Винсент, убей пастора - Винсент Килпастор

Вот сейчас взять — стоим в очереди на шмон. Я- то привычный к этому, а вот приехавшие на заработки, бывшие советские врачи и инженеры — первое время сильно возмущаются. «Унизительно», мол. А толчки драить это как? Почётно? Как попавшая в плен пехота, мы расплачиваемся за проигрыш державы в холодной войне.

Секьюрити Офисэр описывает: во что мы одеты, и что лежит у нас в карманах. Утром будет сравнивать в надежде, что мы спиздим носки или футболку. Тогда он нас поймает и покажет своим боссам, что не зря отъедает здесь задницу.

Наивный гном. Мы не мехиканы, которые пиздят все, что блестит. Мы представители мёртвого варшавского блока. Того самого блока, что держал их в страхе несколько десятилетий. Русские идут, мать вашу!

Наших на восточном побережье пруд-пруди. Но здесь и грузин и молдаван, и хохол, и поляк, и монгол, и серб, и чех — братья. Плевать какая дома политика, здесь мы все — рюски. По рюски говорят почти все, даже монголы. Единственное, что прижилось и интернационализировалось это польское слово «курва», остальное на языке Пушкина и Достоевского.

Я вырос в стране без национальностей, как в Америке сейчас, хотя тут со цветом кожи сильные непонятки. Вот во всех анкетах не наша пятая графа, а еще похлеще «цвет кожи». К чему это? Сбой плавильного котла? Вот в тех штатах на юге, где раньше на импортированных рабах все держалось, сейчас тюрем больше чем бензоколонок. Зыки убирают мусор, кладут асфальт, валят лес. Девяносто процентов зэков на юге — потомки тех, кто въехал в Америку в виде багажа. Смуглые на подбор.

К говорящим на русском и английском в нелегальной среде существует мистическое уважение, как к посвящённым волхвам. Гарантированный заработок в твёрдой валюте. И мексы стараются сюда к нам не лезть. У нас интеллектуальное превосходство, мы ракеты запускали, до того как на унитазы переключились. Мексы тусуются вдоль западных границ и на югах. Хотя расползаются потихоньку. Осваивают новые земли. Так что, думаю, если крепко возьмусь за испанский прямо сейчас — и на старости лет голодным сидеть не буду.

Наши никогда не воруют в магазинах в которых работают — зачем? Неужели трудно за всю ночь перекинуть ценник с десятидолларового набора китайских ножей на ста пятидесятидолларовую цифровую фотокамеру?

Приходи потом днём и покупай в автоматической кассе, как белый человек. Сканируй себе мёрчандайз. Вам ещё приятного дня пожелают на прощание. Даже если заметят — придёт вежливый манагер, скажет «Ну извиняйте, наша ошибка — ваша удача, разница теперь за счёт заведения!» Главное не втягиваться сильно — может войти в опасную для здоровья привычку. Например, как Эдик Селезнев — купит мешок опилок за доллар, а сам его дорогущими инструментами нафарширует. Потом в другом магазине той же сети сдаст за деньги. Однако примелькался — ходит теперь с электронным браслетом на ноге, как редкая человекообразная обезьяна, охраняемая государством.

А то купят рюкзачок баксов за семь перед самым закрытием. Утром на шмоне покажут «офисэр» квитанцию — «Вот купил, вот, рюкзак, понимаешь.» А что напихал туда за ночь, это уж не его собачье дело. Как говорится — «Совесть лучший контролёр». Открыть рюкзак они почему то не имеют права, если сам не лохонешься и не покажешь что там внутри.

***

У меня сегодня в смене новичок, и я спешу ему растолковать все эти премудрости, чтобы избежать неприятностей с ментами утром. Утром ноги будут гудеть и жить будешь только мечтой о пиве, а не о детективе с участием шерифа.

— Тебя как зовут?

— Раф

— Раф? Это не имя, а марка машины!

— Ну, Рафаэль, вообще-то, мой отец армянин. Это в хай-скуле уже стал — «Раф»

Понятно — тоже Борах. Как и я.

— Откуда?

— Мы с Ростова, в 1986 году приехали. Беженцы мы. Мой отец — верующий-пятидесятник.

— В 86? Да ты, наверное, уже легальный?

— Мы — граждане США.

— А! Ну тогда «ку!»

— Ку?

— Кино есть такое «Кин-дза-дза», видел?

— Это с Томом Крузом?

— Не-а, не с Томом.

— А что ты тут с хай-скулом и паспортом полы драить собрался?

— Мне надо очиститься.

Очиститься ему надо, блин. Это что — монастырь ибетский? Промтоварный магазин самой распространённый в США розничной сети. Очиститься тут невозможно не на каком астрально-кармическом уровне.

— ???

— Не могу писс-тест пройти на нормальную работу. Шаблю шалу.

Тогда все ясно.

Тут теперь кроме резюме на собеседование надо анализ мочи приносить, «писс». Так называемая «drug-free work atmosphere рrogram — на работу без наркотиков».

