим сегодня же и сообщим вам, – ответил генерал Иванов и трубку положил на место.

– Что там? – спросил генерал Гаврилов.

– Да должность подходящая появилась для чад наших – помощник военного атташе в хорошую тёплую страну, но вот беда – одна только. Что будем делать-то?

Владимир Петрович коротко и ясно ответил:

– В орлянку я не буду с тобой играть и потому вакансию эту фартовую уступаю великодушно. И всё на этом.

– Мне не нужны подарки такие, – заартачился Иван Данилович, – я тебе должность также с удовольствием уступаю и не собираюсь делать хорошо себе, когда тебе плохо!

Так вот как быки упёрлись товарищи. Стали каждый на своём и ни с места. Препирались, препирались они, да и плюнули, пустили дело на самотёк. Мол, кому дадут, пусть и дают тому, только без их вмешательства.

Снял трубку телефонную генерал Иванов, набрал номер начальника управления кадров и так конкретно сказал:

– Извини, Николай Матвеич, но не пристало нам, друзьям боевым, делёжкою заниматься на старости лет. Тому отдайте, кто заслуживает больше, и всё на этом.

Повеселели генералы да вновь действо ритуальное повторили и после ещё раз несколько, потому что так уж заведено у них было: перед каждым приёмом воды огненной литургию крутить по новой.

II

И всё бы нормально получилось. И эта бы должностёнка не ушла, а там, глядишь, и другая бы подоспела. Сама бы жизнь, как положено, все точки расставила над «i». Только сбыться этому не суждено было.

А всё командующий – маршал этот досужий. Вздумалось ему по кабинетам замов своих поблудить да к генералу Иванову заглянуть, когда там генерал Гаврилов просто так околачивался. Зашёл маршал и чего-то так на стариков поглядел, как на генералов боевых не смотрят – очень жалобно и снисходительно как-то. Вроде не могущественные военачальники есть они, а обитатели богадельни тщедушные, готовые вот-вот преставиться.

Неладное почувствовали генералы и нутром своим ощутили всем, что меч Дамоклов отставки перед самыми носиками замаячил и вот-вот просвистит соловейчиком да умолкнет, про службы окончание известив, а внучата бедные, неприкаянными, так без места правильного и останутся!

Генерал Иванов не переживал здорово и к вечеру даже про посещение маршала позабыл.

А вот с генералом Гавриловым совершенно иначе обстояло дело. Приехав домой со службы, ощутил он беспокойство большое в душе, волнение. Усиливалось оно и в отвратительное состояние дискомфорта тянуло. Чтоб выйти из него, хотел было коньячку шлёпнуть генерал, да не желая старухе досаждать и лишний раз ворчание выслушивать её, передумал и вместо горячительного сильное снотворное принял.

Заснул Владимир Петрович мгновенно после того и часов до двух ночи как убитый проспал. Но потом сон нарушился ламинарный, резко превратившись в турбулентный кошмар. В полусонном сознании, как растревоженные пчёлы, зароились мысли, клубясь, и до самого утра совершенно покоя не дали. И вот, когда на рассвете почти вроде перестали беситься они и заснул генерал, так такой сон идиотский приснился да страшный, каких не видывал он за всю прежнюю жизнь свою…