Государство, Конституция, Родина: к поискам национальной идеи и новой доктрины государства - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нередко конституционная доктрина связывается с именами конкретных лиц; так, например, в некоторых монографиях констатируется наличие «конституционной доктрины» В. Д. Зорькина»12. Впрочем, значительно чаще исследуются отдельные аспекты изучаемого феномена; к примеру, «конституционная доктрина безопасности призвана определять прочную нормативно-правовую, научно-теоретическую и практическую основу обеспечения юридической безопасности личности, общества, государства» и т. д13.
В этом плане нельзя не отметить труды Т. М. Пряхиной, которая в своей работе «Конституционная доктрина Российской Федерации» пишет, что «завершённость оформления правовой системы России во многом обеспечивается за счёт доктринального характера конституционных норм, воспроизводящих юридические и политические доктрины и учения»14. По её мнению, конституционная доктрина – это «систематизированная совокупность основополагающих взглядов и нормативных формул, устанавливающих стратегические перспективы конституционного развития России»15.
Как думается, может быть взято за основу для осмысления сущности конституционной доктрины правового государства её понятие только как научных взглядов, но не «нормативных формул» и не судебных позиций, ибо ценность доктрины, в том числе состоит в её максимальной независимости от власти.
Дискуссии о сущности правового государства актуальны для современной России; во многом, они базируются на тривиальном поиске «золотой середины» в позициях ортодоксов капиталистического и альтернативного (социального, социалистического и т. п.) пути развития общества. Так, по мнению В. М. Сырых, для формирования правового государства требуется не низведение его до уровня ординарного демократического государства, а наоборот, уточнение и конкретизация его признаков, в первую очередь принципа приоритета права перед законом16. Чтобы воплотить в жизнь конституционный принцип о том, что носителем суверенитета и источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ, по его мнению, нужно значительно «расширить институты непосредственной демократии, создать надлежащие условия для того, чтобы народ сам определял свой строй, правопорядок и пути дальнейшего развития»17. Мы привели данное суждение с целью подчеркнуть, что независимо от той или иной степени дискуссионности высказываний учёных, составляющими элементами конституционной доктрины являются, по нашему мнению, труды, базирующиеся на принципах и нормах действующей российской Конституции.
Второй момент, на который хотелось бы обратить внимание, состоит в следующем. Деятельность, Конституционного Суда, направленная на формирование «живого» конституционного права в правовом государстве также должна основываться на доктрине в узком «классическом» её понимании – т. е. на трудах учёных. По меньшей мере, «нормативные начала» решений Конституционного Суда России должны представлять собой «сплав концептуальных научно-теоретических подходов (выд. П.С.) с реальной практикой современного конституционализма и международно-правовой регламентацией»18.
Такой подход актуален в силу особой правой природы актов этого органа. Так, Б. С. Эбзеев справедливо пишет, что «ни один орган государственной власти не вправе принимать нормативные и иные правовые акты, противоречащие Конституции Российской Федерации в интерпретации её Конституционным Судом. Поскольку речь идёт о воплощении в них выявленного Судом смысла и содержания Конституции, сами эти решения и выраженные в них правовые позиции становятся как бы частью Конституции и не могут быть преодолены актами органов законодательной или исполнительной власти, решениями иных судов или игнорироваться иными правоприменителями»19.
Третий момент. На наш взгляд, не следует отождествлять «конституционализм» и «конституционную доктрину», ибо они соотносятся как часть и целое. «Конституционализм, – отмечает Н. С. Бондарь, – есть конституционная доктрина, философско-правовая концепция развития общества и государства (это гносеологическая составляющая конституционализма)»20.
Предпримем попытку охарактеризовать некоторые принципы формирования конституционной доктрины правового государства.
1) В первую очередь, это принцип справедливости государственного устройства. Справедливость выступает «в качестве этического стандарта, с которым мы соотносим существующие социально-экономические и политические структуры и отношения. Одновременно она является идеалом, заставляющим нас устремляться за горизонт для его достижения»21. Так, например, М. Нассбаум отмечает необходимость достижения целей социальной справедливости, поскольку задачей социума является «поднять каждого человека до определённого порогового уровня в отношении каждой из «основных функциональных возможностей» в целях обеспечения полноценного человеческого бытия. Речь идёт о достижении определённого равенства в результатах как способа выражения равного достоинства каждой человеческой личности»22.
