Винсент, убей пастора - Винсент Килпастор

Уже кручу походу — по первичным оценкам проведённой евангелизации — Лиля, со всеми как говорится вытекающими, вполне рабочая машина, замечательный ужин ресторанного качества, бутерброды на ланч, этот тоже десятка минимум, книги для пополнения багажа знаний будущего пророка, и место куда всегда можно прийти. Это важно если вы одни в чужой стране без денег, стабильной работы и документов. Всегда можно прийти и пересидеть грозу.

Но самый главный результа, безусловно, Лиля! Приятное с полезным. Какая чистая, светлая, простая, а я уже членом готовлюсь во все это ткнуть. Мужики это, в основном животные. А бабы те вообще инопланетяне какие –то. Внеземная непонятная цивилизация.

Евангелизировать негров сегодня не стану, сам по уши во грехе. Посылаю Рафа с баблом на промысел, а сам сижу в «новом» минивэне, и все копаюсь в прошлом, чем бы я таким мог улыбнуть и порадовать Исуса за всю свою никчемную жизнь.

***

И вдруг отчетливо вспоминается мне Москва, очередной смутный девяностый год, облезлый дом-хрущоба на Пятой Парковой улице.

Я уже седьмую неделю нахожусь в безвылазном винт-марафоне. Спать и есть удалось бросить почти напрочь. Только мультивитамины и йогурт. Завтрак чемпионов. Попробуйте не поспать два дня — ум за разум начнет заходить. Состояние сильно стимулированной энергичной шизофрении.

Работа и костюм с галстуком потеряли смысл на вторую неделю гонки. На третьей неделе понимаю, что покупать дозу потеряв работу накладно, и подбираю на Лубянке бездомного винтоварщика Трубача и его подругу Натаху.

Трубач один из самых одаренных винтоварщиков в Новогиреево. К нему, почти так же, как к Паркетчику, едут чуть ли не со всей Москвы. Варить приходиться двадцать четыре часа в сутки — благо винт для него бесплатный. У даровитых варщиков всегда короткая, но яркая жизнь. В лучшем случае они заканчивают в мертвом доме князя Кащенко, в худшем в сверкающем огнями дворце графа Склифосовского, на ступени которого их сбрасывают из медленно проезжающего мимо такси.

Родственники давно отказались от Трубача и его безбашенной подруги. Им не нравился трафик со всех уголков белокаменной, без разбора времени суток. Им не нравилось, что у Натахи, иногда под кожей заводились стеклистые паучки — и она пыталась эту кожу сорвать, забрызгивая стены кровью с винтом.

Живём теперь втроём. Все пополам. Правда Натаху делить со мной Трубач пока не хочет, но по её взгляду знаю — скоро уже. Уже скоро.

Совместное предприятие работает так:

Каждое утро я как на работу собираюсь и еду на Лубянку. Тусуюсь среди солутановых старушенций. Я ищу юных пионеров — тех у кого есть бабло на «Салют», но сварить добрый винт они не могут.

Я менеджер Трубача. Организую его бенефисы. По дороге на Пятую Парковую, пионеры покупают мне сок, йогурт или мульти витамины. Мой сегодняшний рацион. Есть не хочется совсем — но эту смесь нужно в себя влить, чтобы двигаться дальше. Как в рекламе шампуня Хэд эн Шолдерз — Вош-н-гоу: вымыл голову и иди с Богом, милай. Куда-нибудь да и дойдешь, горемычнай.

Весь мир вокруг застыл и превратился в матрицу. Настолько медленным все становится под воздействием дешёвых синтетических стимуляторов домашнего разлива. Есть сейчас в жизни только винт, Трубач и вожделенная Натаха с огромными изжелта-сиреневыми пятнами от «продувок» мимо вены, на внутренней стороне хрупких предплечий.

Москва тогда набирает обороты в своей собственной винтогонке — первичного награбления капитала — везде какие-то казино, клубы, мерседесы и версачи — выбирай и будь светел и свят. Все по Адаму Смиту — новому Карлу Марксу — разбудите в людях алчность, пусть поставят себя и свой интерес во главу угла и каким-то чудом наступит всеобщее счастье и благоденствие. Я не хочу выбирать мерседесы или адама смита.

Я уже выбрал — винт. Он даёт фору любому казино и версаче. Новое поколение выбирает винт. Поэтому это последнее поколение — его дни сочтены. Трубач всегда открыт к экспериментам. Поэтому все его тело покрыто маленькими язвочками и струпьями — количество винта в крови достаточное чтобы сутки продержать в воздухе эскадрилью дальних бомбардировщиков Люфтваффе.

«Только Натаху первую вмажем» — просит он.

Если нам с Трубачом нужно всего пара минут, чтобы увидеть в шприце контроль, то Натаха может по-мазохистки копаться в своих полусожженых жилках полчаса — баба. Их бог не для вмазки внутривенной создавал, а для продолжения рода. Дизайн у них такой, не шировой совсем дизайн.

