Белая обитель - Валерий Рыжков

Они выкурили по сигарете и вышли из ординаторской.

В ординаторскую вошли главная и старшая медицинская сестра отделения и еще один из заместителей главного врача по технике безопасности.

– Как тут накурено, – поморщилась главная медсестра.

Заместитель главного врача Птицин, не церемонясь, с военной выправкой, прошелся по ординаторской и увидел папку по техбезопасности.

– Возьму-ка на проверку, почитаю на досуге, как выполняются инструкции врачами отделения, а то газетки читать наскучило, вы передайте ответственному Горячеву, что я сегодня верну, – попросил вежливо Птицин.

– Неужели у вас есть время читать эту белиберду? – главная медсестра нечаянно прижалась своим пышным бюстом к Птицину.

– Положение обязывает, а инструкция предписывает о контроле документов нашего учреждения, – отрапортовал Птицин.

Через полчаса Вечерский обнаружил пропажу папки. Потер потный лоб. Открыл ящик стола – там было пусто. Подошел Зимин, за ним следом Седов.

– У меня пропала папка с черновым сценарием нашего «капустника», – произнес глухо Вечерский.

– Не расстраивайся, вернут папку, да и так все помнят свои роли.

– Смотря в чьи руки попадется эта папка. Для некоторых это покажется компроматом.

– Так кто взять может без разрешения? – возмутился Зимин.

– У нас могу-у-т не взять, а изъять, – растягивая слова, произнес интерн.

– Теперь надо узнать, в чьих она руках, – проговорил тяжело Вечерский.

– Не иголка, отыщется.

– Или рванет как мина замедленного действия!

– Тогда не замедлит себя ждать, рванет, все равно капустник завтра, так что соперники опоздали, лавры наши, аплодисменты ваши, ну а девушки потом, – смеясь, произнес Седов.

– Шутник ты, Николай Третий, – процедил Вечерский. – Жизни не знаешь. Лаптем щи не хлебал. Я до этого места путь прошел от…

– Слышал, от сельского врача до… Как вы мне все тут надоели за год интернатуры, меня все учат от санитарки бабушки Зины до главного врача.

– Еще долго будут учить, так что не расстраивайся, ты только начинаешь входить в медицину и не знаешь, что у тебя должны быть руки и сердце чистые, как белый халат, – саркастически произнес Вечерский.

– Как белый халат? Что остается от доктора через двадцать лет – ничего, в лучшем случае – ветеран труда при выходе на пенсию.

– Разминка закончена, – произнес Горячев, стремительно вошедший в ординаторскую. – Всех вас, господа, во главе со мной вызывают в шестнадцать ноль-ноль в кабинет главного врача на местком.

– На ковер! За что? – вопросительно протянул Седов.

– Докапустничались! Пирожники. – Горячев развернулся и вышел.

– Мина сработала замечательнейшим образом, – тихо произнес Вечерский.

– Получается, что мы сами на ней подорвались, – грустно заметил Седов.

– Не бойся! У нас трансплантология на самом высоком уровне – любой поврежденный орган заменят безвозмездно в качестве научного эксперимента.

Вечерский хладнокровно посмотрел на часы.

– Осталось пятнадцать минут – можно и стакан чаю, как говорит Словин.

Глава 5

Кабинет главного врача состоял из четырех комнат: приемной с секретаршей, которая больше ведала подковерной канцелярией и знала все слухи по больнице, в большом кабинете стоял огромный дубовый стол с тринадцатью резными стульями и картинами северных пейзажей, дальше – комната отдыха и малый кабинет.

Секретарша Роза Карловна, отяжелевшая годами на аппаратной работе, с очками на переносице, на этот раз врачей отделения приветствовала настороженно и неприветливо.

– Что вы там ещё натворили? – она въедливо смотрела на Николая Седова. – Я вас всегда предупреждала, что вы добром не кончите своими шуточками.

Это больше относилось к врачу-интерну Седову, который имел обыкновение подшучивать над канцелярскими неточностями в приказах администрации. Она, как старшина роты, пристально оглядела внешний вид врачей и по селектору доложила главному, что все фигуранты происшествия прибыли. Он попросил её зайти в большой кабинет, она встала, выгнув подобострастно спину, взяла чистые листы бумаги и прошла вовнутрь, как нырнув в омут, плотно притворив за собой двойные двери, обитые кожей. В приемной потянуло сыростью.

Через три минуты она всех пригласила в зал.