2) Конституционно доктрина правового государства базируется на понимании целесообразности минимально-возможного государственного принуждения. Как известно, понятие «государственное принуждение» многофункционально23. В юридической литературе, как правило, под «государственным принуждением» понимают: возможность государства обязать субъекта помимо его воли и желания совершить определённые действия;24 воздействие, в результате которого человек ведёт себя вопреки своей воле, но в интересах принуждающего;25 внешнее воздействие на поведение, основанное на организованной силе государства, на наличии у него «вещественных» орудий власти и направленное на внешнее безусловное (непреклонное) утверждение государственной воли;26– такое воздействие на субъекта, которое выражается в непосредственном насилии или угрозе его применения, заставляющее выполнить предъявленные требования в случае отступления от таковых;27– вспомогательный государственно-властный способ подавления отрицательных волевых устремлений определённых субъектов для обеспечения подчинения их нормам права и т. д28.
Как представляется, при любом из выше указанных подходов не отрицается элемент насилия, в том числе насилия над личностью, который должен минимизироваться в правовом государстве на основе активного использования механизмов саморегуляции. Тем не менее, внедрение таких механизмов в России «вплоть до настоящего времени идёт с большими трудностями. С одной стороны, это неудивительно для страны с сильными этатистскими и даже тоталитарными традициями»29.
3) Такими «традициями», зачастую, оправдывается патернализм, авторитаризм государства, что обусловливает ценность такого принципа конституционной доктрины как примат прав и свобод человека; реализм этого принципа, во многом, зависит от степени избавления государства от «самодержавных замашек». Многие исследователи отмечают, что важным элементом, влияющим на государственность, выступают традиции государственности – «укоренённые в культуре представления о том, как должна осуществляться государственная власть, какие модели поведения свойственны тем, кто эту власть реализует, как должен себя вести простой человек по отношению к государственной власти; они проявляются в преемственности исторических событий, в повторяемости реакций людей на однотипные действия властей, в стереотипности политических действий»30. Другим элементом, продолжает В. Е. Рубаник, выступает менталитет народа, понимаемый как «исторически сложившийся устойчивый умственный (интеллектуальный) и духовный строй (образ) народа. Именно в совокупности традиции и менталитет обеспечивают передачу от поколения к поколению проверенных жизнью фундаментальных социальных ценностей, идей и взглядов»31.
Автор занимает по этому вопросу следующую позицию, которую попытается сформулировать предельно лаконично: если в семье (обществе, государстве) были случаи насилия, то его причины нужно устранять, а не «возвеличивать» насилие в ранг традиций, привычек, менталитета и т. п.
4) Конституционная доктрина в правовом государстве не может ограничиваться установками одной монопольной партии, доминантой одного источника права, «неизменностью курса» политического деятеля и т. п., ибо один из её ключевых принципов состоит в демократических началах и реальном плюрализме, народовластии. В этом плане представляются небезынтересными утверждения о том, что «юридическая сила правовой доктрины определяется её авторитетом в глазах исполнителей и властными полномочиями её автора или носителя. В государствах-партиях решающее значение имеют доктрины, сформулированные вождями квазипартии. Так, в СССР любой закон должен был опираться на доктрину, изложенную в марксистско-ленинском учении, и решения высших органов коммунистической квазипартии»32. С. А. Денисов справедливо отмечает, что «миф о «добром царе», который заботится о своих подданных, легко нейтрализует все нормы конституции о суверенитете народа и демократии. Люди добровольно отказываются от своих политических прав, и без всякого сопротивления с их стороны в стране вводится авторитарный режим и монократическая форма правления»33. По его мнению, «в современной России сохраняются черты идеократической правовой системы. Высшее юридическое значение имеют не Конституция и законы, а политико-правовые доктрины. Они успешно нейтрализуют основы конституционного строя страны»34.
