Ingratitude. Предыстория Легенды - Иван Бернар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Продолжим предварительное дознание. Брат Фуке, возобновите протокол.
При этих словах второй прибывший, державшийся до сих пор незаметно, взял перо и приготовился записывать.
– Макс Иероним Легран фон Веррэ, мой вопрос к вам. Что это за собака, как она оказалась в обители и почему здесь остается. Отвечайте, но помните о моем предупреждении. Всё, что вы скажете, будет тщательно записано.
Настоятель встал и вышел на середину зала.
– Я помню, ваша честь. Этого кобеля зовут здесь Бернар. Попал он в монастырь почти десять лет назад при следующих обстоятельствах. Непогожим зимним вечером одна тысяча пятьсот девяносто второго года в колокольчик на воротах приюта Ордена на перевале Гранд Сен-Бернар нетвердой рукой позвонил полузамерзший, едва живой путник, глубокий старик. Он шел с южной стороны и угодил в пургу. Его сопровождала молодая крупная собака невиданной до тех пор здесь породы. Недоумение моё было велико: зимой, да еще в такую метель, здоровому молодому мужчине очень непросто добраться до приюта, а тут – едва живой старик, хоть и с собакой. Я в ту пору был моложе, в долину почти не спускался, неотлучно находился в приюте на перевале, и всё, о чем говорю, происходило у меня на глазах. Конечно же, мы оказали страннику гостеприимство, как и положено Уставом Ордена. Нас снедало любопытство, нам хотелось поскорее услышать историю старца и его собаки, и мы, я и братья, не отходили от постели больного, используя данные Господом знания и средства для исцеления несчастного. Увы, усилия оказались тщетны: старик, видимо, истратил все свои невеликие силы на то, чтобы добраться до приюта, и не смог оправиться от такого тяжелого труда. Он угас у нас на руках, так и не объяснив цели предпринятого путешествия. Единственное, что мы смогли разобрать, когда он бредил, – это имя собаки, Бернар. Он повторял его снова и снова и при этом гладил пса по голове. Тот неотступно находился возле больного, и никакой силой и хитростью невозможно было разлучить их. После смерти старика пёс долго тосковал, ничего не ел, и мы думали уже, что он не переживёт своего хозяина. Никому и в голову не приходило, что его можно выгнать за ворота, всем пришлись по душе его преданность и миролюбивый нрав. Также никому не пришло мысли дать ему иную кличку. Всё изменилось внезапно, дней через десять после того, как тело несчастного было похоронено там же, в приютском склепе. Вновь налетел снежный буран, непогода разыгралась такая, что днем стало темно, как ночью, и, что зимой бывает уж совсем редко, оглушительно загрохотал гром. Молнии били так близко, что мы все рисковали оглохнуть и ослепнуть, если бы только отважились покинуть приют. Я и братия собрались в часовне, творя молитву Святому Бернару Ментонскому, покровителю путников, в помощь всем, кто оказался без крова в горах в такую погоду. Внезапно в паузе между раскатами грома мы услышали громкий собачий лай, впервые за всё время, которое Бернар пребывал в приюте. Пес лаял так неистово, что я приказал одному из братьев отвязать его и отвести в пристройку, решив, что собака испугалась грозы. Монах ушел, но очень скоро вернулся, сказав, что Бернар вырвался от него и теперь рвется за монастырские ворота, да с такой силой, что невозможно ничего с ним сделать. Удивленные, мы проследовали во двор и увидели там эту собаку, которая всем своим поведением давала понять, что мы должны открыть ей калитку. Переглянувшись в недоумении, мы решились сделать это, прикрепив предварительно к ошейнику длинную веревку. На другой конец веревки привязались один за другим трое молодых сильных монахов, и вся процессия в мгновение ока исчезла в снежной круговерти. Я приказал бить в колокол, чтобы ушедшие могли вернуться на звук, и мы принялись ждать. Не прошло и получаса, как монахи вернулись, неся на руках едва живого человека, сбившегося с пути и неминуемо погибшего бы, не подоспей наша помощь. Так Бернар открыл счет спасенным им людям. С тех пор и повелось. Как только на перевал наваливалась непогода, мы с братьями принимались молиться, в приюте тепло натапливалась специальная келья, а трое самых сильных и выносливых монахов готовились сорваться вместе с собакой на поиски. Не было случая, чтобы он ушел и не смог найти попавшего в беду. Его чутьё настолько развито, что он слышит крики о помощи в любую пургу и чувствует запах человека глубоко под снегом. Он знает, когда и где сойдет лавина, и не раз уводил людей с её пути. Он силен настолько, что однажды без посторонней помощи принес в обитель из-за перевала замерзающего ребенка. Не сразу, но мы начали записывать истории спасенных им людей в специальную книгу, да Вы и сами имели бы возможность ознакомиться с ней, если бы посетили приют Ордена на перевале. Мы все, и я в первую очередь, увидели знак, проявление воли Божьей в том, что кличка этой собаки, которая столь загадочным образом появилась и осталась здесь, повторяет имя святого, покровителя странников, давшего название и перевалу, и нашей скромной обители. После всех подвигов, которые совершил Бернар, спасая людей, его и почитают здесь, как святого…
– Молчать! – вскочив и изменившись в лице, председательствующий закричал, срываясь на визг. – Не сметь проповедовать еретические домыслы в присутствии адепта Святой Инквизиции! Не вам судить о святости, сотворившим идола из животного и осквернившим тем самым имя Господа нашего и имя Святого во Христе Бернара де Ментон! Молчать, еретик! Отвечать только на вопросы! Не сметь проповедовать ересь! Именем Святой Инквизиции и данной мне Папой властью объявляю Макса Иеронима Леграна фон Веррэ виновным в альбигойской ереси и лишенным сана и защиты церкви. Взять его!
Ошеломленные присутствующие недвижно наблюдали, как два рослых монаха, прибывших с инквизитором, приблизились к отцу Леграну, застывшему посреди зала, мгновенно скрутили ему за спиной руки и, накинув петлю на шею, подвели к столу председательствующего.
Несколько успокоившись, инквизитор продолжал:
– Согласно «Руководству для инквизиторов», как священник, утративший доброе имя, ты мог быть подвергнут допросу с пристрастием на основании одного лишь подозрения. Ты давно подозревался в богохульстве, которое проявлялось в том, что, будучи настоятелем монастыря Святого Бернара Ментонского, облеченным соответствующим саном и властью, надсмехался над именем святого, давшего имя обители, назвав этим именем дворовую собаку. Ты подозревался также в сношении с дьяволом и колдовстве, позволившем наделить оную собаку нечеловеческим разумом и заставить её служить делу князя тьмы, спасая еретиков от заслуженной кары. В числе спасенных тобой и твоей собакой числятся нераскаявшиеся враги Церкви, осужденные инквизицией заочно, которые неминуемо