Обычно Трубач и Натаха вмазавшись, ещё на приходе всегда бегут ебаться в мою ванну, а я остаюсь в комнате один. Чтобы не слышать Натахиных криков, и не впасть в грех, я одеваю наушники и приходуюсь под мрачный Блэк Сэббат.

Не выдерживаю и луплю без благословения Трубача этот кубс такой скоростью и ветерком, что сгибается поршень старой затёртой одноразовой инсулинки Луер. Я вижу как в моё тело входят последние капли.

Доза оказалась слишком велика. На меня со всего размаха падает бетонная плита. Сэббат тут же гаснет в наушниках, и наступает тишина. Сердце секунду назад лупившее как спортивный движок с форсажем, резко останавливается. Останавливается и весь мир вокруг.

Космическая тишина и чернота. Вакуум полный. Бесконечность. Мрак. Открываю глаза — такая же темнота и звенящая пустота. Покой. Похоже, глаза и уши мне больше не нужны — видеть и слышать в моем новом мире абсолютно нечего.

Вдруг где-то в самом вверху чёрной пустоты вдруг появляется яркая звезда. Я спокойно фиксирую эту перемену. Звезда ослепительна на фоне чёрной тьмы. Звезда становится ближе, и я замечаю, что это вход в тоннель яркого белого света. Белого как молочный туман.

Туман ярко светится.

То что осталось от меня — какой-то лёгкий пузырёк воздуха, вдруг поднимается со дна темноты и раскачиваясь, медленно начинает всплывать к свету. Как будто со дна аквариума вверх всплывают пузырьки. Все ближе к свету. Вверх. Только вверх. Медленно и грациозно. И я почему-то уже знаю — нет сильнее в мире и вселенной счастья, как слиться с этим светом. Свет и есть ответ на главный вопрос. Свет и есть Истина. Свет и есть я. И я плыву к нему. Жаль не успею никому сообщить. Но на них на всех мне уже плевать. Через несколько секунд я войду в Царствие.

Когда до Света так близко, что можно дотянуться рукой, на меня с размаху опять падает та самая многотонная бетонная плита, и я резко открываю глаза в своей квартирке на Щёлковской. Надо мной совершенно очумелые лица Трубача и Натахи.

«Тебе ещё не время» — вот единственная мысль прожигающая мозг. «Тебе ещё не время». «Не сейчас».

А мне хочется вернуться в Свет. Там было так… покойно и хорошо.

***

Почему я вдруг сейчас это вспомнил?

Слова эти — «Тебе ещё не время». Неужели и мне жизнь сохранена была тогда с целью? У жизни есть цель?! А я тогда чуть не умер?

Или просто глюки от передоза? Глюки или нет — но я теперь знаю точно — смерти нет в природе, а поэтому бояться нам с вами, драгоценные мои, нечего!

Плохо, что я похоже опять на стимуляторы присел.

Знаю ведь прекрасно чем все кончится, и опять лезу. А тут ведь не Москва. Сдохну под забором и исчезну. Винт, спид, средство от похудания Джени Кранк. Средство от жизни.

Меня и так юридически в этой стране не существует. Никто не заметит, что я сдох. Спид негров, которым торгуют они в центре города, доведёт дело до конца. Рафу ведь двадцать лет только. А мне болвану? И все в игры эти играю, до сих пор играю. Вроде бы вся жизнь еще впереди. А вот хрен — уже половина-то прожита. Надеюсь не лучшая половина.

А Раф этот где? Может, приняли менты? Что я тогда дяде Саше тогда врать стану?

И холодно-то как на улице. Холодно. Печку что-ль включить?

Почему в этой Америке всегда так холодно?

ГЛАВА 5

«ПЕЛЕВИНСКИЙ БОЯН БОЯНЫЧ»

Как и было договорено я волоку Рафа на моего Мела Гибсона — пробудить в нем веру через жалость. Похоже не срабатывает. Раф умудряется всю дорогу лупить попкорн и пялиться на девок. Еще и меня отвлекает — локтем вон все ребра искалечил.

Мы выходим из кинотеатра. Скоро уже стемнеет. У меня остается два часа до глубокого погружения в унитазы новой родины. Времени хватит чтоб заехать на ужин в гостеприимный дом Рафа. Поглазеть на Лилю — и двинуть на собственную Голгофу в ширпотреб-магазин.

В кармане вдруг нервно дергается мобила:

— Yep?

— На работу не выходи сегодня, yep.

Звонит Володя, мой босс, бывший налоговый мент из неведомого Тернопыля.

— Ура!! А почему?

— Вчера иммигрейшн четверых мексов приняла с магазина в Брукпарке. Есть информация, что сегодня будут шерстить магазины в твоем районе. Деловой. Информация у него видите ли есть. Наверно напрямую из департмент оф хоумлэнд секюрити.

— Ты не выходи сегодня на всякий случай сам, и бабе Славе позвони, пусть тоже дома сидит.

— Ну окей, спасиба за заботу, отец ты мой родной.