Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

– Обалдел, дьячок! Кто там пришел? Не видишь – пожар!

Тут только Аким поднял голову. Высоко над лесом вдали расплывался дым и вырывались языки пламени.

– Кучи горят! Лес бы не занялся! – кричали кругом.

Аким бежал за другими, но вся прыть с него соскочила. Не то, стало быть, не полковник. Он понемногу отставал. И вдруг его точно по голове ударило. А ну как Захар эту беду натворил? Целый день он вчера пропадал. Обозлился, что Аким рогатку не сбил. Вечером пришел опять в рогатке. Стало быть, никто ему не снял. Только не поговорил с ним Аким ни о чем – указ все читал, а утром, когда он ушел, спал еще Захар. Вдруг он со зла набедокурил там с кучами. Парень отчаянный один в бега сбирался. Беда, коли…

– Ox! – По затылку и по плечам Акима из всей силы полоснула плетка, и хриплый голос Ковригина заорал над самой его головой:

– Плетешься, долгогривый! Я вас научу бегать!

Ковригин, лежа на шее своей сивой лошаденки, наскакивал на отсталых и гнал их на просеку.

Когда Аким добежал до просеки, там стоял такой едкий дым, что ничего нельзя было разглядеть.

Захара, сколько Аким ни смотрел, нигде не видно было. А ведь его куча – первая от опушки.

Откуда-то неслись хриплые крики Ковригина:

– Лиственниц насовали, сиволапые! Тащи! Растаскивай! Да к лесу не швыряй, черти! Землей, землей закидывай!..

Ковригин слез с лошади и, бегая по просеке, торопил рабочих. Он подскочил к началу просеки, где столпились последние прибежавшие с завода рабочие.

– Вы что – на киятер пришли! – орал он. – Ручки бережете! Загорится лес – весь завод перепорю. Ну! Живо! Не видите? Пропили зенки-то!

Он плеткой погнал рабочих в дальний конец просеки. Первую кучу уже растащили, на земле дымились громадные чадившие головни. Рабочие беспорядочно бежали вдоль просеки, перескакивая через горящие бревна, обжигая ноги, задыхаясь в едком дыму, наталкиваясь друг на друга.

Аким бежал за другими, оглядываясь по сторонам – нет ли где Захара. Но его и тут будто не было. Может, совсем сбежал? И лучше бы.

Аким споткнулся, еле удержался на ногах и выскочил, наконец, на чистое место. Средние кучи курились, как надо было. Сверху, из дырок, вились дымки. В каждой куче устроена посредине дырка насквозь, вроде трубы, до самой земли. С утра, как начали обжиг, туда накидали хворосту и подожгли. Хворост прогорел, и теперь в средних кучах под дерном потихоньку тлели дрова. Беда вышла только с двумя – с первой и с последней. Непривычные угольщики, не разобрав породы незнакомых деревьев, нарубили лиственниц и наложили в кучи. А лиственницы, чуть до них коснется огонь, вспыхивают, как порох, пламя мигом охватывает всю кучу. Она пылает как костер, и горящие бревна вылетают из нее во все стороны, как от взрыва.

Хорошо еще, что на этот раз не во все кучи попали лиственницы, а только в первую и в последнюю. Первая куча почти сгорела, но впереди из крайней кучи вырывались снопы искр, изнутри раздавались глухие залпы, точно вся куча была начинена порохом.

Мужики-угольщики стояли с лопатами, не решаясь подступиться.

Прибежавшие с Акимом заводские тоже остановились поодаль.

Ковригин с разбегу налетел на толпу мужиков и схватил за шиворот тощего высокого старика.

– Глядишь, дубина! Берись – растаскивай! Твоя вина, чортов сын, насовал лиственниц! Все одно шкуру спущу. Ну! Живо! Помогайте, дьяволы!

Старик перекрестился, сжал железную лопату и бросился к куче. Дрожащими руками вонзил он лопату в дерн и отвалил большой пласт. В ту же минуту изнутри с грохотом вырвалось пламя. Рубаха и порты на старике сразу загорелись. Он отскочил и живым факелом помчался прочь.

– На землю! На землю его! Землей заваливай! Лес подожжет! – кричал Ковригин. Но старик и сам рухнул на землю, не добежав до леса. Рабочие кинулись к нему. Аким стал на колени. Все лицо у старика дымилось, волосы, борода, брови тлели, рубаха и порты обваливались с него обгорелыми лохмотьями, обнажая опаленную, потрескавшуюся кожу. Старик хрипел, пытаясь сказать что-то, но понять его среди треска и шума было невозможно.

– Чего стали? – кричал Ковригин. – Не поможешь ему теперь. Кучу растаскивай! Не то лес загорится! Лес! Али невдомек, черти! Лес сгорит – шкуру всю с вас спущу!

Аким, не слушая его, срывал со старика тлевшие лохмотья. Вдруг его опять полоснула по спине плетка. Его охватила слепая ярость. Он вскочил не помня себя и бросился на Ковригина.

– Одного убил, – мало тебе, душегуб!

– С ума сбрёл долгогривый, – захрипел Ковригин, поднимая плеть. – Вяжите его! В колодки!

Акима сразу оттеснили. Поднялся ропот:

– Не дадим! Разошелся, чорт сопатый! Сам на кучу полезай. Не люди мы, что ли?

Ковригин опешил было, но сейчас же опять взмахнул плетью и заорал:

– Бунтовать?! Растаскивай кучу, смерды окаянные! Лес займется – мне отвечать!

Он схватил за шиворот первого попавшегося парня и поволок к куче.

В эту минуту куча сама расселась, и гора горящих бревен рассыпалась по земле.

– Дерном, дерном закидывай! – вопил Ковригин.

Парень с силоой вырвался из его рук, пробежал несколько шагов, зацепился за корень и грохнулся прямо на горящие головни. Кругом раздались крики:

– Убил! Второго убил!

Стоявшие впереди кинулись вытаскивать парня. Сзади кричали: «Кого убил? Не пускай дьявола!»

Перепуганный Ковригин незаметно выскользнул из толпы и стал пробираться назад по просеке.

Аким оглянулся.

– Уходит! Уйдет! – крикнул он невольно.

– Лови! Держи! – закричали голоса, и вся толпа бросилась за убегавшим.

Ковригин мчался во весь дух, перескакивая через бревна и головни.

Рабочие, толпившиеся у последней кучи, погнались за ним. Другие, что были на середине просеки, пытались схватить его, бросаясь наперерез, но он проносился пулей.

– Уйдет, уйдет, проклятый! – кричали сзади.

В двух шагах от опушки один из рабочих подставил ему ногу, и Ковригин рухнул на землю.

В одну минуту вся толпа, сбивая друг друга с ног, навалилась на него.

Подбегали все новые. Кто-то схватил тлеющее полено и протискивался в середину, чтобы ткнуть Ковригина.

– Вздернуть его! В огонь его! – кричали голоса. – Отсуньтесь! Дайте выволочь! Вдруг на дороге с завода, из-под горы, показались лошади – одна, другая, третья… На передней сидел управитель, за ним видны были треугольные шляпы, косички, красные воротники камзолов. Солдаты!

В один миг толпа рассыпалась по сторонам. На земле остался избитый, окровавленный Ковригин.

Управитель соскочил с лошади, покосился на рабочих и подошел к лежащему.

– Ковригин! – вскрикнул он и повернулся к толпе. – Вы вон как! Бунтовство затеяли! Оцепить просеку! Никого не