Винсент, убей пастора - Винсент Килпастор

— А вы кто такая?

Только на эту оригинальную фразу и хватает мозгов. Серое вещество мозга? Это у большинства самцов просто запасы тестостерона!

Ангел нервно срывает с себя очки и прячет за спину. Очков застеснялась, дурёха. По мне так хоть бы все бабы в очках ходили. Кто-то же сказал, что женщина в очках это два в одном. Купи одну — вторая бесплатно. Захотел другую: «родная, сними-ка очки». Приелась эта: «а не поменять ли нам для разнообразия оправу, милая?». Работает круче чем, если просто перекрашивать волосы.

«Лиля», полу шепчет так и убегает, почти без сознания.

Лиля! Лиля! Лиля! Какой чудесный день! Какая же ты — Лиля! Молодая, свежая, слаадкая моя Лиля!

А я ведь понравился тебе, вижу, вижу, что понравился! Девочка совсем от этих игр ещё далёкая, Лиля! Это я! Твой прынц и лыцарь!

Да один шанс окунуться в волосы твои, нежность кожи вокруг сосков, эти коленки вечно сжатые! Рай. Просто рай. Даже и паспорт твой имперский ничто по сравнению с тобой.

Хороша!

При чем тут Америка! Бабы — вот всегда моя Америка, и нет ничего важнее и вкуснее их! Я их всегда открываю заново — как Колумб. Только потом, в конце узнаешь — а там-то уже побывал Америго Веспуччи, ни хвоста ему, ни чешуи. Хотя паспорт это тоже достоинство, весьма увесистое. Скажем так приятный довесок!

***

В семье Александра Мракисяна девять детей. Жуть. Или подвиг. Скорее все же жуть. Пятидесятники считают безопасный секс с гандоном смертным грехом равносильным аборту. Вмешательство в божий промысел. Поэтому семьи у них огромные. Я тоже, как и пятидесятники, не люблю презервативов, но по совсем другой причине. Терпеть не могу посредников. Поэтому принимаю душ — раздевшись, а женщин стараюсь любить вне группы риска и без того парня, что англичане скромно именуют «макинтош».

Мы стоим вокруг стола, а дядя Саша просит Господа благословить ужин и всех нас. Пока молимся, закрыв глаза, я потихоньку всех рассматриваю

Лиля — старшая, потом Раф, Толян, на местный манер зовущий себя Тони, Илай, Ваграм (дань армянским корням), Сэм, Сара и Филип.

Я рос в семье один и у меня в голове не укладывается — как так можно. Казарма блин какая-то. А что у них утром творится на входе в туалет?

А как же хорош ужин. Вендиз — брендиз. Американская жрачка утратила для меня всю ауру, которая окружала гамбургеры дома. Самая лучшая еда — русская! Даже получасовая пятистопная молитва дяди Саши не отбила аппетит. И потом, я так сильно соскучился по-домашнему.

Все просто изумительно. Божественно, как симфонический оркестр. Хлеб тётя Вера печёт сама. Консервирует соления — сама. Ну все как доктор прописал.

После американского хлеба, который так напичкан химией, что не черствеет месяцами, но и свежим никогда не бывает, кажется, что этот русский хлеб дышит. Я поглощаю его живьём. Путь к моему сердцу пройден. Они завоевали меня! Окрутили таки парня!

Да, Винсент, милашка, смотри, вот эти люди и станут скорее всего твоей тёщей и тестем. Везунчики блин!

За столом очень уютно. Все эти годы мне просто не хватало семейных отношений. Изголодался, можно сказать. Даже дома у отца была своя жизнь, а мамы своя, про меня и говорить нечего — я себе на уме лет наверное с трёх. А это люди простые, добрые, сердечные. Искренне верующие.

И атмосфера в доме какая-то особая объединяющая. Светлая. Простое семейное застолье. Водку никто не пьет, а всем весело. Телевизора нет (грех), а без него и лучше. Я понял, как люди коротали вечера веками, пока этот аццкий ящик не изобрели. Скучно не было совсем. Сколько оттенков полутонов, в движениях, взглядах, позах. Даже слова это роскошь. Шекспир был неправ — не весь мир театр, а каждый человек это театр. То актёр, то режиссёр, то осветитель или билетёр. Вы конспектируете? Или думаете, я вечно тут бисер собрался метать?

Да и потом — на фиг мне сейчас телевизор, если можно украдкой смотреть на Лилю. Ощупывать под платьем каждый её контур. Брэнд нью. Хочется просто опуститься под стол, на колени перед Лилей, засунуть голову ей под юбку и тихо, со вздохом сенбернара умереть там. Вполне достойный конец жизненного пути. Сердце то молотит, то вот-вот совсем остановится. Аневризма аорты. Блокада пучка Гиса. Вот так и умирают старики — обожравшись виагры и вновь играя в старую лотерею на юную лорелею.

Девочка никогда в жизни ни курила, ни пила, ни кололась и не трахалась! Да неё дышать и то страшно. Какая сладкая! Лиля, за тебя я теперь разобьюсь в лепёшку, вот посмотришь. Дай мне время, Лиля, я очень способный.