Ну это уже давно, а вот какая у эмплоеров новая фишка, они теперь всеми правдами и неправдами стараются выяснить ваш сетевой никнейм в Фейсбух, так вот потом, и интервью никакого не надо –увидят пару фот, где вы косого размером с жд шпалу раскуриваете или на мосту под юбками с фотиком рыбачите, и можете идти в другую компанию — здесь вы на хрен не нужны со своей чуткой и ранимой душой художника-извращенца.

А таких как Раф они называют — уайт трэш — белый мусор.

Обратите внимание — подчёркнуто БЕЛЫЙ. Небелый — это мусор автоматически. Есть белые районы и богатые белые районы. Богатых черных районов нет. Аномалия природы.

— Ладно. Мне твой писс-тест не нужен. Главное — если скомуниздить чего захочешь, посоветуйся сперва.

— А что такое «скомуниздить»?

Рафа вывезли на «землю обетованную», когда ему было всего два года.

Его русский язык — копия русского языка родителей. Закостенелого, мертвого и пересыпанного библейской терминологией.

Сленг он не понимает. Телевизора у них тоже нет. Приходится адаптировать поток моей речи, как будто я с мамой своей говорю. Иногда мы перескакиваем на английский. Легче объясняться.

Выговор Рафа настолько хорош, что у меня текут слюни. Завидую. Почему некоторым годами зубрить приходится, а кому-то автоматом, просто так, на готовенькое?

Через сорок минут нахожу его в ланч — руме. Комната поделена на две части стеклянной перегородкой. Одна половина для курящих, другая для тех, кто их ненавидит. Раф сидит на smoking-половине и тянет из блестящей трубочки-дивайса. Он наполняет легкие дымом и держит так долго, что лицо его багровеет, как у человека опрометчиво злоупотребившего виагрой.

— Эй Раф!

Я умышленно застою его врасплох. Пусть знает, кто здесь босс. Я старший помощник младшего дворника.

— Захочешь курить, я в принципе не против, только спроси — где. Для таких вещей есть отдел садоводства, там и днем-то мало кто бывает, вентиляция отличная, давай идём. Хорошая хоть дрянь-то?

— Какая дрянь?

— Ну шала твоя, хорошая? (все равно не отстану, даже если скажешь –плохая).

— Эта не шала. Это спид. Я два раза по магазину прошел — ноги устали. Как вы тут — без спида? Speed gives you a boost- спид заряжает!

— Кофе, блин, пьем для бусту. Go ahead, blaze it — давай припаливай!

На дне дивайса полу растаявший айсберг спида. Я подношу к нему огонек зажигалки и он быстро, с пшиком, плавится, источая молочный парок. С вершины пирамидки прозрачной слезой сбегает юркая капелька, но добежав до основания резко мутнеет и останавливается. Nice! Я направляю парок себе в мозг. Straight up!

Спид — не спит. В тело врывается торнадо. Пляска ведьм. Я снова молод и полон сил. Метла развязывается и из меня льётся сумасшедший поток слов — мыслей, совершенно гениальных. Я останавливаюсь только тогда, когда замечаю по глазам Рафа, что он не понимает и половины моей обгоняющей саму себя речи.

Вырываю у него трубочку, выжигаю остатки и повторяю тоже самое по-английски. Speed it up, babe, spit it out! Давай, бэйби, жги, выплесни что на груди накипело!

Утром после работы, пролетевшей как одна секунда, Раф просит купить ему упаковку пива. Двенадцать бутылок, как говорят американцы, с длиной шеей. Лонг некз. Хочет притормозить спидовые побочки.

Нет двадцати одного, поэтому пиво ему не продают. А сигареты продают с восемнадцати. Прикол, что алкоголь здесь не продают ещё и по воскресениям. Вот откуда Горбачёв срисовал свой «проебишн». Страна викторианских нравов.

— А может лучше спида возьмем, я полностью финансирую транзакцию? Спорим, я одной затяжкой целый камень выжгу? А?

— А где шабить его будем?

— Было бы ЧТО «шабить». И ваще не говори больше — «шабить», уши режет, так уже лет двадцать никто не говорит. Шабить! Шаланды полные кефали…

Раф везёт меня на автобусный вокзал Грейхаунда. Грейхаунд — самый дешёвый способ американских передвижений. Но и самый опасный. Его пользуют ребята похуже тех арабов, что не смогли сдать пилотский экзамен одиннадцатого сентября.

Поэтому поедете на этих «серых собаках», снимите сперва ювелирные украшения. Наличные из кошелька перекиньте во внутренний карман. И на станциях пересадки следите, чтобы ваш багаж не уехал в Сент Луис вместо Феникса. В Америке царит железный, упорядоченный бардак, образца Советского Союза начала перестройки. Это мне очень нравится, но я, увы, знаю чем это все кончится. Имеется, так сказать, опыт. Как говорят сами американцы вопрос только «когда?»