За большим столом восседал местный комитет: заместитель главного врача Сергей Сергеевич, председатель местного комитета жена известного авторитетного чиновника Татьяна Юльевна, по вопросам соцкультбыта – уролог Игорь Петрович, и во главе стола, не поднимая головы, сидел главный врач Чернов, в прошлом несостоявшийся санитарный врач. Вести собрание захотела вездесущая Роза Карловна, но главный врач удалил ее из зала.

Когда врачи расселись по другую сторону стола по ранжиру: Горячев, Зимин, Вечерский, Седов – наступила тягостная тишина.

– Начинайте! – подал команду Чернов.

Сергей Сергеевич грузно привстал, потом сел и, тяжело ворочая языком, скрипуче начал говорить, с каждым словом набирая громкость в голосе, сильно жестикулируя руками.

– Уважаемый главный врач, уважаемые коллеги, уважаемый местком, мы собрались с вами по нехорошему случаю. Вот видите, что я держу в руках, – он показал злополучную папку, которую тут же узнал Вечерский, – в этой папке не инструкции по противопожарной и техбезопасности, а сценарий водевиля «Счастье и безумие одного дня». Замечательно читать эти записки из психоневрологического отделения в чеховские времена, но не в наше время высоких технологий. Это идеологическая диверсия.

– Если вы про номер для капустника, – запальчиво произнес Седов. – То вы не правы!

– Вы еще молодой. Или вы автор этого опуса, господин Булгаков-Чехов? – повысив тон в голосе, произнес Сергей Сергеевич.

– Не-э-я, – в замешательстве промямлил Седов. – Но я ничего не нахожу там диверсионного. Это написано про вымышленное нехорошее место. Наша сцена не за железным занавесом.

– Опять передергиваете. Так вам все хочется вывернуть наружу. Это что за наклонности у врача – обнажать непристойные стороны нашей неплохой в целом жизни? Как вы поступили в такой вуз, как медицинский, где руки и сердце…

– Сегодня я об этом слышу второй раз, – пробубнил сникший Седов, – и от разных людей, и звучит это несколько по-иному, хотя слова те же, а смыл совсем другой.

– Оставьте, Седов, свои рассуждения при себе.

– Ближе к делу, – тихо, с металлическим оттенком, произнес Чернов.

– В этой комедии показан Фамусов, известный широкой общественности по школьной программе. Только у него теперь профессия дантист. Дочь почему-то у него девушка без определенного рода занятий. По вашей версии получается, что Фамусов покупает на толкучке в Ливерпуле английское овечье манто, как будто у нас нет дубленок. Адибасовы кроссовки на доллары приобретает в Стамбуле, вы бросаете тень подозрений на всех врачей, которые не получают гонорар в долларах.

– Про доллары, конечно, автор загнул, тут деревянных рублей не сосчитать, – иронично сказал Игорь Петрович.

– Я думаю, к прениям мы перейдем после доклада, – прервал Сергей Сергеевич коллегу, – тут не до шуток, тут задеты самые глубокие чувства, моральный кодекс врача.

– Слишком высокопарно! – возразил Игорь Петрович.

– Чацкий, тоже небезызвестный вам герой, приехал в отпуск в телогрейке из Череповца, он что, костюма не мог там приобрести и приехать на свидание с любимой девушкой Софьей, наверное, еще руки просить приехал? Хорош будущий зять! Только что с него взять.

– Откуда приехал? Из Сиднея? – переспросила Татьяна Юльевна.

– Из Череповца, Татьяна Юльевна, это немного левее. Там он работает врачом. Он там и хирург, и терапевт, и педиатр. И зарплата у него там, как заплата. На телогрейку ему только и хватило.

– Наверно, все пропил и теперь бьет баклуши, – подхватила Татьяна Юльевна.

– Мало того, там изображен начальник хозяйственной службы Скалозуб, он и заведующий гаражом, так что тут плохого, если человек справляется со своими обязанностями?

На этом месте прочтения сценария Сергей Сергеевич раскраснелся, и вены вздулись на его шее.

– Так получается, что ваш Скалозуб не по средствам живет, что ворует и краденым торгует, что у него одно демисезонное пальто, одни штаны и шапка, квартира, дача, «Джип» и «Мерседес» – одни и бывшая жена, которой подавай евро, доллары и рубли.

Члены месткома переглянулись, Игорь Петрович нагло ухмылялся на определенное автобиографическое сравнение Сергея Сергеевича.

– Игорь Петрович, не ухмыляйтесь, тут и про вас пословица есть. В этой комедии все подлецы. Молчалин, дантист, с характеристикой, что кругл, подл, смесь амура и наглеца.

– Я думал, он – уролог! – воскликнул Игорь Петрович.

– Нет, он дантист, но это, в сущности, не меняет портрет.

– Он достает мосты, коронки, съемные протезы.