Пару раз она украдкой посматривает на меня, и тут же натыкается на мой лучезарный похотливый взгляд. Он смущает, заставляет чаще дышать, и тянет взглянуть снова. По любому контакт установлен. Похоже будет большая охота с кровью.

После ужина дядя Саша берет в руки гитару с бантиком и бездарно, совершенно фальшиво поёт псалом:

Почему Господь любил древнюю Вифанию?

Круг друзей там верных был, живших по Писанию.

Нужно всюду поступать по словам Евангельским

И стараться подражать жизни высшей, ангельской.

Будет наш Господь любить новую Вифанию,

Если каждый будет жить только по Писанию.

Христианский путь тернист, доля наша трудная,

Но грядущий день лучист, и надежда чудная!

О! Держитесь за Христа, жители Вифании!

Пусть кругом гремит гроза — будьте тверды в звании!

Я всегда чувствую себя не в своей тарелке, когда кто-то трезвый посмотрит вам прямо в глаза, и вдруг без приглашения хвать гитарку-то и давай петь — а ты сиди и слушай, как идиот, не зная куда девать глаза и руки? Но так как номер явно исполняется для меня исключительно, вынужден, умилившись опустить взгляд.

После особенно визгливого пассажа, в стиле позднего Хендрикса, дядя Саша показывает шрамы на голове и гордо повторяет, что нужен Господу на Земле, для какого-то дела. Может быть для того, чтобы привести к Господу побольше заблудших. Дядя Саша не имеет пока точных инструкций, но они, как говорят американцы уже in the mail. Я терпеть не могу этого «ин да мэйл» — так всегда говорят работодатели, когда задерживают пэйчек — мол уже сбросили в ящик на почте — скоро придёт, не ссы.

«А тебя, зачем Господь на земле держит, ты думал?» Такого прямого вопроса, я признаться не ожидал, хотя сразу узнал, старый трюк евангелистов, типа «Готов ли ты прям сейчас с Господом встретится?».

Не думал. Раз держит, думаю нада ему, а что?

Хорошо, что мне уже на работу пора. Беру в охапку Рафа и ключи от доджа. На нем почему-то чикагские номера и надпись «Иллинойс — родина Линкольна».

Уже перед самым уходом ко мне подходит Лиля, и сунув мне в руки какой-то свёрток говорит: «Вы приходите пожалуйста чаще. Вы на братьев моих влияние доброе оказываете. Молится стану за вас!»

Убегает в ту же секунду зардевшись.

О! Не сомневайся, приду обязательно. Я наверное вообще скоро к вам перееду. Доброе влияние оказывать. Локально. Три раза в день после еды.

Открываю лилин сверток. Там несколько евангельских брошюр о вечной жизни и два огромных бутерброда. Эти бутерброды наполняют мое сердце теплом. Я представляю будто мы с Лилечкой моей уже много лет женаты, а она все так же нежно собирает меня на работу.

А я уже не уборщик, нет-нет а снова в родной офисной среде просиживаю штаны у компа в своём кубике. Втыкаю в блог. А то и пишу в своём, мол воруют в России и дураки и дороги.

Из этих нежно-розовых мечтаний меня грубо вырывает Раф.

— Давай на грейхаунд заедем?

— РАФ БЛИН! Совесть-то есть? Мне Лиля сказала я на тебя влияю хорошо, а я? К неграм повезу тебя опять? Раф, а тебя — мудака почему Господь до сих пор на земле терпит? Что ты делаешь кроме того что срешь, дрочишь и куришь всякую дрянь? Надо подражать жизни высшей, ангельской!

— А что ваще такое «падражать»?

— «Copy, imitate». Ты мне зубы не заговаривай.

Во мне кипит праведный гнев. Надо заняться воспитанием оболтуса. Ради Лили.

— Ладно, давай так — сегодня в последний раз, а завтра вместе бросаем и начинаем на собрания в церковь ходить! И ещё — завтра культпоход в кино, билеты на мне, ты должен увидеть вживую, как Христа мучили, может это тебя разбудит.

— В последний раз сегодня курнём, а? Ладна. И в церковь обязательно начнём ходить. В последний раз.. Тогда побольше надо взять! Сколько у тебя грошей залишалось? Чёртовы ростовчане — вечно какие местечковые словечки ввернуть наровят.

***

Со смятением в сердце качу на бас-стейшн.

А самого-то меня, друзья мои дорогие, за что Бог на земле-то терпит? А я сам что из себя представляю? Вот дядя Саша этот в совке под коммунистами работал на заводе, а сам потихоньку с другом печатал христианские листовки в заводской типографии. Как Олег Кошевой. А машину — взял и дал мне машину, незнакомому человеку. Акт безвозмездной доброты. А я, гад, его на бабло и привелегии раскрутить хочу.

Уже кручу походу — по первичным оценкам проведённой евангелизации — Лиля, со всеми как говорится вытекающими, вполне рабочая машина, замечательный ужин ресторанного качества, бутерброды на ланч, этот тоже десятка минимум, книги для пополнения багажа знаний будущего пророка, и место куда всегда можно прийти. Это важно если вы одни в чужой стране без денег, стабильной работы и документов. Всегда можно прийти и пересидеть грозу.