Избранные произведения - Пауль Хейзе

широкой дороге вверх к перевалу Мон-Сени. Небо было густо усеяно звездами, вдоль дороги росли высокие каштаны, а вокруг простирались живописные долины. К сожалению, ночь выдалась темная, и невозможно было любоваться чудными видами. А удары кнутов, звон сотни бубенцов, крики погонщиков, бежавших рядом с запряженными цугом мулами, гнали прочь всякий сон. Потому немецкий писатель должен был радоваться, что на высоте трех тысяч футов над уровнем моря ему встретился такой доброжелательный собеседник, как мой сосед по купе, хотя наши взгляды не совсем совпадали. От Турина до гор мы ехали поездом и молчали, сидя каждый в своем углу. Лишь во время переклички, когда раздавали места в дилижансе, лед между нами растаял, поскольку, оказалось, что мы оба слышали друг о друге.

— Вы знаете Пизу? — спросил он, закурив сигару.

Я ответил, что недавно провел две недели в этом самом тихом на свете университетском городе.

— В таком случае вы наверняка знаете вдову с улицы Борго. Если вы проходили мимо дома с зелеными жалюзями, то не могли не слышать доносившуюся из окна второго этажа в исполнении оглушительного сопрано арию из «Нормы»: «Ah sin’ all’ ore all’ ore estreme…»?[17]

Я отрицательно покачал головой.

— Благодарите Творца, — сказал он со вздохом. — Именно этот голос меня и погубил. Увы, у меня не особенно хороший музыкальный слух, иначе это сопрано не завлекло бы меня в свои сети. Но после того, как обойдешь несколько десятков неопрятных каморок — все хорошие меблированные комнаты в середине семестра давно уже были заняты студентами — и вдруг из чистенького домика, на котором висит объявление о сдаче жилья, слышишь женское пение… Вы понимаете, что оно показалось бы божественным и более тонкому ценителю музыки. Однако вначале объясню, почему я приехал в Пизу. Как вам известно, я архитектор. Без ложной скромности скажу, что в том крошечном немецком государстве, которое я обязан любить и почитать как свою малую, к сожалению, слишком малую родину, я — единственный мастер, который может построить нечто лучшее, чем стоящие повсюду трехэтажные сараи для людей. Если вам случится проезжать через N, не премините взглянуть на наш новый арсенал, где под замком надежно хранятся семь государственных пушек, ведь если они ненароком выстрелят, то их снаряды явно попадут на чужую территорию. Арсенал построил я, заслужив не только благодарность отечества, но и особое расположение нашего сиятельного князя. Если он когда-нибудь решится осуществить свою заветную мечту — обнести страну стеной, наподобие китайской, — то я могу рассчитывать на этот почетный заказ. Пока же благосклонность ко мне он проявил не столь значительным, но гораздо более приятным для меня образом. Дело в том, что одной из наших достопримечательностей является покосившаяся башня в дворцовом парке. Кое-кто считает, что она наклонилась потому, что ее основание подмыли воды вырытого рядом пруда. Но такое объяснение чрезвычайно обижает нашего князя, и однажды он спросил мое мнение. Я дипломатично ответил, что, возможно, есть что-то общее между нашей башней и падающими башнями в Пизе, Болонье, Модене и других городах Италии, но лишь подробное изучение их позволит мне найти причину наклона нашей башни. Буквально через день я получил письмо с высочайшим повелением совершить за счет канцелярии годовую поездку в Италию для написания работы о падающих башнях. Можете представить себе мою радость! Как архитектору, мне давно уже следовало посетить эту восхитительную страну. К тому же я недавно обручился и не хотел уезжать от невесты, разве что «по приказу Его Сиятельства».

— Позвольте заметить, — возразил я, — что после этого вступления ваши приключения с итальянскими женщинами кажутся мне немного подозрительными. Немецкий жених, чей взгляд устремлен в первую очередь на падающее, но, конечно, не на падшее…

— По высочайшему повелению! — рассмеялся мой попутчик. — Но год очень длинен, потому и господин моей страны, и госпожа моего сердца, думаю, простят, что иногда я посвящал свое время прямым и стройным красоткам. Но послушайте о моей пизанской напасти. В этот город я решил заехать на обратном пути. «Колокольня Пизанского собора увенчает собой мои труды и наслаждения», — сказал я себе, думая провести там четыре недели и закончить работу. Итак, повторю, почти отчаявшись снять приличную комнату, я в душный полдень полумертвый от усталости плелся по улице Борго, как вдруг словно гром с небес раздалось оглушительное пение из окна, под которым как раз висел листочек со словами «Сдается комната». Взбежать по ступенькам, постучать и описать неряшливой кухарке мое бедственное положение, — было, как сказал бы находчивый рассказчик, делом одной минуты. Смерив меня взглядом от шляпы до ботинок, девица рассмеялась и покачала головой: «Нет, нет, здесь комнаты не сдаются». «Но объявление, — возразил я, — там же ясно написано: на втором этаже». «Да, только не «per gli uomini»,[18] — ответила та и хотела закрыть дверь. «Что, — закричал я, — не для человека? Тогда я готов превратиться в зверя, чтобы получить кров в этом доме!» Замарашка прямо зашлась от смеха: «Да что вы! Имеются в виду мужчины. Хозяйка — вдова, поэтому принимает только дам. Хотя, я спрошу, входите». Продолжая хихикать, она провела меня в очень чистую комнатку, где стояла большая кровать под балдахином, старый комод и несколько плетеных стульев, каменный пол был заботливо укрыт плетеными циновками. Но что мне сразу бросилось в глаза — это большой стол посреди комнаты, именно такой, о котором я мечтал все время, чтобы можно было разложить на нем чертежную доску и папки. «Здесь ты останешься! — воскликнул во мне внутренний голос. — Даже если придется отказаться от своего пола и прясть пряжу для этой Омфалы».[19] Тем временем пение и игра на рояле умолкли, и я услышал, как кухарка со смехом рассказывает обо мне. Я еще не успел сочинить жалостливую речь, как дверь отворилась и вошла женщина с папильотками в густых черных волосах и с такими осанкой и выражением лица, что я сразу догадался, что она еще помнит театральные подмостки. Уверяю вас, она была даже недурна. Несколько полновата, нос, на мой взгляд, чуть курносый, но тем не менее она хорошо сохранилась. Прибавьте к этому портрету огромные черные глаза как… но вы сами можете подобрать подходящее сравнение, вы ведь поэт.

Я сразу оценил все достоинства и недостатки этой дамы, но на фоне прекрасного стола она показалась мне обворожительной. Думаю, ни разу в жизни я не был так красноречив на неродном мне языке, как тогда, стараясь победить ее предубеждение против мужчин. Я сказал: «Хотя я,