Секрет виллы «Серена» - Доменика де Роза

Дальше по Северной линии, в Кеннингтоне, Майкл Бартницки быстро одевается, собираясь на работу. Меньше чем через час он будет проводить экстренную операцию восемнадцатилетней девушке, которая попала в аварию. Однако этот факт не сильно его беспокоит, когда он натягивает толстый свитер (летняя ночь холодна) и наклоняется завязать шнурки. Такие ночные вызовы – обычное дело. К тому же доктору нельзя думать о таких вещах, как молодость, перепуганные родители, кошмарная кровь на дороге; он может думать только об операции, хирургическом разрезе, столе в сиянии искусственного света. Майкл тихо напевает, берет телефон и ключи от машины с прикроватного столика.

Он застегивает часы и смотрит на крепко спящую жену. Может, стоит ее разбудить, чтобы напомнить, что им с Джессикой утром к врачу? Он решает, что не стоит: она только устроит истерику и скажет, что он ей не доверяет. Джессика вспомнит. Майкл смотрит на часы. Три сорок пять. Час, которого страшатся врачи; час, в который умирает большинство пациентов.

На кухне темно, тихонько жужжат электроприборы. Майкл берет бутылку воды из холодильника и пьет большими глотками. Времени поесть нет. На микроволновке горит зеленым «03:55». На секунду он замирает в темноте, глядя прямо перед собой.

А в Тоскане, в паре километров от виллы «Серена», мужчина по имени Рафаэль смотрит в могилу и улыбается.

Глава 4

Мысли из Тосканы

Эмили Робертсон

Наконец у меня есть собственный садик с травами. Когда-то я очень любила покупать эти маленькие горшочки с базиликом в супермаркетах. Примерно неделю они придавали моим салатам настоящий привкус Италии, а затем неизбежно увядали и умирали. Словно маленькие растения говорили мне: «Кого ты пытаешься обмануть? Это Клэпхэм, а не Кьянти».

Что ж, теперь у меня есть собственный базилик. Он широко разросся прямо за дверью кухни. Когда я готовлю салат, мне стоит всего лишь протянуть руку, чтобы сжать эти ароматные листочки в пальцах. Я стала расточительной. Я крошу измельченный базилик в супы, картофель, на брускетты и свежие томаты. Супруг говорит, что живет в страхе найти однажды базилик в пиве. Но мне никогда не надоест. Для меня это самая суть Италии.

Эмили уныло выдирает траву в огороде, когда слышит жужжание приближающейся «веспы». Романо, сосед-фермер, рассказал ей, что сухую траву нужно срезать, иначе может случиться пожар. Вся местность здесь сухая, с пепельно-белой травой, которая рассыпается в ладони. Эмили представляет, как все это вспыхивает пламенем, пожирая виллу «Серена», как в средневековом изображении ада. Выполняя свой долг, она тащит мотыгу по каменистой земле; футболка прилипает к спине.

Пол был убежден, что им нужно выращивать собственные овощи. На заднем дворе, рядом с кухней, есть идеальное место, солнечное и ровное, затененное живописно изогнутыми кронами фиговых деревьев. Романо говорит, здесь когда-то был сад с травами, все заросло розмарином и тмином – огромными серо-зелеными пахучими монстрами. Но Пол выдернул и розмарин, и тмин и, как типичный житель южной части Лондона, посадил салат и томаты. Салат вырос до огромных размеров, но поскольку никто из детей его не любил, а Пол предпочел более интересные варианты, купленные в кадках в КООПе[27], то салатные грядки очень быстро были съедены гусеницами. Томаты уродились красивые: маленькие и твердые, с ароматными листьями, но Эмили вскоре перестала их собирать и консервировать. Так что их тоже поклевали птицы.

Эмили выдергивает еще один гнилой куст салата и бросает в кучу для костра. Она слышит голос позади, пожилой, но на удивление звонкий, который привык быть услышанным.

– Basilico, – говорит он. Потом по-английски: – Вам нужен базилик у двери кухни. Чтобы мухи держались подальше.

Эмили выпрямляет спину и оглядывается. Перед ней оказывается священник в черной рубашке и грязных белых кедах, сидящий верхом на «веспе». Он стар, густые белые волосы выглядят как судейский парик, лицо пересекают морщины, но когда он ловко спрыгивает с мотоцикла и подходит поздороваться, то двигается так, словно он гораздо моложе. А его приветственное рукопожатие достаточно сильное, чтоб заставить ее поморщиться.

– Дон Анджело, – представляется он.

– Эмили Робертсон, – мямлит Эмили, вытирая потную ладонь о шорты.

– Слишком жарко для работы, – твердо говорит дон Анджело. – Вам нужно отдохнуть и выпить чего-нибудь холодного.

– Не хотите ли чашку чая? – спрашивает Эмили. Она ничего не знает о католических священниках, но наверняка чай – обязательная часть любого подобного визита.

– Чай? Никогда! – Дона Анджело передергивает. – Acqua minerale — да.

– Не хотите ли вы стакан acqua minerale? – послушно спрашивает Эмили.

– Grazie[28], – любезно соглашается дон Анджело, словно это была не его собственная идея.

Они сидят на террасе у заросшего кухонного сада. Дон Анджело пьет свою воду и привычно тянется к белому персику на одном из нависающих деревьев.

– Не хотите? – спрашивает он вежливо.

– О нет… спасибо. Угощайтесь.

Он просит нож и режет персик на идеальные дольки, похожие на маленькие сияющие части луны. Косточку он кидает в траву.

– Теперь у вас будет еще одно дерево. Да?

– Через несколько сотен лет.

– Несколько сотен лет? – священник пожимает плечами. – Это ничто.

– Для Бога, может, и ничто, – говорит Эмили довольно смело.

Священник от души смеется.

– Да! Для Бога ничто. – Она замечает, что у него идеальные зубы.

– Так вот. – Разобравшись с персиком, дон Анджело направляет на нее взгляд своих глубоко посаженных карих глаз. – Я думаю, вы не католичка.

– Нет, – признается Эмили, словно извиняясь. – Мы не ходим в церковь.

– Это так, – подтверждает дон Анджело. – Я не видел вас в церкви.

Церковь в Монте-Альбано – довольно хороший образец средневековой архитектуры. Эмили припоминает, что ее построили, кажется, в двенадцатом веке, по слухам, на останках этрусских поселений.

– Помнится, там есть прекрасная фреска с Благовещением…

Но дона Анджело совсем не интересуют достоинства фрески.

– Да. Прекрасная. Да. Вы не бываете в городе?

– О, бываю, – горячо возражает Эмили. – Я езжу на рынок каждый вторник…

– Рынок! – презрительно произносит дон Анджело. – Это для туристов. Ходите в КООП. Там намного дешевле. Вы никогда не приезжаете в город вечером на пасседжату?

Пасседжата – итальянский ритуал. Каждый вечер, как только воздух начинает остывать, итальянцы выбираются из своих закрытых ставнями домов, чтобы прогуляться по площади – на мир посмотреть и себя показать. Эмили