Ingratitude. Предыстория Легенды - Иван Бернар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яд парализовал его, легкие слушались все хуже, становились все тяжелее, и он понял, каким будет конец. Медленно задыхаться было крайне неприятно. К пульсу в ушах добавился звон, он становился громче и громче, пока не заглушил все другие звуки, свет померк, и де Монтре почувствовал, что соскальзывает, проваливается куда-то вниз, все быстрее, быстрее…
Полет ему понравился. Он понимал, что не разобьется, поскольку по-прежнему лежит неподвижно на своей кровати, но, с другой стороны, он продолжал падать спиной в неведомую бездну, и в этом падении было новое чувство, давно забытое им, – радость. Он вдруг отчетливо осознал, что все кончено, и это осознание принесло облегчение. Боль, удушье, страх, груз ответственности перед Орденом, перед префектом, перед Папой, чувство несправедливости, неблагодарности, даже вины – все осталось в грязно-серых клочьях тумана, которые он пробил насквозь в своем падении и теперь видел стремительно удаляющимися куда-то вверх. Он падал в пустоту, уже даже не падал, а парил в ней, лежа на спине, широко раскинув свободные, целые и невредимые руки и ноги, и воспоминания о том, кто он и где он, медленно растворялись вместе с этими серыми клочьями в необозримом темно-голубом небе. И вновь, как и в прошлый раз, над ним закружил в этом небе беркут. И вновь по поверхности воронки заскользили фигуры и лица, монахи, настоятель, собака, дети, какие-то другие люди… Он сначала еще узнавал их, потом перестал, потом сам закружился с ними в этом хороводе, радуясь тому, что они рядом с ним, но уже не помня, кто они, кто он, но зная наверняка, что это хорошо и правильно. Последней его мыслью перед тем, как раствориться, окончательно слиться с этим кружением, была: «А где же ангелы?»
Эпилог
Ангелы так и не появились. Да он и не узнал бы их, даже если увидел. У него больше не было ни воспоминаний, ни образов, как и его самого уже не было. Прошли минуты или века, течение времени никак не ощущалось. Ему было хорошо и спокойно. Он отдыхал.
Сколько это продолжалось… До того самого момента, когда ему вдруг захотелось есть. Он обрадовался новому, незнакомому ощущению и сразу понял, что надо делать. Лучший в мире запах, запах молока, манил и сулил сладкое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Он еще ничего не мог разглядеть вокруг, но тело уже работало, барахталось, вертелось, пытаясь зарыться в теплую и уютную шерсть маминого живота. Еще четверо его братьев и сестер столь же старательно барахтались, боролись за свое место в новой жизни, пытаясь найти по запаху вожделенный мамин сосок и вцепиться в него со всей щенячьей энергией.
– Смотрите, вон тот, темненький, какой красавец. Самый бойкий!
– Да, этот, пожалуй, своего не упустит.
Огромные теплые руки бережно извлекли его из общей кучи малы и подняли высоко в воздух. Ослепительный свет ударил по глазам. Он не испугался, только жмурился и вертел головой, пытаясь укрыться от бьющих прямо в глаза солнечных лучей, еще не имея представления, что это есть именно весенние солнечные лучи, силясь разглядеть сквозь них незнакомое существо, которое в свою очередь с интересом рассматривало его. Существо излучало любовь и тепло, его руки были осторожными и мягкими. Немного привыкнув к яркому свету, он увидел еще одно такое же, совсем близко. В их теплом свете он чувствовал, как разрастается в нем ощущение жизни, наполняет новым смыслом его существование. Окружающий мир оказался добрым и безопасным, по крайней мере, до тех пор, пока в нем присутствовали запах маминого молока и эти существа. И он уже знал совершенно точно, что сам с течением времени всю свою любовь и тепло отдаст без остатка этим замечательным теплым рукам.
– Красавец, – повторил человек. – До чего забавный, просто маленький медвежонок.
– Пожалуй, я и назову его Барри, медвежонок.
– Воля ваша, святой отец. Будем надеяться, он сослужит добрую службу в приюте. По крайней мере, до сих пор нам не приходилось краснеть за наших питомцев.
– Да будет так. Нарекаю тебя Барри.
Человек вернул щенка под бок маме, беспокойно поглядывавшей все это время на людей, перекрестил весь выводок и развернулся к выходу.
– Пойдем, брат Лефлер. Не будем им мешать. Щенки подрастут к тому времени, когда я вернусь в обитель, и мы займемся их воспитанием. Через пару зим, если Всевышнему будет угодно, наши братья на перевале Гранд Сен-Бернар получат хороших помощников.
– Да будет так.
– Аминь.