Избранные произведения - Пауль Хейзе

— Итак, — сказал Адам, — через восемь дней вы сыграете пьесу, а на следующий день я получу деньги. Да благословит нас Пресвятая Дева! Не буду терять ни минуты и сразу же примусь за работу.

С этими словами он ушел, бормоча под нос по своему обыкновению что-то вроде: «Они еще обо мне узнают!»

Прошло восемь дней. Как-то после полудня Марион с бледным лицом и заплаканными глазами сидела в комнате и перелистывала рукописи. Она даже не слышала, как отворилась дверь и в комнату вошла ее подружка. Лишь когда та окликнула Марион, она вздрогнула и оглянулась.

— Добрый день, Перетта, — сказала она. — Что привело тебя сюда?

— А почему ты сидишь дома и плачешь, Марион? — живо спросила девушка. — Почему не идешь в «Три лилии», где сегодня приезжие актеры играют новую пьесу твоего мужа? Вот так жена! Да я побежала бы первой, если бы у меня был муж, ради которого во дворе трактира собралось полгорода. Пойдем же! Зачем ты перечитываешь эти старые стихи, которые Адам посвятил тебе? Ты же наизусть их знаешь, как молитвы.

Несчастная женщина горько заплакала.

— Разве ты не знаешь, — проговорила она, — и разве не говорит весь город о том, что Адам хочет бросить меня и уехать в Париж?

— Глупышка, — пожурила ее Перетта, — ну что ты выдумываешь?

— Он сам мне об этом объявил и с тех пор даже не ест дома, возвращается совсем поздно и спит отдельно.

— Разумеется, у него же было полно работы над спектаклем, да и вообще, Марион, у мужчин вечно какие-то причуды, только бы нас помучить. Бог с ним, не принимай все так близко к сердцу. Ну-ка вытри глазки и пойдем на представление. Что подумает твой муж, если ты не удосужишься посмотреть его новую пьесу?

Так, утешая и браня, Перетта повела печальную Марион к «Трем лилиям». Около кабачка уже было многолюдно и шумно. Горожане сидели на скамейках во дворе, окна в боковых флигелях были переделаны в ложи для местной знати, а сцену устроили в конце двора в сарае, массивные ворота которого были сняты с петель. Марион с Переттой появились в тот момент, когда на сцену вышла Аварития,[14] прочитавшая пролог, в котором заверила богачей города в своем покровительстве.

Для красоток не осталось местечка ни во дворе, ни в одном из окон. Однако Перетта не смутилась, пробравшись между соседними постройками, она вместе с Марион очутилась около самого сарая. Подруги пристроились за большим льняным полотном, закрывавшим сцену сбоку, и прильнули к щелке. Ожидавшие своего выхода актеры пытались заигрывать с прелестными зрительницами. Марион не обращала на это никакого внимания, увлеченно глядя на сцену. А Перетта время от времени строила им милые гримаски.

Тем временем на сцене появился Адам (не подозревая, что на него смотрит жена) в обычной одежде, видимо, изображая самого себя. В изящных стихах он принялся жаловаться на судьбу: он-де хочет поехать в Париж, но у него нет ни гроша, а баснословно богатый дядя — один из самых упрямых скупцов на свете — наотрез отказывается ему помочь. На сцену выходит доктор, у которого Адам спрашивает, можно ли излечить жадность, поскольку он знает одного превосходного пациента. Доктор в ученых выражениях перечисляет всевозможные симптомы жадности, попутно объясняя, какие из них поддаются лечению, а какие — нет. Что касается дяди Адама, то врач обещает исцелить его. И тут появляется третий персонаж, всем своим видом и манерами до того похожий на дядю Адама, что зрители не могли вдоволь насмеяться. Доктор подходит к этому почтенному господину, вежливо щупает его пульс, просит показать язык, расспрашивает о том и сем и под конец напрямую осведомляется о симптомах мучающей его жадности. Разгневанный богач бранит негодного племянника и объясняет зрителям, что не хочет давать денег потому, что тот недавно отпраздновал свадьбу, а теперь собирается бросить жену, хотя весь Аррас знает, что она — воплощение всех добродетелей и к тому же писаная красавица.

Марион слушала пьесу с растущим беспокойством, ведь на ее глазах прилюдно обсуждались все ее домашние неурядицы. Она была не в состоянии оценить изящество стихов и веселые шутки, которыми наслаждались зрители. Забыв обо всем на свете, она со страхом внимала обвинению, которое супруг выдвигал против нее. В ответ на дядины упреки он сухо заявил, что красавица-жена — это не предел мечтаний, и ротик Марион больше подходит для поцелуев, нежели для искусных бесед, однако поцелуи еще никого не сделали умнее. Но когда Адам сказал, что готов подарить две кроны тому, кто вспомнит хоть одну шутку, услышанную из уст Марион, бедная женщина была не в силах дольше оставаться за кулисами. Вся пылая, она выскочила на сцену и с возмущенным взглядом остановилась перед обидчиком.

— Как же тебе не совестно, Адам! — закричала она. — Как не стыдно говорить такое о собственной жене перед всем городом? Да если бы ты меня хоть чуточку любил, то никогда бы не посмел произнести подобное. Скажи, неужели я это заслужила? Разве я хоть раз тебя огорчила, разве я не угадывала все твои желания? А ты злословишь обо мне на глазах всего Арраса!

Свои торопливые причитания она то и дело сопровождала всхлипами. Поначалу зрители думали, что так и положено по пьесе, и некоторые хохотали во всю — ведь всегда найдутся люди, готовые потешаться над несчастьями соседей. Но когда стало понятно, что это настоящая Марион, даже самые веселые перестали смеяться и удивленно уставились на сцену. Хотя Адама весьма изумил такой поворот событий, но он быстро нашелся и непринужденно закричал:

— Добрые сограждане, это не предусмотрено сценарием. Женщина самовольно появилась на сцене, но она не из актерской труппы. Убедительно прошу убрать ее. Вы же слышите, она даже не говорит стихами, подобно другим персонажам, представляющим вашему почтенному вниманию эту необычную пьесу.

С этими словами он взял Марион под локоток, пытаясь увести ее со сцены. Однако она вырвалась и, ободренная советами публики, что должна остаться и разобраться во всем до конца, заявила:

— Я желаю доказать вам, уважаемые господа, что со мной обошлись несправедливо. Да, я молчалива от природы, но такой ли уж это большой недостаток, что я не болтаю ненужной чепухи, а слушаю речи моего мужа?

— Марион права! Да здравствует Марион! Пусть продолжает! — весело закричали зрители.

— Так вот, — она становилась все красноречивей, — если я не гожусь для сцены, потому что не говорю в рифму, — пожалуйста, я знаю немало прекрасных стихотворений. Их посвятил мне мой муж еще